Екатерина Казакова - Коммандос из демиургов
Демики оторвались по полной. На Белую Деву и КО как из рога изобилия посыпались неприятности. То пол под ними провалится, то перед носом стена рухнет, то в лабиринт попадут и снова выйдут у ворот. И это не считая схваток с озверевшими от голода и неизвестности колдунами-узниками, налетов фантомов и срабатывающих при каждом шаге маленьких, но очень обидных ловушек. Половину из них мы так и не привели в действие, а то Люська с мокрыми штанами до сих пор бегала бы по замку.
Наконец ее светлость прорвалась в тронный зал. Для усиления торжественности момента по ходу пьесы она нашла «средоточие силы» (уродливая стеклянная ваза, подаренная Ифику тещей, и оттого без сожаления пожертвованная им на благое дело). Красиво грохнув посудиной об пол, наша цаца взмахнула мечом и пошла в атаку на Скелетона. Морфиус по праву заслужил «Оскара», «Сезара» и «Золотого орла». Он демонически хохотал, поигрывал мускулами, сыпал оскорблениями и играючи уходил от ударов. Одновременно Элик чуть-чуть колдовал для придания достоверности. Так, по мелочи. То молнию сделает, то ледяной ветер организует.
Часа полтора они гоняли друг друга по залу, да так увлеченно, что у меня начали закрадываться сомнения: «А не влюбится ли сейчас наша кура в плохого дядю?» Что-то уж больно кокетливо она ножку отставляла да косу перекидывала. Видимо, метаморф тоже понял, что мадам несколько отошла от образа борца за правое дело, и поспешил зайти в темный уголок, дабы красиво упасть на ее меч. Тут же помещение заволокло мглой (надо же было дать время Морфиусу превратиться в мелкого грызуна и скрыться, а Элику подбросить искусно сделанную куклу с лицом Скелетона). Муляж красиво вспыхнул огнем, раздался грохот, и замок отчетливо тряхануло. Что-что, а в спецэффектах Гламур отлично разбирался. Не дав Люське перевести дух и кинуть последний взгляд на поверженного врага, к ней подскочила одна из магичек и со словами: «Скорее, Белая, тут сейчас все обрушится», — поволокла ее на выход.
Партию сыграли, фигуры можно было убирать.
Ну а дальше грянул пир на весь мир. Может, у кого-то по усам текло, а в рот не попало, но лично у нас оторваться получилось на «ура». Наша команда и пила, и пела, и плясала как могла (а вы попробуйте под дудочки и скрипочки коленца поделать). А вообще средневековый пир — это, я вам скажу, не в кино на исторический фильм сходить!
А еще я пригласила на праздник Пифика и Мордорчика, Лесного хозяина и всю его нечисть, Водяного с русалками (для них специально бассейн организовали), старосту с женой и всех-всех, кто принимал участие в нашем походе. Да, народ славил млеющую от удовольствия Люську, но я-то знала, что победа принадлежит нам, и именно мы оставляем жителям Изменчивого нормальный мир без явных перекосов в сторону зла. Кровавый — на самом деле замечательный правитель, и я не думаю, что в нем проснется страсть к мировому господству. Ну а если проснется, мы всегда можем заглянуть сюда с ревизией.
Когда быстрые мелодии сменились на унылые медляки, мое величество ангажировал на танец Альфонс. Ведя в жалком подобии вальса, демик ненавязчиво уволок меня на балкон.
— Даша, я давно хотел тебе сказать… — опустив глаза, начал мальчишка.
А я уже знала, что он хочет сказать. И от этого на душе стало так муторно, что хоть бегством спасайся.
— Альф, не надо ничего говорить, — положив свою руку ему на грудь, сделала попытку прервать поток его красноречия.
Он упрямо покачал головой:
— Надо, Дарья, иначе я никогда не решусь тебе сказать о своих чувствах.
И дальше последовало объяснение в любви…
Он проникся ко мне в тот незабываемый момент, когда я, стоя на могилке неизвестного монстра, пообещала сделать из ушлепков настоящих воинов. Юный творец рассказывал мне о том, как его с детства, невзирая на ущербность как демиурга, преследовал слабый пол. Поведал о своих любовных похождениях, в которые он бросался с совершенно холодным рассудком, о разбитых девичьих сердцах, о поисках единственной… А я стояла и думала, как бы поделикатнее сказать, что я никогда никого из них не рассматривала в качестве мужчин. И он, и все остальные демики были для меня как отправленные в пионерский лагерь дети, а я подвизалась на должности воспитателя. Вот как мне найти слова и сказать влюбленному юноше, что он никогда не будет для меня никем, кроме как другом?
Так ничего путного и не придумав, выдала версию: «Увы, мое сердце принадлежит другому!» — и щедро разбавила ее размазыванием соплей на тему: «Вот если бы мы встретились раньше…» Стыдно — караул как, но не говорить же ему, что его любовь мне нужна, как Сосискину бесколбасная диета. Он ушел от меня с поникшими плечами, но с неистовой надеждой на то, что у него все равно есть шанс завоевать меня. Едва ребенок скрылся в шумном зале, как я подошла к перилам и, облокотившись на них, стала бездумно пялиться в темноту.
— А кому принадлежит твое сердце, ниалия, может быть, мне? — На мои плечи легли теплые руки.
— «Это душевная тайна моя», — не оглядываясь на Арка, я довольно фальшиво пропела строчку из одной известной блатной песни.
— Даша, тебе никто не говорил, что пение и ты — взаимоисключающие вещи? — Даже стоя к нему спиной, я почувствовала, как демиург скривился.
— Ну ты-то еще не имел чести услышать мой вокал, — хихикнув в ответ, начала поудобнее устраиваться в кольце его рук. — Зато теперь тебе ничего не страшно, Сосискин говорит, кто пережил мое пение, может смело гулять по кладбищу.
— Ты неисправима, — тихо прошептал, и я почувствовала, как его подбородок уперся в мою макушку.
Впервые за много дней мне стало легко и спокойно. Парадокс, но я поняла, что все наконец закончилось, именно в тот момент, когда меня обнял тот, кто втравил в это приключение. Сколько мы так стояли — не знаю, но вдруг заметила мелькнувшую тень. Как хотелось придушить одну не в меру любопытную личность, нарушившую наш покой, известно только мне.
— Дорогой, тебе не пора строить очередные козни? — намекнула, что хорошо бы кабальеро отчаливать до фазенды.
— Дашка, не суетись, я прекрасно чувствую присутствие своего младшего сына. Так что не старайся меня выпереть, — зашептал мне в ухо и слегка прикусил мочку.
— Арк, не будь задницей, ребенок застал родителя в компрометирующей ситуации, и у него может случиться нервный срыв, — сделала попытку надавить на совесть.
— С каких это пор невинные объятия стали называться «компроматом»? — задал он вопрос, а сам, паразит, прошелся губами по шее. — Но мне нравится, как ты меня называешь.
— Задницей? — округлила глаза.
— Дорогим, — тихонько засмеялся гад.
— Арк, заканчивай тут из себя Казанову строить на глазах у сына, давай, проваливай, тем более что ты знаешь мое отношение к тебе, — сурово отрезала, почувствовав, как его шаловливые ручки начали передвигаться в район моей груди.
— Знаю, — тяжело вздохнул искуситель, — поэтому и ухожу, но обещаю, что мы еще встретимся.
— Всенепременно, сахарный, я тебе еще должна одну процедуру, — многообещающе процедила и почувствовала, что за моей спиной больше никого нет.
— Лель, давай, вылезай из-за фикуса, отец ушел. Хорош уже уши греть, — резко повернулась к стоящей в самом дальнем углу кадке с разлапистым деревцем.
— Как ты меня засекла? — С недовольным сопением демик вышел на свет.
— Греметь костями меньше надо, — усмехнулась в ответ.
Он стоял набычившись, слегка выпятив нижнюю челюсть. Эх, не миновать мне допроса с пристрастием.
— Как давно ты знаешь, что Аркандиэльд мой отец? Что у тебя с ним? — весьма агрессивно начал наступление юный следователь.
— Как много вопросов, тебе на какой первым ответить? — чисто из принципа начала вредничать. Ненавижу, когда на меня начинают давить.
Парень сразу понял, что выбрал неправильный тон, и пошел на попятную.
— Капитан… Даша, прости меня, просто… нелегко узнать, что твоей отец нашел ниалию, а ты, оказывается, ее очень хорошо знаешь.
Кивком показала, что прощение приняла, и ответила:
— Я догадалась, что Арк ваш с Ником отец, давно: у вас фамильное сходство, и надо быть слепым, чтобы его не заметить. Еще я знаю, кто из твоих товарищей к какому роду принадлежит. Кого-то я вычислила по знакомым чертам лиц, про кого-то догадалась на основе сплетен, которые мне периодически передавали Пра и Эдик. Просто я никогда не давала вам понять, что знаю, кто к какому лагерю противоборствующих принадлежит. Вы все для меня одинаково дороги, и мне глубоко плевать, в каких политических дрязгах замешаны ваши родственники.
Я на мгновение замолчала, чтобы честно ответить на вопрос: «что я чувствую к Арку?». Собравшись с духом, произнесла:
— Я люблю твоего отца.
Мальчишка дернулся, как от удара, и помертвевшими губами прошептал:
— Ты поэтому отказала Альфонсу?
