Кир Булычев - Встреча тиранов (сборник)
— Разумно. Но ничего не доказывает.
Кин отвел ладонью портреты и положил на освободившееся место изображение одноглазого мальчика. И тут же Анна поняла, что это не мальчик, а взрослый человек.
— Это карлик?
— Карлик.
— А что он тут делает? Тоже родственник?
— А если шут?
— Он слишком просто одет для этого. И злой.
— Шут не должен был веселиться. Само уродство было достаточным основанием для смеха.
— Хорошо, не спорю, — сказала Анна. — Но мы все равно ничего не знаем.
— К сожалению, пока вы правы, Анна.
Анна снова пододвинула к себе портрет своего любимца — огненные кудри, соколиный взор, плечи — косая сажень, меховая шапка стиснута в нервном сильном кулаке…
— Конечно, соблазнительный вариант, — сказал Кин.
— Вам не нравится, что он красив? Леонардо да Винчи тоже занимался спортом, а Александр Невский вообще с коня не слезал.
Портреты лежали в ряд, совсем живые, и трудно было поверить, что все они умерли много сотен лет назад. Хотя, подумала Анна, я ведь тоже умерла много сот лет назад…
— Может быть, — согласился Кин и выбрал из стопки два портрета: князя в синем плаще и рыжего красавца.
— Коллеги, — заглянул в большую комнату Жюль. — Продолжение следует. У нас еще полчаса. А там кто-то приехал.
13
Шар был включен и смотрел на рыцарский лагерь в тринадцатом веке. Вечерело. На фоне светлого неба лес почернел, а закатные лучи солнца, нависшего над крепостной стеной, высвечивали на этом темном занавесе процессию, выползающую на берег.
Впереди ехали верхами несколько рыцарей в белых и красных плащах, два монаха в черных, подоткнутых за пояс рясах, за ними восемь усталых носильщиков несли крытые носилки. Затем показались пехотинцы и наконец странное сооружение: шестерка быков тащила деревянную платформу, на которой было укреплено нечто вроде столовой ложки для великана.
— Что это? — спросила Анна.
— Катапульта, — сказал Кин.
— А кто в носилках?
В полутьме было видно, как Жюль пожал плечами.
Носильщики с облегчением опустили свою ношу на пригорке, и вокруг сразу замельтешили люди.
Крепкие пальцы схватились изнутри за края полога, резко раздвинули его, и на землю выскочил грузный пожилой мужчина в сиреневой рясе и в маленькой черной шапочке. На груди у него блестел большой серебряный крест. Коротко постриженная черная борода окаймляла краснощекое круглое лицо. Рыцари окружили этого мужчину и повели к шатру.
— Подозреваю, — сказал Кин, — что к нам пожаловал его преосвященство епископ Риги Альберт. Большая честь.
— Это начальник меченосцев? — спросила Анна.
— Формально — нет. На самом деле — правитель немецкой Прибалтики. Значит, к штурму Замошья орден относится серьезно.
Епископ задержался на склоне, приставил ладонь лопаткой к глазам и оглядел город. Рыцари объясняли что-то владыке. Носильщики уселись на траву.
Ратники перехватили быков и погнали платформу с катапультой к мосту через ручей. Из шатра, у которого остановился епископ, вышел хозяин, рыцарь, чуть не убивший рыжего красавца. За ним один из приближенных епископа в черной сутане. Ратники подвели коня.
— Стяг не забудьте, брат Фридрих, — сказал монах.
— Брат Теодор возьмет, — сказал рыцарь.
Ратник помог рыцарю взобраться в седло с высокой передней лукой. Левая рука рыцаря двигалась неловко, словно протез. На правой перчатка была кольчужная, на левой железная.
— Погодите! — крикнула Анна. — Он же разговаривает!
Кин улыбнулся.
— Он по-русски разговаривает?
— Нет, по-немецки. Мы же не слышим. Тут иной принцип. Знаете, что бывают глухонемые, которые могут по губам угадать, о чем говорит человек?
— Знаю.
— Наша приставка читает движение губ. И переводит.
У моста через ручей к рыцарю присоединился второй молодой божий дворянин в красном плаще с длинным раздвоенным на конце вымпелом, прикрепленным к древку копья. Вымпел был белым, на нем изображение двух красных башен с воротами.
Рыцари поднялись по склону к городу, придержали коней у рва. Молодой меченосец поднял оправленный в серебро рог.
Крепость молчала. Анна сказала:
— Не люблю многосерийные постановки, всегда время тянут.
— Сделайте пока нам кофе, — сказал Жюль. — Пожалуйста.
Анна не успела ответить, как ворота приоткрылись, выпустив из крепости двух всадников. Впереди ехал князь в синем плаще с золотой каймой. За ним ятвяг в черной одежде и красном колпаке. В щели ворот были видны стражники. Рыцарь Фридрих, приветствуя князя, поднял руку в кольчужной перчатке. Князь потянул за уздцы, конь поднял голову и стал мелко перебирать ногами. Шар метнулся вниз — Кин хотел слышать, о чем пойдет речь.
— Ландмейстер Фридрих фон Кокенгаузен приветствует тебя, — сказал рыцарь.
— На каком языке они говорят? — тихо спросила Анна.
Жюль взглянул на табло, по которому бежали искры.
— Латынь, — сказал он.
— Здравствуй, рыцарь, — ответил князь.
Черный ятвяг легонько задел своего коня нагайкой между ушей, и тот закрутился на месте, взрывая копытами зеленую траву. Рука молодого трубача опустилась на прямую рукоять меча.
— Его преосвященство епископ Рижский и ливонский Альберт шлет отеческое благословение князю Замошья и выражает печаль. Плохие советники нарушили мир между ним и его сюзереном. Епископ сам изволил прибыть сюда, чтобы передать свое отеческое послание. Соблаговоли принять, — сказал рыцарь.
Молодой рыцарь Теодор протянул свернутую трубкой грамоту, к ленте которой была прикреплена большая сургучная печать. Фридрих фон Кокенгаузен принял грамоту и протянул ее русскому.
— Я передам, — сказал русский. — Что еще?
— Все в письме, — сказал рыцарь.
Ятвяг крутился на своем коне, словно дразнил рыцарей, но те стояли недвижно, игнорируя легкого, злого всадника.
Анна поняла, что человек в синем плаще — не князь города. Иначе кому он передаст грамоту?
— Я слышал, что ты живешь здесь, — сказал ландмейстер.
— Третий год, — сказал русский.
— Мне жаль, что обстоятельства сделали нас врагами.
— Нет разума в войне, — сказал русский.
— Мне недостает бесед с вами, мой друг, — сказал рыцарь.
— Спасибо, — ответил русский. — Это было давно. Мне некогда сейчас думать об этом. Я должен защищать наш город. Князь — мой брат. Как твоя рука?
— Спасибо, ты чародей, мой друг.
Маленькая группа людей разделилась — русские повернули к воротам, раскрывшимся навстречу, немцы поскакали вниз, к ручью.
14
Шар пролетел сквозь крепостную стену, и Анна впервые увидела город Замошье изнутри.
За воротами оказалась небольшая пыльная площадь, на которой толпился парод. Забор и слепые стены тесно стоявших домов стискивали ее со всех сторон. Узкая улица тянулась к белокаменному собору. В первое мгновение Анне показалось, что люди ждут послов, но на самом деле возвращение всадников прошло незамеченным. Часовые еще запирали ворота громадными засовами, а ятвяг, подняв нагайку, бросил коня вперед, к собору, за ним, задумавшись, следовал человек в синем плаще.
У стен домов и в щели между городским валом и строениями были втиснуты временные жилища беженцев, скрывшихся из соседних деревень и посадов в городе на время осады. Рогожки — примитивные навесы — свисали с палок. Под ними ползали ребятишки, варилась пища, спали, ели, разговаривали люди. И от этого дополнительного скопления людей улица, которой скакали послы, казалась длиннее, чем была на самом деле. Она завершилась другой площадью, отделенной от задней стены крепости большим двухэтажным теремом, который соединялся с собором галереей. Собор еще не успели достроить — рядом в пыли и на зелени подорожника лежали белые плиты. Дальняя стена собора была еще в лесах, а на куполе, держась за веревку, колотил молотком кровельщик, прилаживая свинцовый лист. И вроде бы ему дела не было до боев, штурмов, осад.
У длинной коновязи был колодец, из которого два мужика таскали бадьей воду и переливали ее в бочки, стоявшие рядом.
Послы оставили коней у коновязи.
На высоком крыльце терема стояли два ятвяга, дремал под навесом мальчишка в серой рубахе. Уже смеркалось, и длинные сиреневые тени застелили почти всю площадь.
Послы быстро поднялись по лестнице на крыльцо и скрылись в низкой двери терема. Шар пролетел за ними темным коридором. Анна увидела в темноте, изредка разрываемой мерцанием лучины или вечерним светом из открытой двери перед залом, куда вошли послы, сидящих в ряд монахов в высоких кукелях с белыми крестами, в черных рясах. Лишь лица желтели под лампадами — над ними был киот с темными ликами византийских икон.
