Колдун одиннадцатого мира (СИ) - "Касим"

«Наверняка скопировали с брони Воительницы» — Подумала я, немного нахмурившись пока, весь зал встретил главу Abstergo дежурными аплодисментами.

— Добрый вечер, дамы и господа. — Поприветствовал он, сделав шаг вперед, почти не опираясь на свою любимую трость. Это наверно было еще одной особенностью Хекматьяра — не смотря на возраст он почти не ссутулился и всегда стоял с высоко поднятой головой, из-за чего и получил одно из своих многочистленных прозвищ. Несгибаемый. — Я рад вас видеть в это прекрасный день, ибо сегодня вы все станете свидетелями настоящего чуда.

Сказав это он ударил концом своей трости по полу, после чего завеса, закрывавшая большую часть стены, начала медленно отъезжать.

— Я начну издалека. — Продолжил говорить Хекматьяр, слегка прищурив глаза. Его голос не давал даже намека на его возраст. Сильный и твердый, пробирающий до самых костей. — Моя семья веками служила этой стране.

Сзади него резко появилась проекция, на которой было изображено небольшое, всего в пять колен, семейное древо.

— Моя прабабка, Амелия. — Картинка сменилось на старинный портрет молодой черноволосой женщины, одетой в облегающий военный костюм 18-го века. — Одна из восьми матерей-основательниц, одна из самых главных просветительниц своего времени. Первая приверженка движения Красного Креста в Америке и ярая противница рабства.

Картинка еще раз переключилась и теперь на экране горела другая голограмма.

— Моя бабушка, Петра Хекматьяр. — Сказал он, с ностальгией и любовью смотря на черно-белую фотографию рыжей заводной девчонки, в простом белом платье и пиджачке. — Мать первой промышленной революции. Основательница ряда благотворительных фондов, действующих и по сей день во всех странах мира. Миротворица, благодаря которой во время Гражданской войны погибло гораздо меньше людей, чем могло.

Следующая фотография и теперь на зал смотрела серьезная женщина в костюме, от одного взгляда которой хотелось вжать голову в плечи. Я прекрасно знала кто это, как и большинство сидевших в зале.

— Моя мама, Фелиция Хекматьяр. — По доброму хмыкнул он, немного повернув голову и бросив взгляд на портрет женщины. — Она была сильной женщиной, хоть и излишне жесткой. Большая часть мира и Америки навсегда запомнили ее как Железную леди, расширившую наш семейный бизнес на весь мир, используя любые методы. Первая Мировая война, эпидемия испанки, голод в Азии и Африке, гремевшие по всему миру революции… Она построила основу нынешнего Abstergo и стала лиуом второй промышленной революции, опираясь на горе и несчастье других.

«Мда, представляю сколько хейта сейчас польется на его компанию» — Подумала я, прикусив нижнюю губу. Занавес тем временем окончательно отъехал, но из-за яркой голограммы происходящего за ним не было видно. — «Люди такие. Обгадят, забудут, им напомнят и опять обгадят»

— Но я старался это изменить. — Продолжил говорить Хекматьяр, смотря в зал своими древними и до ужаса уставшими глазами. — Великая Депрессия, Вторая Мировая Война, голод в Корее и Вьетнаме, эпидемия холеры и тифа в Индии и Африке, создание новых лекарств и вакцин, открытие искусственного оплодотворения и прочих вещей, которые должны были помочь простым людям.

Он ненадолго прервался, взял с рядом стоявшей трибуны стакан воды и, промочив горло, продолжил:

— Забавно, что в тот момент, когда это создавалось, я не надеялся хоть на какую-то прибыль. — В ответ на такое заявление в зале прокатились легкие смешки. О том, сколько Abstergo принесло его фармакологическое и медицинское направление здесь знали все. — В тот момент все говорили мне о бесперспективности этих исследований. О том, что я потрачу миллиарды долларов и никогда не отобью эти разработки. Но я рискнул и пошел вперед, в неизвестность, навсегда оставив свое имя в анналах истории.

Поднявшиеся в зале аплодисменты не были простой формальностью. Все признавали, что стоявший на сцене старик, которого раньше за глаза называли «Мегалодонном», имеет право о себе так говорить. За последние шестьдесят лет 10 % всех важных мировых изобретений, начиная простейшим пенициллином, заканчивая сложнейшими лекарствами и имплантами, повторить которые не мог никто в мире, вышли из стен Abstergo, а значит могли считаться его детищем.

— Но сегодня пришло время сделать мой последний шаг. — Продолжил говорить Хекматьяр, еще раз ударив тростью и голограмма пропала, открыв вид на три большие футуристичные камеры, будто сошедшие с экранов телевизора. Крупные, с идущими за ними толстыми кабелями, они вызывали оторопь, особенно смутно знакомой мне надписью.

CRYO?

Криокамеры? Но зачем?

— Amesha Spenta. Бессмертные. — Сказал Виктор, подойдя к одной из камер и положил на нее руку. — Первые семь сущностей, созданные Ахура Маздой, Богом-Создателем в зороастризме. Идеальные, вечные. Так почему мы не можем быть такими?

После его слов на сцену вышел молодой парень, медленно передвигающийся с помощью двух костылей, ведь правой ноги ниже колена у него не было.

— Его зовут Алекс Мерсер. — Представил его Хекматьяр, положив ему руку на плечо. — Он простой парень, живущий в Бостоне. Учился на втором курсе археологического университета, мечтал исследовать древность и раскрывать людям тайны наших предков. У него даже две невесты были с одного с ним курса. И теперь эта мечта испарилась.

Сказав это старик сжал руку парнишки, глаза которого заслезились, а плечи затряслись.

— Три месяца назад, во время нападения на выставку террористки Ирины Ванко, одна из шальных пуль попала ему в ноги. — От услышанного у меня похолодело внутри. — Осколки иссекли все нервные и мышечные ткани, не оставив хирургам другого выхода. Ногу пришлось ампутировать.

У всех бывших здесь женщин по спинам невольно прокатилась волна мурашек. Да большинство присутствующих были циничными сукам до мозга костей, готовых зубами загрызть своих оппоненток. Вот только одно дело поступать так с соперницей, совсем другое — с мужчиной. Это стоявший на сцене Хекматьяр был монстром, вертевший все общественные нормы и правила на одном месте, но остальные… Не зря даже в Индии и Китае, самых жестких матриархальных странах поднять руку на мужчину было одним из самых страшных преступлений.

Тем временем на сцену поднялась другая женщина. Престарелая японка, одетая в простое зеленое кимоно, которая при ходьбе опиралась на трость и тряслась как листок на ветру.

— Нашу третью героиню многие их вас наверняка знают. Хоноко Танака-сан. Больше известная как героиня Касивадзаки-Карива. — Сказал он, исполнив перед ней традиционный японский поклон.

«Конечно все ее знают» — Про себя хмыкнула, по новому взглянув на невзрачную японку. — «Как там ее называли? Настоящая героиня?»

Эта маленькая женщина стала известна два года назад, после аварии на крупнейшей азиатской АЭС Касивадзаки-Карива. Там, в одном из пяти центральных экспериментальных блоков, случилась авария, которая чуть не привела к расплавлению реактора и взрыву пара, способного повредить другие блоки, а после вызвать сильнейший взрыв, который мог накрыть радиоактивным облаком не только Японию, но и половину Китая, Корею, восточные регионы России и часть Индонезии.

Не знаю, что она там сделала, ведь информацию об экспериментальном реакторе японцы хранили со всем остервенением даже от госдепа США, но аварию удалось предотвратить. Погибло лишь трое японок, работавших вместе с Хоноко и получивших смертельную дозу радиации. Самой Танаке повезло — она оказалась дельта-мутантом, нечувствительным к радиации, но дикий стресс и продукты горения, которыми она надышалась в реакторе, подорвали ее здоровье.

Хекматьяр почти полностью повторил мой рассказ, лишь добавив, что врачи, после долго обследования, дали ей всего три года, два из которых уже прошли.

— Справедливо ли это? — Спросил он у зала, пока на фоне начала играть ненавязчивая грустная музыка. — То, что героям спасшим миллионы нужно умирать? То, что человек, оказавшийся не в том месте и не в то время вынужден страдать? То, что, родители хоронят своих детей из-за бушующих по всему миру болезней и катастроф? То, что люди не могут прожить весь отведенный им век на этой Земле? Я говорю вам нет.