Гэрет Уильямс - Эпилог : Сказаны последние слова.
Вскоре после этого разговора она увидела плавающие в воздухе огоньки и призрака, который собирал их.
Она еще не забиралась так глубоко. Большой храмовый зал был самым дальним местом, где она уже была. Но Широхида была построена в горах, и поднимаясь высоко в небеса, она также уходила глубоко под землю; как одним целым из земли и неба были и сами Клинки Ветра.
Здесь было темно и даже в ровном сиянии ее светящегося шарика она могла видеть не дальше чем прямо перед собой. Все же она продолжала идти, и когда она услышала тихое пение — первой ее мыслью было, что это всего лишь эхо или просто ее воображение.
Потом она вошла в зал и увидела призрака.
Он не был минбарцем. Она не знала, кем он был, потому что никогда прежде ничего подобного не видела. Кожа его была серой, как подметка, а глубоко в высоком лбу был расположен третий глаз.
Повсюду вокруг него плавали маленькие сгустки света. В его руке покоилась сфера, внутри которой свивались и танцевали светящиеся пятна.
Он смотрел на нее.
— Дитя идет. — сказал он сухим. хриплым, низким голосом. — Десятилетия и десятилетия я ждал возвращения ребенка, а вернулся ли также наследник? Здесь ли спаситель Голгофы, вернувшийся к родовому трону, вновь требовать свое наследство?
Голос был завораживающим, удивляющим и пугающим — как и все здесь. Она могла лишь безмолвно глядеть на чужака.
— Я задал вопрос, дитя. Ребенок не понимает? Его рот не может открыться, его сердце молчит? Здесь ли спаситель Голгофы?
— Я... я не понимаю о чем вы. — наконец сказала она. — Мой дедушка здесь. Он наверху.
— А есть ли у него имя, дитя?
— Я... да, да. Его зовут Парлэйн.
— Ахх... как было обещано. Если я прождал достаточно долго, следя и выжидая в компании одних лишь душ, и памяти о Истоке в поддержку, то значит вернется и спаситель. Камень умеет терпеть, а он более подобен камню, чем я. Я вижу так много в тебе от воздуха, дитя, так много от эфира — движение и изменчивость... Но он есть камень, неподвижный и терпеливый. В тебе мало от его крови, верно. Мало, но быть может достаточно, и быть может — больше в твоих детях, верно?
— Я... у меня нет никаких детей.
— Ты мать для судьбы большей, чем можешь узнать, дитя. Он знает это, как знаю я, как знают и твои враги.
— У меня нет врагов.
— У ребенка их больше, чем он знает. Враги ее матери, и матери ее матери, и отца матери ее матери. Да, особенно его. С кем заключил сделку он, ибо он был спасителем. Мы блюдем сделки, ибо мы камень, и камень помнит. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к стражу будущего.
— Ты не настоящий. — прошептала она. — Ты просто еще один призрак.
— А дитя много знает о призраках, не так ли? Я знаю. Спаситель также знает. Он пришел в нужное место за призраками. Здесь так много их, и величайший призрак из всех остался в смерти, огне и памяти. Да, этот призрак действительно хорошо помнит пламя. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к призраку камня.
Дералайн стала медленно отступать, потом она уронила светильник и просто побежала, слыша шаги за спиной; она не помнила дороги обратно, но все равно продолжала бежать, слыша шаги позади, следующие за ней, вторящие эхом ее неистовому бегству.
Наконец она добралась до места, которое могла узнать, и помчалась к большому залу, где, как она помнила, могла найти деда. Он был там, сидевший в медитации перед одной из пустых ниш. Она просто упала перед ним, испуганная и обессиленная. Когда она оглянулась, со страхом и обреченностью в глазах, то увидела, что призрак последовал за ней, и на его тонких губах играет улыбка, а его третий глаз сияет демоническим огнем.
* * *Несколько следующих часов прошли смутно. Тело унесли прочь, маленькую хижину тщательно осмотрели — и начался бесконечный поток вопросов. Рейнджер за Рейнджером приходили говорить с Джеком. Одни были тихими и вежливыми, другие — настойчивыми и грозными. Сейчас он искренне был уверен, что его обвиняют в случившемся.
Нет, он не знал Декстера Смита до вчерашнего вечера.
Да, он только вчера прилетел на Казоми-7
Нет, он никак не связан со смертью Декстера Смита.
Да, его уже арестовывали раньше, но это была ошибка, и она уже разрешилась.
Нет, он не находится в розыске,
Да, конечно у него подлинные ИД–карты.
Нет, он ничего не вез контрабандой.
Да, он будет счастлив помочь, и уже помогает.
Нет, он не сердится.
И так далее и так далее....
Наконец, еще один Рейнджер пришел расспрашивать его, но этот был особенный. Он был нарном — большим чем обычный нарн, или просто казался большим. Комната точно стала меньше, когда он оказался рядом. Черт, планета казалась меньше, когда он был поблизости.
И у него был только один глаз.
Джек слышал только про двух одноглазых нарнов, и Пророк был мертв.
— Ты знаешь кто я? - спросил нарн.
— Да. — ответил Джек в благоговении и неверии одновременно. Две легенды за один день. Какие на это были шансы?
— И?
— Командор Та'Лон.
— Хорошо. Ты это сделал?
— Нет.
— Мне этого достаточно.
Вот и все. Джек, наконец, узнал что Декстер был давно болен. Его смерть была печальна, но совсем не неожиданна. Он жил скромно, и у него было немного друзей так что никто не догадывался, насколько он был болен, и даже — что что–то вообще не в порядке.
Потом он узнал, что был не единственным, кто видел светящуюся фигуру возле храма. Версии варьировались от атмосферных явлений и массовой галлюцинации, до вернувшихся ворлонцев и духа Благословенной Деленн, вернувшегося к ее мемориалу то ли благословлять верующих, то ли изгонять неверных с планеты.
Джек был в скверном настроении, когда покинул храм. Сами своды были все так же прекрасны и полны мира, но у него сегодня не было настроения для красоты и мира. Поначалу он думал о Казоми-7 как о удивительном месте, а потом увидел его темную изнанку, и весьма неприглядное лицо Рейнджеров. Потом он видел храм и говорил с Декстером, и удивление вновь наполнило его.
А теперь...
Неважно, насколько удивительно было это место. Люди все также умирали здесь. Люди все также говорили о пустяках и верили в разный вздор. Чужаки или люди — все равно они были также глупы, бесчувственны и слепы здесь, как и где угодно еще. Здесь могла быть колыбель мира и красоты, но никто не ценил этого. Это было удивительное место — кишащее недостойными его паразитами.
Такие мысли едва ли были новыми для Джека. Его нелюбовь к человечеству в целом была одной из причин, толкнувших его путешествовать — попасть туда, где люди были бы другими. Он нигде не нашел подобного.
Он завел несколько приятелей в своих путешествиях, но у него не было близких друзей. Было несколько знакомых тут и там — таких как Бейс — но и только.
Он был сердит, одинок и наполнен злостью на весь мир.
Он шел прочь от храма, в город, намеренно не глядя по сторонам. Он не собирался осматривать достопримечательности. Он просто хотел побыть один.
Наверное, ему стоит попытаться найти Голгофу и остаться там.
В конце концов — он не знал спустя сколько времени — он обнаружил себя в парке. Занимался рассвет, так что он, похоже, бродил долго. Парк был необычной комбинацией разных культур, и в него явно внесла свой вклад каждая из рас. Он прошел через японский сад камней к центаврианской цветочной выставке и мимо нее — к минбарскому храму. Против ожидания, он был весьма впечатлен заботой и вниманием, которые окружали это место.
И именно там он услышал плач.
Не зная почему, он направился туда. Он нашел ее в тесном садике–пустыне дрази, сидящей на низкой каменной стене, окружавшей парк.
Это была светловолосая девушка–Рейнджер. Она сидела здесь, все также в форме Рейнджера, картиной полного отчаяния. Ее лицо было скрыто длинными волосами, а руки были прижаты к глазам.
Она плакала.
Медленно, не совсем понимая, что же делать, Джек подошел к ней, так тихо, как только мог. По части незаметности он был не слишком хорош, но он был совсем рядом с ней, когда она его заметила. Ее глаза были красными и воспаленными, а щеки расчерчены слезами.
— Ты. — всхлипнула она, ее голос был хриплым. — Пожалуйста, уйди.
Он проигнорировал ее, и остался там где был, пытаясь придумать что–то, что можно сказать.
— Что–то случилось? — беспомощно сказал он.
— Разумеется. — отрезала она. — Или ты думал — я просто пришла сюда поплакать?
— Извини. — ответил он, со смесью сочувствия и сожаления.
— Просто уходи. — повторила она, снова уронив голову на руки.
Он не ушел, Вместо этого он сел рядом с ней. От нее веяло теплом и ее волосы приятно пахли. Он хотел обнять ее, но не знал как она к этому отнесется, и потому просто сидел рядом.
— Хочешь что–нибудь мне рассказать? — наконец проговорил он.
— Кажется, я сказала тебе уходить. — ответила она, приглушенным руками голосом.
