Кэрри Гринберг - Когда начинается смерть
Саймон же тем временем чувствовал себя как никогда воодушевленно, прилаживая Тот Самый крест над входом в дверь. Теперь он мог быть уверен, что вампирша никуда оттуда не денется, и что у него есть живое — то есть немертвое — доказательство того, что он не просто сумасшедший журналист, свихнувшийся на сверхъестественном, но сумасшедший журналист с собственным запертым в склепе вампиром.
— Выпусти меня! Выпусти меня немедленно! — кричала запертая вампирша.
— А зачем?
— Чтобы я могла убить тебя!
— Неправильный ответ, — проговорил Саймон, наблюдая за ее попытками выбраться.
Она бросалась на него, но невидимая сила отталкивала ее снова и снова, причиняя боль и не давая покинуть склеп.
— До завтра, дорогая, — с искренней сердечностью попрощался он со своей пленницей. — Извини, что все так вышло, но, поверь, ты мне очень поможешь. Повторишь завтра это свое «высосу кровь, смертный»? Очень убедительно получилось.
— Спасибо, — проговорила она, засмущавшись. — Я старалась.
* * *Дверь за неудавшимся ужином закрылась, оставляя Викторию в тишине, темноте и одиночестве. Хорошо хоть тишина успокаивала, в темноте неожиданно для себя она видела лучше, чем раньше при свете дня, а одиночество… Что ж, она все еще надеялась, что он придет. У нее было, что ему сказать. Не Саймону, конечно. Ему. Тому, кто подарил ей вечную жизнь.
Черт, эта новая жизнь не задалась с самого начала! Она раздраженно пнула деревянный гроб, стоящий в центре маленького затхлого склепа, и, слегка не рассчитав силы, отправила его в полет до стенки. Зато теперь ее взору предстал сложенный вдвое листок бумаги, смотревшийся таким одиноким и покинутым на каменном холодном полу.
Она развернула его и принялась читать послание, написанное красивым почерком с закорючечками. Правда, подпись там занимала больше всего места.
… Семейные обстоятельства? Жены?! Неудача с покупкой недвижимости? Какая, к дьяволу, недвижимость? Какие еще жены!?
Виктория в гневе разорвала письмо на мелкие кусочки и разбросала их по всему склепу. Она знала, что он мерзавец, подлец, негодяй, скотина, чертов подонок и обманщик, но она надеялась хотя бы на то, что он не оставит ее вот так… одну… умершую… По его вине, в конце концов!
Еще раз пнув гроб, она уселась у стенки, стянув с головы вуаль — этот дурацкий символ ее смерти.
Что он там говорил: начало новой жизни, музыка ночи, бесплатная еда, танцы при луне, вечность впереди?.. И почему вместо всего этого она сидит в темном мрачном помещении, куда раньше едва ли заглянула бы под страхом смертной казни, голодная и всеми покинутая? У нее больше нет друзей, нет дома, нет… нет даже любимых платьев! Где же обещанное всесилие, если ее смог одолеть даже какой-то идиот с помощью двух скрещенных деревянных палок!
Но у нее не было выбора, кроме как сидеть здесь и ждать наступления дня, мечтая о свежей крови и уютном диване вместо жесткого гроба.
Глава 6
… А я, разумеется, понятия не имела, что происходило на кладбище. Вместо вампиров этой ночью мне снилась небезызвестная пьеса Шекспира.
Не то, чтобы я что-то против него имела, но я бы предпочла, чтобы над моей кроватью не нависало привидение, заунывно и монотонно читающее нараспев:
— Ромео!
Ромео, о, зачем же ты Ромео!
Покинь отца и отрекись навеки
От имени родного, а не хочешь —
Так поклянись, что любишь ты меня, —
И больше я не буду Капулетти.
В конце концов, я бы не возражала даже прослушать всю пьесу во сне, однако Корделия, похоже, знала только эти строчки, и всячески стремилась это знание продемонстрировать.
— Послушай! — не выдержала я наконец, оборвав ее на полуслове. — Это, конечно, прекрасно, но что ты делаешь?
— Читаю «Ромео и Джульетту», — с готовностью ответила она:
Одно ведь имя лишь твое — мне враг,
А ты — ведь это ты, а не Монтекки.
— Зачем ты это делаешь? — мой голос был холоден, как льдина, и полон презрения ко всем инфернальным сущностям в мире, и к моему домашнему привидению в первую очередь. Я была непоколебима, как скала, и сдержанна, как дипломат. Просто мне хотелось ее убить.
— Я пробовала скрипеть дверью и звенеть цепями, но ты спишь, как убитая! — обиженно проговорила она.
— Угу. Прекрасно. И зачем ты все это делала? — повторила я вопрос.
— Я привидение, это моя работа!
— Изыди, а?
— Ты совсем не обращаешь на меня внимания, — грустно продолжала она. — Пропадаешь где-то целыми днями, а мне даже поговорить не с кем…
— Если раньше ты общалась с мебелью, почему бы тебе не поболтать с… с… одеждой? — предложила я.
— О, это прекрасная идея! — Корделия вновь просветлела и скрылась в моем комоде.
Я заснула вновь и поняла, что Шекспир был меньшим из зол. Лучше бы мне снилась я в легкомысленной ночной рубашке, стоящая на балконе в образе Джульетты, чем искаженное лицо Виктории, ее глаза, застывшие и мертвые… и кровь, кровь повсюду. Меня не покидала мысль, что она так и не может до сих пор найти себе покоя.
Стоит ли говорить, что утром я была мрачнее тучи.
— Это все из-за меня, да? — Корделия расстроено витала вокруг.
— Просто оставь меня в покое, хорошо? Мне сейчас совсем не до тебя!
— Виктория, опять Виктория? Все время Виктория! Ты только и говоришь о ней… И это в моем доме, между прочим.
— Корделия, замолчи немедленно! — воскликнула я. — Да, Виктория. Она моя лучшая подруга… была.
— Хочешь, я буду твоей новой лучшей подругой? — тут же нашла выход призрачная девушка. — Я буду стараться!
Мысленно ужаснувшись маячившей передо мной перспективе, я постаралась изобразить на лице как можно более доброжелательную улыбку.
— Пожалуй, не стоит. Куда больше мне сейчас требуется горничная или кухарка, а то эти приходящие из деревни девицы просто невыносимы. Я бы также не отказалась от хорошей портнихи, а вот без подруги пока проживу. Ты умеешь шить?
— Нет… Тебе точно не нужна лучшая подруга? Я никогда не пробовала ею быть, но, думаю, у меня получится.
— Но мы лучше не будем пробовать, — перебила я ее. — Мне, конечно, очень жаль, что ты умерла, но мне пора.
— Уходишь? — грустно проговорила Корделия, как будто уходила не только я, но и ее последняя надежда. — Как же я здесь одна… среди…
Не договорив, она обвела мою комнату тоскливым взглядом. Кажется, новая обстановка не пришлась ей по вкусу, и особой неприязнью она прониклась к репродукции Россетти на стене.
— Ты не грусти. Сама понимаешь, ты умерла, я нет, и это дает некоторые преимущества. Например, я могу сейчас пойти в кофейню на Стрэнд и отведать венские пирожные с нежным заварным кремом, а ты нет, — видя, что мое привидение расплакалось бы, если бы только умело, я улыбнулась. Это была моя маленькая месть за Шекспира.
— Я самое несчастное привидение на свете, — пришла к выводу Корделия. — Или в моем доме самый ужасный жилец.
— Знаешь, кажется, у меня есть идея, как помочь тебе, — проговорила я.
— Да?
— Да. Кстати, ты не видела мою черную шляпку?
— На верхней полке в шкафу. Я перестану быть привидением? Ты знаешь, как это сделать?
— Я не могу обещать, но, надеюсь, мы сможем покончить с этим. Знакомый моего знакомого вроде бы имеет представление, как изгнать и упокоить призрака.
— Ты имеешь в виду, что… Что вы убьете меня?! — в ужасе прошептала она.
— Ну почему же убьем? Убили тебя давно, а мы просто завершим этот процесс. Разве не все привидения мечтают о том, чтобы упокоиться с миром? — удивилась я.
— Что, правда?
— Не знаю, я же не привидение.
— Но я не хочу нигде покоиться! Мне и тут вполне неплохо. У меня есть… эм… этот дом, например. И ты!
— Нет у тебя меня, — я испуганно замахала на нее руками. — И вообще, мертвые должны быть мертвыми.
— Виктории своей это скажи, — пробормотала Корделия обиженно.
— Что?
— Ничего. Что ты вообще в этом понимаешь… живая, — она попыталась произнести это как можно более презрительно, но, как обычно, у нее не получилось.
— Извини, дорогая, но мне и правда пора. Дела живых, понимаешь ли. И венские пирожные.
— Но ты ведь не будешь пытаться убить меня?
— Ну…
— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
— Если ты пообещаешь, что больше никакого Шекспира…
— Конечно!
— И это не значит, что следующей ночью я хочу слушать Теннисона, понятно?
— Ну да, — поникла Корделия. Кажется, я раскрыла ее коварный план.
— Я подумаю, — пообещала я.
* * *Едва ли можно было подумать, что этим солнечным утром трое людей собрались в кафе, чтобы обсуждать вещи не только детективного, но и мистического свойства. Пожалуй, темное помещение со свечами по периметру и паутиной на потолке подошло бы больше, однако отчего-то все мы решили, что атмосфера Le Matin, а также французские эклеры и австрийские штрудели нам нравятся больше. К тому же, столоверчением всегда можно заняться, не отвлекаясь от завтрака.
