Никогда не было, но вот опять. Попал (СИ) - Борков Алексей Николаевич
Петь песни Высоцкого и других авторов у меня тоже не получится. Мало того что говорю с трудом, хриплю почище Владимира Семеновича, так еще медведь на ухо наступил. Нет когда поет кто-то другой, я прекрасно слышу фальшивые нотки. Но когда пытаюсь петь сам, то фальшивлю безбожно. Выходит, медведь не на ухо наступил, а на язык.
Заняться литературой? Жутко муторное дело. Во первых дословно не помню ничего, а это значит что нужно все придумывать заново. Будь у меня как у нормального попаденца хотя бы ноут завалящий, тогда попробовать набивать текст в «Ворде» конечно, можно было бы. А елозить перышком, макая его в чернильницу да еще при этом морщить мозг, напрягая чахлые извилины; нет уж, увольте.
А вот тему спекуляции зерном надо обмусолить. Читал, что в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов 19 века неурожай был в европейской части империи и на Урале, а на Алтае как раз наоборот; хлеба нарастет до фига, и барнаульские купцы изрядно наварятся на этом деле. Скупать зерно будут по 25–30 копеек пуд, продавать в Тюмени или Тобольске по 1рублю 70 копеек. Если отминусовать издержки по транспортировке, то за сезон можно утроить капитал. И такая лафа будет продолжаться года три.
Дело верное, но есть тут маленький нюанс: сначала этот первоначальный капитал надо где-то раздобыть. Как завещал один из первых наших долларовых миллионеров товарищ Стерлигов: чтобы заработать миллиард нужно, для начала украсть пару миллионов и никак иначе. А вот с этим засада! Я бы пожалуй и украл тысчонку другую, только у кого? У местных «олигархов» наверное не найдется нужной суммы наличными, да и попробуй укради у них, сами ограбят кого угодно. Банк грабануть что ли? Непростое это дело, да и где искать те банки? В Барнауле вроде банков никаких пока нет, да и в Бийске тоже. Остается одно. Золото! Видимо от этой темы не отвертеться. Но заняться этим мне удастся в лучшем случае через год, а скорее всего через два года. А значит готовиться надо и готовиться серьезно без дураков.
Между тем, Ленька как-то очень быстро обучился грамоте, читает и пишет вполне уверенно. Вместе с ним и я освоился с современным алфавитом, уже не раздражают: ни шрифт, ни яти с фитой, ни твердый знак в конце некоторых слов. Да и вообще, странное явление я заметил: вроде сближаемся мы с ним. Он взрослеет стремительно, а я также быстро молодею; ну в смысле вполне хорошо себя начинаю чувствовать в обществе деревенских малолеток. А может мы постепенно сливаемся в единую личность или, что-то подобное происходит. Ладно, поживем увидим что да как.
С моей подачи Ленька с Архипкой принялись ладить арбалеты или как они их называли, самострелы. А подвигло на эту инновацию, желание подстрелить здоровенного глухаря. Он напугал, вылетевши буквально у них из под ног, когда, они в очередной раз топали на Ведьмин Омут; уж больно крупные караси водились там.
Конечно, у деда было ружье, но этот карамультук с восьмигранным стволом и массивным прикладом весил, наверное, как ручной пулемет, заряжался с дула, выстрел производился с помощью капсюля (местные называли его пистоном), который перед выстрелом надевался на запальную трубку. Я сильно подозревал, что ствол этот был переделан из кремневки или того хуже из фитильного ружья. Стрелять из такого тот еще геморрой. Хотя дед из него стрелял и неудобств не испытывал. Даже на медведя с этим раритетом хаживал. Ну то дед. Думаю, что с небольшим медведем он бы и без ружья справился. Ленька же с трудом поднимал эту дуру, о стрельбе даже и речи не могло идти.
Поэтому арбалету не было альтернативы, тем более, что кроме глухарей, которые встречались довольно редко, в окрестностях села было много рябчиков, вот на них-то охотиться с арбалетом было вполне реально.
Но изготовление девайса, неожиданно для меня, оказалось под угрозой. У деда не нашлось необходимого обрезка доски. Досок не было и у Назаровых, то есть свободных не было, хотя крыши подавляющего большинства домов были покрыты, но как выяснилось, увы, не досками — тёсом они были покрыты. То есть доски не пилились, а вытесывались из бревен.
К слову сказать, прогресс дошел и до Сосновки. Жабин, оказывается, завел лесопилку. Я пошел посмотреть. Как говорил мультяшный ослик Иа: «Душераздирающее зрелище». Два мужика, один наверху другой внизу, терзали длинной, широкой и, по всему видать, тяжелой пилой не слишком толстое бревно. Нижний тянул пилу на себя, совершая рабочий ход, получая в морду заряд опилок, верхний вытягивал пилу вверх и следил, чтобы она не уходила с прочерченной углем линии.
Я, конечно, мало понимаю в обработке древесины, но данная технология вряд ли намного ускорила изготовление досок. Вытесывать доски куда комфортнее.
Хотя вспомнил вот: Хокусай (японский художник 18–19 века, если кто не в курсе). Гравюры из серии «36 видов Фудзи». Там на одной из них показана распиловка квадратного бруска на доски по японски. Брусок закреплен под углом и два голозадых японца его старательно пилят. Один на верху, второй внизу, но в отличии от наших мужиков орудуют каждый своей пилой, то есть сразу два реза делают. Третий япошка пилу на пеньке закрепил и видимо затачивает. Ну, а вдали ихняя священная гора Фудзияма виднеется. И все аккуратненько так на картинке, аж тошно становится. К чему это я? Да так ни к чему: вспомнилось просто. Великолепный альбом с гравюрами Хокусая был у меня в той жизни. Часто его листал.
Сделав в памяти зарубку, озаботиться механизацией распиловки бревен, в деле изготовления самострела я пошел веками проторенным путем, а именно: Ленька с Архипкой нашли бревнышко миллиметров 200 в диаметре отрезали от него чурбачок длиной чуть больше метра, потом, потея и тихонько ругаясь, расщепили его с помощью деревянных клиньев на четыре части, получив две заготовки и стали их обтесывать тяжелыми топорами.
Дед увидев неуклюжие телодвижения, изъял инструмент из кривых, по его мнению ручек, в течении нескольких минут обтесал заготовки и вручив Леньке рубанок велел загладить неровности от топора. После рубанка получилось две вполне зачетные дощечки.
Теперь надо было сделать ровненькую канавку для стрелы. Дед и тут оказался на высоте. Пока друзья чесали репы пытаясь придумать, как это сотворить; дед Софрон вынес из сарая похожий на рубанок инструмент с узким ножом, который обозвал дорожником, и быстро выстрогал канавки на обеих заготовках.
Всю следующую неделю пацаны опиливали лучковой пилой контур ложа, сверлили коловоротом отверстия, сглаживали рашпилем углы, искали в лесу заготовки для лука, из старой струны для шерстобитного лучка делали тетиву, оплетая ее, для прочности, волосом, срезанным с конского хвоста и, в конце концов, собрали два самострела, связав лук с ложем сыромятным ремешком. Спусковой крючок выстрогали из щепки, одну сторону, которой на три четверти длины составлял конус. Привязали его к ложу сапожной дратвой, и самострел был готов.
Стрелы изготовили из прямых прутьев таволги, но без тяжелого наконечника стрела летела не точно. Да и слабоват оказался самострел, взвести более тугой лук пацаны не могли. Для этого нужно было что-то придумывать. Но Архипка с Ленькой были вполне довольны самоделками, и без устали тренировались, стреляя по мишени с разных дистанций.
Пытались охотиться и даже сбили пару рябчиков, подпустивших их шагов на пятнадцать. Глухаря добыть не удалось. Дело было даже не в слабости самострелов. Глухарь подпустил их довольно близко. Они элементарно промахнулись, а пока перезаряжались, птица улетела. После этого у меня явилась идея изготовить многозарядный и более мощный арбалет. Но изладить такую вундервафлю без металлических деталей было невозможно; пришлось идти на поклон к деду. Попали как нельзя кстати.
Дед сидел за столом, а перед ним на холстинке лежали детали полуразобранного ружья. Увидев мальчишек, он горестно покачал головой и сказал:
— Гляди-ка Ляксей, сломалось ружьишко-то, летна боль.
Ленька подошел поближе и среди немногочисленных деталей разглядел сломанную пружину.