Терри Пратчетт - Опочтарение
Обзор книги Терри Пратчетт - Опочтарение
Опочтарение
Пролог:
9000 лет назад
Флотилии мертвецов дрейфуют по всему миру в подводных реках.
Почти никто не знает о них. Но теорию понять легко.
Она гласит: море, в конце-то концов, во многих отношениях есть ни что иное, как мокрая форма воздуха. А про воздух точно известно, что он разрежен на большой высоте, а чем ниже вы спускаетесь, тем плотнее он становится. Таким образом, когда застигнутый штормом корабль тонет и идет ко дну, он рано или поздно достигнет такой глубины, на которой плотность воды остановит его падение.
Короче говоря, он перестанет тонуть и будет плавать под водой, недосягаемый для штормов, но и морского дна далеко еще не достигший.
Здесь царит покой. Мертвый покой.
У некоторых затонувших кораблей сохраняются снасти, а у некоторых даже паруса. У многих есть команда — запутавшиеся в снастях или привязанные к рулевому колесу моряки.
Благодаря подводным течениям, их путешествие все еще продолжается — без цели, без гавани плывут по миру мертвые корабли с командами из скелетов, над затонувшими городами и между подводными горами, до тех пор, пока корпус не рассыплется в прах от гнили и корабельных червей.
Иногда с них срывается якорь и падает на самое дно, в холодную тишину глубоководной равнины, тревожа покой столетий поднятым облачком ила.
Один из таких якорей почти попал в Ангхаммарада, который мирно сидел на дне и смотрел на мертвые корабли, плывущие высоко над его головой.
Он запомнил это событие, потому что это было единственное, что с ним случилось интересного за последние девять тысяч лет.
Пролог:
Месяц назад
Есть такая… болезнь семафорщиков1. Вроде солнечного удара у моряков, когда, проведя несколько недель под безжалостным солнцем, они вдруг воображают, что корабль окружен зеленой травкой и просто шагают за борт.
А семафорщики иногда воображают, что умеют летать.
Большие семафорные башни стоят через каждые восемь миль, и если забраться на самый верх, то вы окажетесь в 150 футах над землей. Говорят, если слишком долго находиться там с непокрытой головой, то ваша семафорная башня начинает казаться все выше, а соседние башни — все ближе; и в конце концов вам покажется, что можно запросто перепрыгнуть с одной башни на другую, или перелететь, оседлав снующие между ними невидимые сообщения, а может быть, вы вообразите, что вы и есть сообщение. Говорят, это не более чем временное помешательство, вызванное шумом ветра в оснастке. Точно никто не знает. Те, кто шагнул в воздух с высоты 150 футов, редко склонны потом делиться впечатлениями.
Башня слегка гнулась под порывами ветра, но так и было задумано. Куча новых идей была воплощена в этой башне. Она использовала и сохраняла энергию ветра, чтобы работали механизмы, она гнулась, но не ломалась, она вела себя скорее как дерево, чем как строение. Большую часть ее конструкций можно было собрать на земле, а потом установить башню на нужном месте всего лишь за час. Она была изящна и красива. И она могла посылать сообщения почти в четыре раза быстрее, чем башни старой конструкции, используя новую систему заслонок и разноцветные огни.
Вернее, вскоре сможет, как только они разрешат несколько проблем связанных с задержкой срабатывания механизма…
Юноша проворно взбирался на самый верх башни. Большую часть пути он проделал в липком утреннем тумане, но теперь выбрался на сияющий солнечный свет, а туман простирался внизу, как море, до самого горизонта.
Он не обращал никакого внимания на окружающие красоты. Он никогда не мечтал о полетах. Он мечтал об удивительных механизмах, которые делали бы возможным такое, о чем раньше и помыслить не могли
А прямо сейчас он мечтал обнаружить, почему же опять заклинило блок заслонок. Он смазал ползунки, проверил тяги, а потом ему пришлось качнуться далеко в сторону сквозь свежий утренний воздух, чтобы дотянуться и осмотреть сами заслонки. Проделывать такие трюки было не положено, но любой линейный2 знает, что иногда только так можно заставить семафор работать. Да и вообще, это совершенно безопасно, если ты…
Раздался «дзынь». Он обернулся и увидел, что карабин его страховочной веревки лежит на подъездной дорожке, заметил тень, почувствовал жуткую боль в пальцах, услышал крик и упал…
…как якорь.
Глава 1
Ангел
Сэндвич Уважения — Мрачные Размышления Палача о Высшей Мере — Знаменитое Последнее Слово — Наш Герой Умирает — Ангелы, кое-что о — Некоторая Опасность Неуместных Предложений Насчет Метлы — Неожиданная Поездка — Мир, Свободный От Честных Людей — Скачущий Человек — Всегда Есть Выбор
Говорят, что перспектива быть повешенным с утра пораньше чудесным образом заставляет разум человека предельно сосредоточиться; к сожалению, он неизбежно сосредотачивается как раз на том, что помещается в теле, которое утром повесят.
Человек, которого собирались повесить, получил от своих любящих, но не очень мудрых родителей имя Мокрист фон Губвиг3, однако он не собирался порочить это имя (если такое имечко в принципе возможно опорочить), будучи повешенным под ним. Для всего мира в целом, а также для его кусочка под названием «смертный приговор», в частности, он был Альбертом Блестером4.
Он решил взглянуть на ситуацию с хорошей стороны и постарался сосредоточить свой разум на том, чтобы не быть повешенным сегодня утром, а в особенности на том, как бы половчее выскрести с помощью ложки крошащийся цемент вокруг одного из камней в стене его камеры. Эта работа занимала его уже пять недель, а ложка в процессе сточилась до размеров пилки для ногтей. К счастью, тюремщики здесь не утруждали себя сменой постельного белья, потому что в противном случае они обнаружили бы самый тяжелый в мире матрас.
Предметом его забот был большой и тяжелый камень с вбитой в него железной скобой для крепления кандалов.
Мокрист сел лицом к стене, уперся в нее ногами, обеими руками ухватился за скобу и потянул изо всех сил.
Его плечи свело судорогой, а перед глазами поплыл красный туман, но камень все-таки вывалился из стены, издав какой-то странный тихий «звяк!» Мокрист с трудом отодвинул его в сторону и заглянул в образовавшуюся дыру.
Другой ее конец был запечатан еще одним огромным камнем, цемент вокруг которого выглядел подозрительно свежим и очень крепким.
Прямо перед ним лежала новая ложка. Блестящая.
Пока он разглядывал ее, у него за спиной раздались аплодисменты. Он повернул голову (недавно перенапряженные сухожилия заныли от боли) и увидел нескольких тюремных охранников, глядевших на него сквозь решетку.
— Прекрасная работа, мистер Блестер! — сказал один из них, — Рон теперь должен мне пять долларов! Я ведь говорил ему, что вы очень упорны! «Он просто упрямец» — вот как я сказал!
— Вы подстроили все это, да, Уилкинсон? — слабым голосом спросил Мокрист, вернувшись к созерцанию ложки5.
— О, это не мы, сэр. Приказ лорда Витинари. Он особо подчеркнул, что всем осужденным преступникам должна быть предоставлена возможность выбраться на свободу.
— На свободу? Да здесь же этот чертов огромный камень лежит на пути!
— Да, лежит, сэр, именно так, лежит, — согласился охранник, — это же только возможность, а не сама свободная свобода как таковая. Ха, звучит немного глупо, э?
— Да уж, — согласился Мокрист.
Он не стал добавлять «вы, ублюдки». В конце концов, охранники совсем неплохо обращались с ним все эти шесть недель, а он взял себе за правило налаживать хорошие отношения с людьми. В этом ему не было равных. Навыки общения были его основным товаром; может быть даже и вовсе единственным.
Ну и кроме того, у них были большие дубинки. Так что он осторожно добавил лишь:
— Возможно, кое-кому это показалось бы жестоким, мистер Уилкинсон.
— Да, сэр, мы спрашивали его об этом, сэр, но он сказал, вовсе нет. Он сказал, это курс, — охранник наморщил лоб, — труд-но-терьера-пии, это такие упражнения для здоровья, предотвращают хандру и дарят величайшее из всех сокровищ — Надежду, сэр.
— Надежду, — мрачно пробормотал Мокрист.
— Вы не расстроились, сэр?
— Расстроился? Да отчего же мне расстраиваться, мистер Уилкинсон?
— Да уж, вы не то, что ваш предшественник в этой камере, сэр. Он умудрился пролезть вот в эту сливную трубу. Очень маленький был человек. Очень гибкий.
— Мокрист взглянул на маленькую решетку в полу. Такой вариант ему даже в голову не приходил.
