Станислав Теплов - Сказание о вещем Румате — знатоке боевых, серых в яблоках, верблюдов
Обзор книги Станислав Теплов - Сказание о вещем Румате — знатоке боевых, серых в яблоках, верблюдов
Станислав Теплов
Сказание о вещем Румате — знатоке боевых, серых в яблоках, верблюдов
Посвящается братьям Стругацким
Он проснулся на рассвете, полежал немного, прислушиваясь к шелесту дождя за окном.
— М-м-е-е-р-рзавец, ты слижешь эту грязь языком, — за окном раздался звук второй звонкой оплеухи, первая разбудила Румату. — Клянусь задницей Святого Мики, ты выведешь меня из себя! — Эй, придурки, вы можете ссориться потише, — послышался сварливый голос его соседки Тети Моти. — Проснется, не дай Бог, Румата Натанович, костей потом не соберете. — Да пошел он в задницу, — послышалось в ответ. — Кто он такой, ваш Румата?
Слегка оскорбленный вышеупомянутый Румата поднялся на локте, прокашлялся, и сказал страшным и замогильным голосом:
— Перережу, как голованов, тридцать три раза массаракш.
За окном стало тихо, кто-то спешно убегал вдаль по улице.
Скверно, когда утро начинается так. Румата печально вздохнул, встал с постели, подсмыкнул трусы, пнул ногой Каляма, который мяукал и пытался потереться об ноги, и прошлепал босыми ногами на кухню. Там, за широким столом, долговязый и мрачный Дональд в широкополой шляпе писал пулю с Доном Томэо и Мозесом. Мозес поминутно шумно сёрбал из своей десятиведерной кружки, украшенной неприличными фресками неизвестного инопланетного мастера. Мадам стояла у окна и, тупо глядя на захламленный задний двор, томно вздыхала:
— Какое утро, сколько поэзии! — На ней было розовое с кружевами платье, открывающее точеные плечи. Между лопаток торчал огромный рубильник в положении ВКЛ.
— Пожрать чего-то есть? — спросил Румата у компании.
— Колбаса в холодильнике, — мрачно процедил сквозь зубы Дональд. Вот уже третью неделю они ели только конскую колбасу, сделанную Рэдриком Шухартом из бездарно проигранного в преферанс Доном Тамэо хамахарского жеребца. — Киевна в продуктовый на углу пошла, может, принесет что-то.
— Она принесет, как же, Ивашкиного мяса второго сорта, купит подешевле и сдерет с нас втридорога, — задумчиво сказал Уго.
— Может, зубом поцыкать? — предложил Дон Томэо.
— Денег на дантиста не дам, — быстро сказал Мозес. Он рассматривал свои карты и мычал себе под нос ”Не кочегары мы, не плотники, Да. А на тахоргов мы охотники. Да”.
— Надоела мне конская колбаса, — сказал Румата. — Уго, — позвал он. — Уго, когда будет Докторская из }qrnpqjhu боевых верблюдов? — Уго сидел в углу, свирепо поблескивая глазами, словно Маугли. — При коммунизме, — просто ответил он.
— Не понимаю, почему бы благородному дону не поесть конской колбасы, — воскликнул Дон Томэо, отхлебывая белого ируканского.
— Он же коммунар, ему совесть не позволяет, — мрачно сказал Дональд и положил карты. Справа от него на столе лежал огромный черный кольт.
— Вечно вы, Дональд, — махнул рукой Румата и пошел в ванную комнату. Уже на пороге кухни его окликнул Мозес. — Слышь, Натаныч, там на тумбочке шифровка из центра.
Скверно, когда день начинается с дона Томэо. Он прошел анфиладой комнат, из залы донесся голос Горбовского:
— Да перестаньте вы чавкать, Кацман, вы мне забрызгали майонезом все боевые награды.
Румата помылся, пописял, побрился и, на ходу натягивая реглан, зашел в комнату Киры.
— Здравствуй, милая, — милая сидела у окна на гигантском сундуке и непрерывно чесалась.
— Здраствуй — Здравствуй. Ты мне расскажешь сегодня про сказочный город Ленинград или снова Санкт-Петербургом отделаешься?
— Слыш, давай я тебе про Днепропетровск? — вяло спросил Румата.
— На хрен мне сдался твой задрипаный Днепропетровск?! — справедливо ответила Кира.
Румата обнял ее, но Кира отстранилась и, ковыряя пальцем в носу, невнятно промолвила:
— Ты говорил, шо при них нельзя, — кивая на его золотой обруч весом в 13 кг., ладно сидящий на голове с приваренной к нему VHS видеокамерой PANASONIC M-3000. — Глупенькая, — засмеялся Румата и швырнул обруч в угол. Раздался стеклянный звон, треск, придушенный писк. Из угла, бурча нехорошие слова, метнулся к двери домовой Тихон.
— Такой забавный, — хихикнула Кира.
— Кристобалю Хозевичу побежал жаловаться, — нахмурился Румата.
— Ну ты же его не боишься, а? Ну вот, сразу нахмурился. Я что-то не то сказала?
— Понимаешь, Кира, Кристобаль Хозевич по непроверенным данным является резидентом китайской, английской и соанской разведки в Арканаре. Такую фигуру на фу-фу не возьмешь, тут нужен тонкий подход.
Румата взял Киру за нежный стан и поцеловал ее в губы. Она с легким стоном скользнула ему на руку. Неожиданно сверху, на нее упала огромная, измазанная неопознанными экскрементами сандалия. Румата в бешенстве высунулся из окна:
— Перец, скотина, сколько можно?
— Простите товарищ, я, больше не буду. — донеслось откуда-то сверху.
На улице послышались шум и крики. Гнусавый голос Домарощинера забубнил:
— Вот этот дом, господин офицер. Осторожно, лужа, господин офицер. Я всегда в нем подозревал двурушника, reppnphqr`, садомазохиста, эксбициониста, петлюровца, недобитого власовца, зеленого брата, моджахеда и инсургента. Походка, понимаете, походка, она его выдала с головой, и еще бутылки. Да-да. Пустые бутылки. Никто в этом городе не пьет русской водки. Законопослушные граждане пьют “Украинскую с перцем”, ”Киевскую Русь”, ”Горилку” и только он пьет эту гадость. Вот его дверь, господин офицер. Всегда рад помочь. Я живу недалеко. Цветочная 27. Милости просим, мы с женой всегда дома. Если увидите на мостовой под окном труп профессора Плейшнера, то это условный знак: у меня дома товарищи по ируканскому подполью. Всего доброго.
В дверь забарабанили. — Гражданин Эсторский, открывайте, вы окружены.
— Эй, вы! — рявкнул он. — Вам что, жить надоело?
Удары в дверь стихли.
— И вечно они напутают, — негромко сказали внизу. — Хозяин то дома...
— А нам-то что за дело?
— А то дело, что первый знаток боевых верблюдов. Доказывай потом, что ты не верблюд.
— А у меня приказ!
— Ну смотри сам.
— Ладно, Румата хватит прикидываться, — заорали снизу, — Вы изобличены полностью. На вас пришел сигнал от соседей. Вы не сдали книжку А. и Б.Стругацких в облбиблиотеку и храните дома запрещенные материалы. Пустите хоть погреться — мы страшно промокли.
— А вы откуда? — спросил Румата и снова высунулся из окна. Дождь лил, как из ведра. Около своей двери он увидел группку людей под раскрытым зонтиком, его держал Дон Рэба и хищно улыбался.
— Кого-то он мне напоминает, — раздраженно сказал кто-то снизу.
— Мы из Октябрьского РОВД, открывайте — сладко ухмыльнулся Дон Рэба, по его жабьему лицу текли обильные капли дождя и скупые слезы радости. Румата пригляделся и узнал в стоящих снизу капитана Квотерблада, ротмистра Чачу и Павора в черном плаще.
— Никого не узнаю — сказал Румата.
— Это я, ротмистр Чачу.
— Действительно, ротмистр Чачу, — Румата еле сдержал улыбку. — А это кто?
— А это капитан Квотерблад.
— Хм... В самом деле, капитан Квотерблад. — Румата откровенно издевался, — Слушайте, Дон Рэба, вы ведь меня боитесь. С чем вы могли прийти ко мне в такую рань, и еще привести этих людей?
— Туалетная бумага. Вас выдала туалетная бумага. Никто в Арканаре ею не пользуется. Ваш слуга, Уго, известный эконом. Он хотел ее выстирать, и она расползлась. Это заметили наши люди. Так что вы пойманы с поличным, — Дон Рэба торжествовал.
Это был полный провал. Румата судорожно соображал, как выпутаться из создавшейся ситуации. А положение было на редкость хреновое.
— Слушайте, Дон Рэба. Вы как-то странно переступаете с ноги на ногу. У вас геморрой? — спросил Румата. — А! Я onmk. У вас выпадение прямой кишки, осложненное стригущим лишаем и застарелым трихомонозом на фоне левостороннего бруцеллезного твердого шанкра.
Дон Рэба побледнел и сказал: — Хватит прикалываться. Вы арестованы.
— А я, между прочим — дубль. А Румата Натанович уехал к Лавру Федотовичу. Ему в ЖЭК характеристику надо сдать, а печать у Вунюкова.
— Что же ты, скотина, нам голову морочил, — сказали снизу и полицейская процессия отправилась вверх по улице.
— Ловко я их, — довольный Румата повернулся к Кире. Кира уже не стояла у окна. Она медленно сползала на пол, цепляясь за портьеру.
— Кира! — крикнул он.
— Кира! — снова крикнул он.
Одна арбалетная стрела пробила ей горло, другая торчала из груди, третья пронзила левое ухо, четвертая сделала дырку во лбу, пятая была разрывная, из живота торчало огромное штурмовое копье, а в спину вонзились два боевых топора в стиле Маршала Тоца, Короля Пица Первого, окованных черной медью.
— Да слышу я, слышу. — Сказала она и затихла. Он взял ее на руки и отнес на постель. Чем-то она напомнила ему подушечку для иголок. Он постоял немного над ней, потом вошел в прихожую и взял с тумбочки шифровку.
“Юстас Алексу. Немедленно ко мне".
“Есть.” — подумал Румата.
Он вывел машину из гаража и поехал по направлению к Соловцу. Вокруг него, прижимаясь к дороге, зеленел лес. Из лесу вышли двое, ступили на обочину и остановились, глядя в его сторону. Он сбросил газ, рассматривая их. Один из них поднял противотанковое ружье. — До Соловца не подбросите? — читалось на его добром лице. — Не подброшу, — решил Румата и гордо проехал мимо. Он набрал скорость, не успел затормозить и переехал ноги Стервятнику, Барбриджу, который переползал дорогу за поворотом. За ним следом полз полицейский патруль. — Погоня, — подумал Румата. Перед вторым по счету памятником Заднице святого Мики его остановил гаишник.
