Михаил Успенский - Приключения Жихаря
– Говорил же я тебе, старому дураку, – не пропадет! – сказал Дрозд Коту. – После нашей–то науки!
– И я тебе, старому дураку, то же самое толковал! – промурлыкал Кот. Он потерся об Жихаря спиной и разразился хриплым мявом, означавшим не то смех, не то плач.
Порадовавшись встрече и всплакнув, разбойные деды принялись наперебой жаловаться богатырю, что здесь, у Полелюя, им не дают развернуться во всю ширь молодецкую, что проклятый староста загубил за их же деньги ихнюю вольную волюшку, оставив только горькую долюшку…
– У них и зелено вино какое–то сухое, – пожаловался Дрозд. – Мочишь, мочишь горло, а промочить никак не можешь. Налицо явные хищения общественной собственности в особо крупных размерах, совершаемые группой лиц по предварительному сговору с особой жестокостью…
– При отягчающих обстоятельствах! – сказал Кот, но вдруг замолк, потому что внизу по всему терему пошел какой–то странный гул, от которого заложило уши.
– Это еще что? – встревожился богатырь.
– Это Соловей Одихмантьевич, – сказал Дрозд. – Весна же – он свистеть начинает, Соловьиху манить. Да где теперь та Соловьиха, кто ей целует пальцы? Неужто найдется такой придурок?
– И зубы уже не свои, – добавил Кот. – Вот настоящего свисту и не получается. А то бы он им нащепал лучины!
– Так Соловей до сих пор жив?
– Чего ж ему сделается? Выбитое око заткнул соломой, окосицу прикрыл бляхой из металла желтого цвета – и живет себе. Конечно, на семи–то дубах ему было просторнее, зато здесь никто не тронет. Экстрадикции не подлежит: отсюда выдачи нет! – вздохнул Дрозд, упомянув единственное тутошнее утешение.
Впрочем, не единственное: Жихарь отворил голубятню, стал вытаскивать птиц по одной и подбрасывать в воздух. Кот схватил шест с привязанной к нему алой тряпкой и начал, шипя от боли в суставах, размахивать им в воздухе.
Дрозд засвистел – но тоже не так лихо, как прежде, и богатырю пришлось помогать.
Побаловав престарелых лиходеев любимым зрелищем и подождав, покуда голуби, накружившись вольно в ясном небе, вернутся на дармовую жратву, он задвинул засов и сказал:
– Не горюйте, Кот и Дрозд! Вы меня в беспомощности не покинули, и я вас не оставлю, заберу к себе в Столенград!
– Что та, что ты! – замахали руками разбойники. – Нас же там сразу признают и повесят!
– А вот и нет! – Жихарь гордо вскинул голову. – Во–первых, у нас в Многоборье нынче торжествует закон – моей же, кстати, супругой составленный. И в том законе для таких, как вы, есть понятие срока давности… Во–вторых, я теперь князь – что хочу, то и ворочу! А в–третьих, у меня скоро появится сын, тоже богатырь. Не бабам же его воспитывать!
– Не бабам! – дружно воскликнули старики. – Может и сын героем стать, если отец герой!
– До поры Полелюю ни слова, и вообще – никому, – предупредил Жихарь. – Давайте–ка сядем сюда, в тень, и поговорим. Мне у вас много о чем нужно спросить…
– Нам бы лучше на солнышко, – попросили Кот и Дрозд, и богатырь их уважил.
Жихарь в чердачное окно велел принести вина и лучшей закуски. Полелюй, в надежде на богатую награду, подавал сам, на подносе с чистым полотенцем. Он хотел было присоседиться к собранию на крыше, но богатырь вежливо, хоть и убедительно, попросил его ступать вниз, приглядеть за ярмаркой.
– Ну, отцы мои, – сказал он, когда старики угостились, – настал, хоть и с запозданием, час рассказать вам, где вы меня нашли и при каких обстоятельствах.
– Мы, нижеподписавшиеся, – привычно, как на допросе, забубнил Дрозд, – выйдя из рабочего помещения по естественным надобностям, услышали странные звуки и после тщательного осмотра места происшествия обнаружили…
– Да брось ты, дядюшка Дрозд! Говори свободно, нас туг никто не услышит. Я вот сейчас лестницу вытащу на всякий случай…
Решение было правильное: вытаскивая лестницу, богатырь стряхнул с нее Полелюева наушника из здешних постояльцев.
– Теперь говорите!
– Значит, так: мороз крепчал… – начал Дрозд.
– Дождь лил как из ведра, – добавил Кот.
– При полуденном солнышке…
– Как раз в полнолуние…
– Ясным ли днем…
– Темной ли ночкою…
– Светало…
– Смеркалось…
Словом, выяснилось, что ни времени года, ни времени дня старички припомнить не могут. Ладно, хоть кое–что у них в головах осталось!
– Только портки натянул, смотрю – лежит передо мной изукрашенная колыбелька!
– Почему лежит? Она же по ручью плыла, за куст зацепилась!
– Сам ты куст, котяра! Как же она могла плыть, коли была железная?
– Это у меня терпение железное – тебя переносить! Она же внутри пустая – вот и плыла!
– Голова твоя внутри пустая! Лежала колыбелька на тропе! Чтобы мы случайно мимо не прошли!
– Постойте, отцы! – не выдержал богатырь, норовя ухватить тайну хотя бы за хвостик. – Объясните подробно, что за колыбелька такая была?
– Обычная колыбелька, плетеная…
– Ну да! Плетеная, только из железных прутьев! Иначе как бы мы ее потом продали кузнецу?
– Не кузнецу, а старьевщику! А плашку из металла желтого цвета уже много позже прогуляли!
– Стой! – поднял руку Жихарь. – Какую такую плашку?
Разбойники недоуменно поглядели на него.
– Вестимо какую, – сказал Кот. – Ту самую, которую твой батюшка, должно быть, выковал и надписал…
– А матушка, должно быть, слезыньками полила, – уточнил Дрозд и пальцами показал, какого размера и толщины была плашка.
– Как же вы… эти… как посмели ее прогулять? – вскричал Жихарь, чуя, что хвостик тайны выскальзывает из рук, словно намыленный.
– Сам посуди – она ведь из металла желтого цвета, слыханное ли дело было не прогулять ее? Да и тебе молочко требовалось, – сказал Кот и даже облизнулся. – Молочко же в те времена было дорогое…
– А семечки еще дороже, – подтвердил Дрозд.
– Ну вы, блин поминальный, распорядились, – безнадежно сказал богатырь. – Ведь за такой кусок золота меня в этом молоке утопить можно было!
– Да мы и так тебя в нем чуть не утопили, – захихикал Дрозд. – Мы ведь не свычны были с младенцами обращаться…
– А семечками чуть не задавили, – сказал Жихарь. – Понятно. Что за знаки были на пластинке? Уж не рыцарский ли герб?
– Не было там ни герба, ни клеима. Только знаки. Нам их плешивый неклюд растолковал в кабаке, когда мы от плашки только один кусочек и потратили, – сказал Кот. – Ма–ахонь–кий такой кусочек… Всего ничего…
– Что же он вам растолковал?!! – заорал богатырь так, что лихие старцы втянули седые головы в плечи.
Потом Кот кое–как вытянул голову вверх, чтобы обрести возможность пожать плечами.
– Да ничего особенного… Может ты, Дрозд, помнишь? – с надеждой взглянул он на сообщника.
– А что я? – удивился Дрозд. – Я что – моложе тебя?
– Лучше бы вы меня тогда убили, чем сейчас жилы тянуть, – сквозь зубы сказал Жихарь.
– Успокойся, – сказал Дрозд. – Ничего особенного там и не было написано – так, дрянь всякая. Что–то про могучего владыку, про единственного наследника… Да не убивайся – неизвестно ведь, что за владыка, из какой страны…
– Не из страны, а из планеты, – поправил Кот. – Как сейчас помню – планета Криптон. Сколько я потом на небо глаза пучил – никакого Криптона там нету…
– Еще бы ты видел! – с презрением сказал Дрозд. – Там ведь ясно было написано, что рассыпалась планета эта самая, Криптон, в мелкие дребезги, потому Жихарку и отправили сюда, чтобы уберечь… Слушай, Кот, может, та бабка чего знает?
– Какая еще бабка? – простонал богатырь.
– А та самая бабка, – сказал Кот, – которая тебя под видом лечения собиралась в печке зажарить и съесть… Вот она–то, к слову, и могла кое–что знать, она эту плашку даже пробовала украсть, но мы ее берегли пуще глаза… А бабка после своего злодейства, должно быть, убежала за Зимние Горы.
– Спасибо, что сберегли, – сказал Жихарь и даже поклонился. – А кроме плашки было там что–нибудь такое, чего вы пропить не смогли?
– Было, конечно, – сказал Кот. – Была пеленка твоя. Тебя же не голяком туда запихали. И одеяльце было атласное, мы тебя им укрывали, покуда не истлело…
– А на пеленке–то, – сказал Жихарь, с трудом удерживаясь от побоев, – на пеленке–то не было ли чего вышито? У знатных подкидышей всегда на пеленке вышивают чего–нибудь, чтобы потом при случае найти и возвеличить!
– Не помню, – сказал Дрозд. – Да если хочешь – сам посмотри…
– Что–о? Так она у вас сохранилась? Побежали вниз, покажите мне ее сейчас же!
– Некуда бежать, – удержал его Кот. – Тут она, на голубятне. Мы здесь все свои личные вещи храним, потому что сюда никто, кроме нас, забраться не в силах…
