Рон Хаббард - Во мраке бытия
— А потом не принялась ли она поглаживать вот так свое тело? Ты ведь наверняка запомнил это, красавчик? О, я же говорю, что, за ней нужно все замечать, иначе и не поймешь, на какие хитрости пускается эта Миртли! А потом разве она не протянула жалобно к тебе руки и не принялась ли уверять, будто одинока, брошена всеми, что ей так нужна ласка и…
— Саманта, — сказал Хеллер, — ну-ка, сейчас же вылезай из постели и иди сюда.
— О, красавчик, — промурлыкала она, — ты наверняка хочешь, чтобы я встала и стояла так, пока ты…
И тут снова начались помехи. Ну что ж, больше мне и не очень-то нужно было смотреть. И без того было ясно, что Хеллер относится к числу тех извращенцев, которые требуют каких-то изощренных поз. И какого черта этот (…) таксист не торопится доставить сюда поскорее Ютанк? Кипя от возмущения, я отправился звонить ему. Он ведь даже представить себе не может, на какие страдания обрекает своего начальника. Я дозванивался к нему довольно продолжительное время, но так и не поймал его ни по одному из имеющихся у меня телефонных номеров. Я побродил немного по двору, убивая время, а потом приказал подавать обед. Меня ужасно раздражал способ Хеллера готовиться к уроку наслаждения природой. Как смел он из своего мрачного логова разврата и греха выбраться в ясный, залитый ласковым солнцем мир и при этом не испытывать злейших угрызений совести? — вот чего я никак не мог понять! Когда я представлял себе Хеллера рядом с чистыми и неискушенными детьми из колледжа и обаятельнейшей и милой мисс Симмонс, у меня внутри все переворачивалось. Но все же меня не оставляла уверенность, что на мисс Симмонс я могу твердо рассчитывать.
Глава 5Первое занятие по восхищению природой должно было, повидимому, проходить в парке Объединенных Наций между Сорок второй и Сорок восьмой улицами, на лужайках, примыкающих к берегу реки — всего в нескольких кварталах от того места, где жил Хеллер.
Стоял мягкий и красивый сентябрьский день — трава и деревья были изумрудными, а вода и небо — нежно-голубыми. Огромное здание Секретариата вздымало свой белый корпус за зданием Генеральной Ассамблеи и залом заседаний. Часть группы собралась в точно назначенное время подле статуи, символизирующей собою мир. Это были типичные ребята — студенты колледжа, одетые преимущественно в джинсы и грубые куртки, некоторые из них в очках, многие без очков, были среди них и полные, и худые. Хеллер окинул взглядом собравшихся. Было очевидно, что они еще не успели перезнакомиться друг с другом, так как общих разговоров не возникало. Никто не заговаривал и с Хеллером. Еще в зеркалах лифта я заметил, что Хеллер был в сшитых явно на заказ очень элегантных джинсах, бейсбольной шапочке и неизменных бейсбольных туфлях с шипами. В скромной и простой студенческой компании он выделялся более аккуратной и дорогой одеждой, если не считать обуви и головного убора. Кроме того, он был заметно выше всех остальных. А еще у него была шикарная сумка на длинном ремне, накинутом на плечо, тогда как остальные имели сумки попроще, а то и просто пакеты. Одним словом, вольно или невольно, но Хеллер привлекал взгляды, особенно — девичьи. Постепенно собрались и остальные члены группы. В конце-концов их набралось человек тридцать. И вот наконец на сцене появилась мисс Симмонс. Она приближалась твердой целенаправленной походкой. На ней были альпинистские ботинки на толстой подошве и, несмотря на довольно жаркий день, толстая юбка из твида и такой же жакет. Рука ее вооружена была дорожной палкой, которая смахивала скорее на дубину. Темно-русые волосы были гладко зачесаны назад и упрятаны под узкополую охотничью шляпу. Подойдя к группе, она остановилась, сдвинула на лоб очки в роговой оправе и внимательно оглядела каждого из присутствующих. Когда очередь дошла до Хеллера, она немедленно опустила очки на нос. О, это наверняка было добрым знаком. Нет, не зря я чувствовал такое доверие к мисс Симмонс. Я твердо знал, что пусть рушится вокруг мир, но мисс Симмонс сумеет остановить Хеллера на его пути к успеху. А первые же ее слова только укрепили меня в этой уверенности.
— Ах, вы все-таки здесь, Уистер, — сказала она перед всей группой. — Ну и как же себя чувствует теперь наш юный Эйнштейн?
Побаливает головка от усиленных занятий? Слышала, что, воспользовавшись знакомством и связями, вы сумели вчера освободиться от многих занятий. Ну что же, не особенно радуйтесь, вы еще не прошли сквозь все преграды из колючей проволоки, Уистер. Война, которую вы так нежно любите, еще по-настоящему и не начиналась!
Она снова подняла очки на лоб, чтобы лучше видеть собравшихся, и обратилась ко всей группе:
— Здравствуйте, надежда страны. Я всегда начинаю занятия по курсу восхищения природой здесь, с посещения именно этого парка при здании Объединенных Наций. Организация Объединенных Наций была создана в тысяча девятьсот сорок пятом году, с тем чтобы предотвратить развязывание новой войны и особенно — атомной. А потом эта светлая мечта была похоронена в этом белом мавзолее. Весьма примечательно с исторической точки зрения то, что как раз в этой части Манхэттена в прошлом размещались бойни. Это может показаться весьма символическим совпадением. Организация Объединенных Наций — эта могила, в которой похоронены самые светлые надежды и чаяния человечества, — сосредоточила в своих руках деньги, авторитет и власть! И жадные, эгоистичные и преследующие только свои личные цели люди, просиживающие в этой могиле день за днем, год за годом, заняты исключительно тем, что придумывают самые различные способы уклонения от выполнения своего основного долга, долга, в верности которому они клялись самыми торжественными клятвами. Если бы этим жадным хищникам, этим аморальным типам дали волю, они бы уже давно разнесли в клочья весь мир в угоду термоядерной реакции и вообще реакций как таковой! Уистер, вам следует обратить особое внимание на эти слова!
Она осуждающе глянула на него сквозь очки. Потом снова подняла их на лоб и торжественно обратилась к группе:
— Вот почему курс наших лекций мы всегда начинаем с того, что могло бы стать, но так и не стало Организацией Объединенных Наций. Вам следует осознать одно — все живое, что вы увидите вокруг в ходе наших занятий, вскоре будет уничтожено навсегда — убитое безразличием, пренебрежением долгом, нерешительностью, тайными сговорами и просто подлой трусостью Организации Объединенных Наций. Уистер, куда это вы смотрите?
— Трава здесь растет очень хорошо, — сказал Хеллер, — хотя по ней и ходят. Но она бы росла еще лучше, если бы вода, которая используется для полива, не была бы хлорированной.
— Вы должны быть внимательнее, Уистер, — сурово одернула его мисс Симмонс. — Мы здесь учимся восхищаться природой, а не тому, как использовать ядовитые газы. А теперь внимание всем! И постарайтесь получше запомнить те важные данные, которые я буду приводить в своей лекции. Видите вон ту группу мужчин? Я хочу, чтобы вы обратили внимание на самодовольное, самоуверенно-счастливое выражение на их безумных лицах — все это сотрудники аппарата ООН, которые бездельничают здесь, в этом парке.
— На их голубых с золотом фуражках написано: «Американский легион, Де-Мойн, штат Айова», — сказал Хеллер, видимо, желая продемонстрировать отличное зрение.
Однако мисс Симмонс проигнорировала его слова. И поделом!
— Так что вы должны отметить царящую здесь атмосферу всеобщей безответственности, что не может не вызывать справедливого ужаса и отвращения у каждого сознательного гражданина. Если бы только эти люди надлежащим образом выполняли возложенные на них обязанности… Уистер, на что это вы сейчас смотрите?
— Я смотрю на листья, — ответил Хеллер. — Что ни говори, но деревья все-таки держатся молодцом в этой атмосфере, насыщенной выхлопными газами и вредными испарениями с реки. Только мне кажется, что почва здесь здорово истощена и следовало бы добавить в нее минеральных удобрений.
— Вы лучше бы побольше внимания уделяли лекции! — прикрикнула на него мисс Симмонс. — Итак, если бы ООН выполняла возложенные на нее обязанности, то мы раз и навсегда покончили бы с самоубийственной, как у леммингов, манией саморазрушения.
— А кто это, лемминги?
— Это злобные и хищные крысы, которые ежегодно в огромных количествах бросаются в море, совершая тем самым массовые самоубийства, — любезно пояснила мисс Симмонс. — О, если бы только ооновцы пожелали, то в едином порыве встали бы со своих удобных кресел в зале заседаний и дружно, суровыми голосами воскликнули: «Смерть империалистическим поджигателям войны!» Уистер, ради всего святого, что теперь отвлекает ваше внимание?
На бетонном парапете набережной лежали три чайки. Лапы их увязли в мазушо-смоляной жиже, разлитой по бетону. Две птицы были уже мертвы, а третья, несмотря на увязшие лапы и перепачканные нефтью перья, все еще делала слабые попытки высвободиться.
