Терри Пратчетт - Эрик, а также Ночная Стража, ведьмы и Коэн-Варвар
Обзор книги Терри Пратчетт - Эрик, а также Ночная Стража, ведьмы и Коэн-Варвар
Терри Пратчетт
Фауст Эрик, а также Ночная стража, ведьмы и Коэн–Варвар
Фауст. Эрик
Пчелы Смерти крупны и черны, они гудят мрачно и грозно, и хранят свой мед в сотах, белых, будто алтарные свечи. Их мед черен, как ночь, тягуч, как грех, и сладок, как патока.
Всем известно, что если соединить вместе восемь цветов радуги, то получится белый цвет. Но, всяк видящий знает, чернота также состоит из восьми цветов, и ульи Смерти стоят посреди черной травы, в черном саду, под древними, усыпанными черными цветами деревьями, которые, какое–то время спустя, покроются яблоками, и яблоки эти… скажем так, красными они не будут.
Траву только–только выкосили. Коса, проделавшая эту работу, была прислонена к корявому стволу груши. Смерть проверял свои ульи, осторожно поднимая соты костлявыми пальцами.
Несколько пчел раздраженно жужжали вокруг него. Подобно всем порядочным пчеловодам, Смерть носил на голове сетку. Не то чтобы пчелам было что или куда кусать, но иногда они залетали к нему в череп и бились там, причиняя жуткую головную боль.
Но только он поднял соты навстречу серому свету, сияющему над его маленьким мирком меж реальностями, как земля едва уловимо вздрогнула. В улье поднялся рассерженный гул, с соседней яблони слетел листочек. Легкий порыв ветра пронесся через сад — это и было самое странное, ибо воздух в стране Смерти всегда остается теплым и неподвижным.
На один очень краткий миг Смерти почудилось, будто до него донеслись легкий топоток бегущих ног и голос, твердящий… нет, скорее голос, думающий: «О черт, о черт, о черт, сейчас я умру, умру, УМРУ!»
Смерть был почти самым старым существом (ну хорошо, антропоморфической сущностью) во вселенной, и его привычки и образ мыслей были таковыми, что простой смертный не мог даже надеяться их понять. Но вместе с тем Смерть был хорошим пчеловодом, и поэтому, прежде чем как–то отреагировать на происшедшее, он аккуратно убрал соты обратно в улей и закрыл его крышкой.
Затем Смерть пересек темный сад, снял сетку, осторожно вытряхнул пару пчел, заблудившихся в глубинах черепа, вошел в дом и проследовал к себе в кабинет.
В тот самый момент, когда он садился за стол, по саду пронесся еще один порыв ветра, от которого задребезжали песочные жизнеизмерители на полках, а установленные в холле большие напольные часы с маятником на неуловимую долю мгновения прервали свою нескончаемую работу по разрезанию времени на удобоваримые кусочки.
Смерть вздохнул и сфокусировал свой взгляд.
Нет такого места, куда бы не мог отправиться Смерть, каким бы удаленным и опасным оно ни было. По сути дела, чем это место опаснее, тем больше вероятность, что Смерть его вскоре посетит.
И вот сейчас он пронизал своим взором туманы пространства и времени.
— А, — проговорил Смерть. — ЭТО ОПЯТЬ ОН.
В Анк–Морпорке, который в обычном своем состоянии был самым процветающим, самым шумным и, прежде всего, самым многолюдным городом на Плоском мире, стоял жаркий летний день. И лучам солнца удалось сделать то, чего не удалось бесчисленным захватчикам, нескольким гражданским войнам и закону о комендантском часе. Они принесли в город покой.
Собаки, тяжело дыша, лежали в обжигающей тени. Река Анк, которую, в принципе, никогда нельзя было назвать пенистой, сочилась между берегами так, словно от этой жары выдохлась окончательно. Улицы были пустыми и раскаленными, как печные кирпичи.
Еще никто из врагов не смог захватить Анк–Морпорк. Ну, формально–то они это проделывали, и не раз. Город радостно приветствовал сорящих деньгами завоевателей–варваров, но всего через несколько дней захватчики вдруг с недоумением обнаруживали, что их собственные лошади им уже не принадлежат. А еще через пару месяцев недавние владельцы города превращались в очередное нацменьшинство со своей культурой настенных надписей и продовольственными магазинами.
Но жара осадила город и с триумфом преодолела его стены. Она накрывала дрожащие улицы, словно саван. Под небесной паяльной лампой наемные убийцы чувствовали себя слишком усталыми, чтобы убивать. Воров солнце превратило в честных людей. Обитатели увитой плющом цитадели Незримого Университета, ведущего учебного заведения Плоского мира для волшебников, дремали, надвинув на лица остроконечные шляпы. Навозные мухи, и те были чересчур утомлены, чтобы биться о стекло. Город вкушал полуденный отдых, ожидая заката и облегчения, которое приносила краткая жаркая, бархатистая ночь.
И только библиотекарь чувствовал себя преотлично. Висел себе и радостно раскачивался на кольцах. К жаре он подготовился заранее, натянув несколько веревок в одном из подвалов библиотеки Незримого Университета — а именно в том, где хранились, гм, всякие эротические [1] книжки. Чаны с колотым льдом приятно курились холодными испарениями. В этих–то облаках и витал библиотекарь.
Все магические книги без исключения обладают собственной жизнью. Некоторые из них, отличающиеся по–настоящему мощной энергетикой, недостаточно просто приковать к книжной полке; их приходится прибивать гвоздями или зажимать между стальными пластинами. Или (как в случае с книгами по магии тантрического секса, рассчитанными на серьезных знатоков) помещать под очень холодную воду, дабы они не воспламенились и не опалили свои строгие, без рисунков, переплеты.
Библиотекарь тихонько покачивался взад–вперед и мирно подремывал.
Но потом неизвестно откуда возник топоток, который консервным ножом вскрыл библиотечную тишину. Кто–то неизвестный промчался через залу, проник сквозь стену и исчез. Откуда–то издалека донесся слабый вскрик: «О боги, о боги, о боги, это ОНО, я сейчас УМРУ!»
Библиотекарь проснулся, не удержался на веревке и плюхнулся в тепловатую воду, несколько дюймов которой были единственной преградой, отделяющей «Прелести Тантрического Секса + Илюстрации Для Двинутого Изучения» (автор — Анонимка) от спонтанного возгорания.
Будь библиотекарь человеком, ему пришлось бы туговато. Но, к счастью, в данный момент он являлся орангутаном. В библиотеке было собрано такое количество сырой магии, что было бы удивительно, если бы время от времени там не происходили несчастные случаи. Один особенно впечатляющий несчастный случай превратил библиотекаря в человекообразную обезьяну. Мало кому из людей удается распрощаться с человеческой расой и остаться при этом в живых, и библиотекарь стойко сопротивлялся всем попыткам вернуть его в прежнее состояние. Поскольку он был единственным библиотекарем во всей множественной вселенной, который мог снимать книги с полок не только руками, но и ногами, Университет настаивать не стал.
Также это означало, что в представлении библиотекаря наиболее желанное существо женского пола выглядело примерно как мешок с маслом, пропущенный через рулон старых автомобильных камер. Так что ему повезло — он отделался всего лишь легкими ожогами, головной болью и довольно двусмысленными чувствами по отношению к обветренным огурцам.
А этажом выше невидимый бегун промчался прямо сквозь книжные полки — стоящие на них гримуары заскрипели переплетами и изумленно зашелестели страницами — и исчез, или, точнее, исчез еще больше…
Анк–Морпорк медленно выходил из своей дремоты. Что–то невидимое и вопящее во всю глотку неслось по его кварталам, оставляя за собой бедлам и разруху. Там, где оно появлялось, вещи становились другими.
Одна живущая на улице Искусных Умельцев гадалка, после того как топоток промчался через ее спальню, обнаружила, что старый добрый хрустальный шар превратился вдруг в маленькую стеклянную сферу с домиком внутри и снежинками.
А в «Залатанном Барабане», где как раз собрались знаменитые искательницы приключений Херрена–Хладнокровная Холера, Рыжая Шэррон и Диома, Ночная Ведьма, дабы обменяться женскими сплетнями и перекинуться в «дуркера», все напитки превратились в маленьких желтых слонов.
— Это все университетские волшебники, — оправдывался трактирщик, торопливо заменяя стаканы. — Совсем страх потеряли. Нельзя ж такое допускать…
Часы родили полночь.
Члены Волшебного Совета потерли глаза и уставились друг на друга затуманенными взглядами. Они тоже считали, что такие вещи допускать нельзя, в особенности потому, что это не они их допускали.
Наконец Эзролит Черн, новый аркканцлер Незримого Университета, подавил зевок, выпрямился в кресле и попытался принять подходящий случаю авторитетный вид. Черн сам понимал, что сделан не из того теста, из которого выходят настоящие аркканцлеры. Его вовсе не преследовало неутолимое желание заполучить эту должность. Черну было девяносто восемь лет, и он достиг этого почтенного возраста именно благодаря тому, что старательно избегал ситуаций, в которых мог представлять для кого–нибудь помеху или угрозу. А еще Черн надеялся провести закат своих дней, работая над завершением своего семитомного труда «Некаторые Малоизвестные Аспекты Куйянских Ретуалов Взывания Дождя». По его мнению, данная тема была идеальной для академических исследований, поскольку вышеупомянутые ритуалы действовали только на Ку, а данный континент погрузился в океанские пучины еще несколько тысяч лет назад[2]. Но беда была в том, что в последние годы средняя продолжительность жизни аркканцлеров резко выросла и естественное стремление всех волшебников занять этот пост уступило место крайне необычной склонности вежливо держаться в тени. В одно прекрасное утро Черн спустился к завтраку и обнаружил, что все величают его не иначе как «сир». Только много дней спустя он выяснил истинную причину этой перемены.
