Ольга - Однажды в Подлунном Лесу
— Ну, здравствуй, добрый молодец.
Кащей встретил его прямо на пороге, преграждая вход в комнату. Колдун был при полном параде: чёрное одеяние, роскошный длинный кафтан, на поясе — широкий меч с массивной рукоятью.
— Честно скажу: не ожидал тебя здесь увидеть. За жёнами сюда иногда приходили. За невестами пару раз. Но чтобы вот так, из-за чужого в общем-то человека…Да, дурак ты, царевич, — подытожил колдун, — однако же смелый дурак. Уважаю. Поэтому дам-ка я тебе, пожалуй, один шанс.
— А чего это ты такой добрый? — поинтересовался Эйван, аккуратно опуская руку на рукоять собственного меча.
Кащей насмешливо проследил взглядом этот манёвр. Сам он за меч не схватился, ясно давая понять, что в подобных приготовлениях не нуждается.
— А у меня сегодня хорошее настроение. — Колдун обаятельно улыбнулся. — Готов на маленькую поблажку. Ну что ж ты на пороге-то стоишь? Заходи, что ли.
Он посторонился, пропуская Эйвана в темницу. Комната оказалась пуста, не считая того, что на неровном полу восседали семь рыжих белок, совершенно одинаковых на вид.
— Одна из них — твоя заколдованная возлюбленная, — охотно пояснил Кащей. — Если правильно угадаешь, которая, то так и быть, отпущу вас обоих, куда глаза глядят. А если не угадаешь, если, стало быть, сердце тебе не подскажет — ну, тогда не взыщи. Мой меч — твоя голова с плеч, да и девица надолго тебя не переживёт. Так что ты уж расстарайся, гляди повнимательней!
— Что-то это мне напоминает, — хмурясь, заметил Эйван. — И эта игра начинает мне надоедать.
— Знаю, знаю, — закивал Кащей. — Только ты ведь в прошлый раз сжульничал, разве не так? А вот попробуй-ка теперь сыграть по-честному. А мы с принцессой и посмотрим, какова цена твоей любви.
Эйван сделал пару шагов вглубь комнаты и остановился, наморщив лоб. На белок он при этом почти не смотрел.
— Эх, царевич, царевич, — сочувственно сказал Кащей и даже дружески похлопал Эйвана по плечу. — И стоило тебе за тридевять земель на верную смерть тащиться? И ради кого? Ведь не любит она тебя. Никогда не любила, и замуж за тебя идти не желала. Где же твоя мужская гордость?
— Так она и за тебя идти не желает, — парировал Эйван. — Где же твоя мужская гордость?
— А это не твоего ума дело, — жёстко отрезал Кащей. — Моя мужская гордость в том, что я любую силой возьму и сделаю с ней всё, что пожелаю. Только тебе, юнцу желторотому, этого пока не понять.
Рука царевича сжала рукоять меча настолько сильно, что костяшки его пальцев заметно побелели. Но вслух он неожиданно сказал:
— А знаешь, в чём-то ты прав. Нельзя с ними по-хорошему. Им бы только шутки шутить, до голову женихам морочить. Вот ты сам рассуди. Я ведь к ней со всей душой. Всё сделал как положено. Из царства своего со сватами приехал, гостинцы привёз, предложение сделал, чин по чину — так нет, всё ей не так и не эдак. Всю душу она мне вымотала. Я ей честно сказал: ну, чем я тебе не жених? Где лучше найдёшь? Нет, всё носом вертела. Один поцелуй насилу выпросил. А как уехал, с тех пор и вовсе сам не свой, всё мне не в радость.
Погрустневший Эйван уткнулся носом в плечо опешившего Кащея, утирая о кафтан последнего скупую мужскую слезу. Увы, в обличии белки Делла не могла произнести ни слова, иначе живо высказала бы своему "спасителю" всё, что о нём думает. Ладно он её раскритиковал, тут по крайней мере было за что; за дни, проведённые в плену у Кащея, у неё было достаточно времени об этом подумать. Но вот так вот запросто изливать душу лютому врагу, который в любое мгновение может проткнуть собеседника мечом, не задумываясь?! И кто ж ты после этого, Эйван-царевич?
А тот всё продолжал:
— Сахар стал не сладок, горчица не горька, хлеб не свеж, водка не крепка. Похудел, осунулся, по женской части и вовсе ослаб. — Кстати, — буднично произнёс он, без прежнего надрыва в голосе, — ты спрашивал, которая из них принцесса, так принцесса — вон та.
Эйван не колеблясь указал на одну из белок.
— Смотри-ка, угадал! — изумлённо признал Кащей.
В этот же момент на месте указанной белки появилась Делла в человеческом обличии, а остальные шесть зверьков быстро разбежались в разные стороны.
— Неужто и впрямь тебе сердце подсказало? — недоверчиво спросил колдун.
— Сердце — не компас, — пожал плечами Эйван. — Но сердце сердцем, а ты обещал нас обоих отпустить, — напомнил он, потихоньку отталкивая Деллу себе за спину и потихоньку шепнул: — Как скажу, беги.
— Правда? Неужели обещал? — улыбнулся Кащей. — Ну, может, и обещал, с кем не бывает. Но ты сам-то рассуди, царевич: не глупо ли ради данного слова собственной выгоды лишаться? Слово — его ведь не пощупать, не купить, не продать, на картошку не обменять, на самоцветы — тем более. Ничего оно не стоит, раздывай-не хочу, направо да налево… В общем, ты уж не серчай, царевич, но отпустить я вас никак не могу. Нехорошо это будет, не по правилам.
— Да я собственно не очень-то на это рассчитывал… — начал было Эйван, но вдруг замолчал. Лицо его вытянулось в изумлении, и царевич слегка подался вперёд, глядя в зарешёченное окно.
— Чего это ты там такого углядел, что даже о скорой смерти позабыл? — немного раздражённо спросил Кащей.
— Розовые слоны летят! — не отрывая взгляда от окна, воскликнул царевич.
— Какие такие слоны? — скривился Кащей. — Розовых слонов не бывает.
— Я и не говорил, что они бывают, — отозвался Эйван. — Я сказал, что они летят.
— Глупая уловка, — вздохнул Кащей. — Ты хочешь, чтобы я отвернулся и посмотрел в окно. Ну, и что тебе это даст?
Усмехнувшись, он подошёл к окошку и встал, опираясь рукой о стену.
— Что-то слонов никаких не видать. И что же теперь?
— Почти ничего, — ответил царевич, вынимая из сумки приготовленное заранее перо. И бросил его об пол прямо перед собой.
В воздух тут же взвились языки пламени. Огонь лизнул деревянную ножку стола, побежал по ней вверх, перекинулся на столешницу. Комнату в единый миг заполнил густой дым, а огненная полоса живо разделила её на две части. Кащей, как и прежде, находился около окна; Делла же и Эйван оказались со стороны двери.
— Быстро! — крикнул Эйван.
Вдвоём они выскочили из комнаты, захлопнули за собой дверь и побежали вниз по леснице, перепрыгивая через две ступеньки. На винтовой лестнице такие трюки были чреваты падением, но скорость слишком дорого стоила. Пламя, вырвавшееся из пера жар-птицы, не думало затухать; напротив, огонь быстро вырвался в коридор, и на лестничный пролёт повалил дым.
Навстречу беглецам спешно поднимался вооружённый мужчина, по виду один из охранников замка.
— Пожар! — закричал Эйван, ускоряя шаг. — Скорее! На помощь!
Охранник стремительно помчался наверх.
Делла споткнулась, но избежала падения, ухватившись обеими руками за перила. Ещё пролёт, потом ещё один, и, наконец, впереди замаячила дверь. Распахнув её и не встретив снаружи сопротивления, они побежали в сторону призывно протягивающих ветви деревьев.
— Как ты смог меня узнать?! — крикнула на бегу Делла. С каждым шагом к ней словно возвращались силы, утраченные прежде за долгие дни бездействия.
— Тоже мне проблема, — откликнулся Эйван. — Пока я трепал языком, шесть белок сидели неподвижно и только одна крутила лапкой у виска.
— Ах вот как, — выдохнула Делла. — А я-то уж было подумала…
— Размечталась!
— Постой, давай минутку передохнём, — попросила она, замедляя шаг.
Они успели довольно далеко углубиться в чащу, а никаких признаков погони пока не было.
— А что это ты такое наплёл про поцелуй? — продолжила принцесса, чуть-чуть отдышавшись. — Вовсе мы с тобой не целовались!
— Ага, сейчас сбегаю к Кащею, извинюсь, что соврал, — отозвался Эйван. — Хотя есть один способ попроще…
Он вдруг обхватил Деллу за плечи, наклонил голову и впился губами в её губы.
— Это что ещё такое было?! — воскликнула принцесса некоторое время спустя. Целомудренное возмущение несколько подпортил тот факт, что её руки по-прежнему обвивали спину царевича.
— Ты же сама была против вранья, — не замедлил оправдаться он. — А теперь всё честно: я рассказал Кащею про один поцелуй, и так оно и было.
— Я не против вранья Кащею, — возразила Делла, наконец, выпуская Эйвана из объятий. — Таких, как он, обманывать можно и нужно.
— И что же теперь делать? — поднял брови царевич. — Хочешь, чтобы я забрал поцелуй назад?
— Нет, у меня другая идея.
Она провела ладонью по его щеке, затем обвила руками шею, встала на цыпочки и поцеловала.
— Вот теперь всё правильно. Ты говорил про один поцелуй, а на самом деле их было два, — пояснила она минуты через полторы.
Эйван собрался было развить тему, отметив, что три поцелуя в данном случае — это ещё большее враньё, чем два, но донесшиеся издалека звуки заставили его остановиться на достигнутом. Уж больно они напоминали лязг оружия.
