Ольга Елисеева - Сын Солнца
Отсюда, с земли, казалось, будто сплошная мешанина битвы идет на всем пространстве долины, но принц хорошо знал, что это не так. Стоит ему въехать на возвышение и оглядеться, как картина боя представится совсем иначе. Акхан видел, что сквозь ревущую, визжащую, орущую и стонущую толпу сражавшихся к нему пробиваются офицеры. Им нужны были четкие команды, ему — возможность их отдавать.
Но проклятый холмик весь был покрыт дерущимися. Акалель уже развернул коня и направил его вперед, прямо по телам, когда почувствовал, что старый боевой товарищ стал оседать на задние ноги и как-то нелепо задергал головой.
— Проклятье воронов! — выругался принц. Он увидел, как из-под брюха его коня выскользнула красная фигура тольтекского воина в изодранной ягуаровой шкуре. Дикарь сзади подсек ноги коню Акхана, и теперь акалель неудержимо падал в кровавое месиво на земле.
Перекинув правую ногу через спину лошади, принц соскочил вниз, но тут же поскользнулся на чьих-то растоптанных мозгах вперемешку с перьями и зубами. Он рухнул лицом вниз, а сверху на него осела туша коня.
— Проклятье Бел! — прохрипел Акхан, с трудом потянулся вперед и поднял голову, но увидел над собой тяжелую боевую булаву с нефритовым навершием, занесенную для удара. В тот же миг принц, отшвырнув собственное оружие, с силой дернул на себя широко расставленные босые ноги противника. Тольтек упал на спину, и пока он барахтался среди нагроможденной кучи трупов, акалель успел вылезти из-под придавившей его лошади.
Уже в следующую минуту враги, тяжело дыша, стояли друг против друга. Акхан чувствовал, что его ноги после сильного удара о землю разбиты. Тольтек вытирал со лба кровь, накатывавшую ему на глаза. Еще один глубокий вдох, и оба ринулись вперед. Первые удары принца дикарь отбил легко. Зато неожиданный выпад нефритовой булавы тольтека едва не достиг цели, и Акхан с трудом успел отскочить назад. «Проклятое плечо! — думал принц. — Я же не чувствую оружия…» Следующий удар тольтека заставил акалеля попятиться. «К черту! Ко всем чертям!» Акхан резко перебросил меч в другую руку и начал наступать, нанося противнику град ударов. Вот теперь он ощущал уверенность. «Мальчишка, — шипел себе под нос принц. — А вот это тебе как?» Но, несмотря на душившую командующего ненависть к красному выродку, убившему его коня, принц не мог не оценить ловкости врага. Бой с этим дикарем доставил ему настоящее наслаждение, а молниеносно сыпавшиеся удары были и новы, и непривычны.
Акхану удалось нанести тольтеку несколько ран в бедро и предплечье, сам он пока оставался неуязвим. Однако при падении принц ударился грудью и теперь чувствовал, что начинает задыхаться. Дыхание же его врага оставалось ровным, он мог продержаться еще долго. Акалель решился на последний выпад. Он резко рванулся вперед и всей тяжестью тела привалил противника к земле. При этом удар тольтекской булавы пришелся по косой, и остро обломившийся конец каменного шестигранника рассек принцу кожу на ноге от самого бедра до колена.
Боли Акхан не почувствовал, хлынувшая из раны волна теплой, мягкой крови была почти приятна. В тот же миг он ощутил солоноватый привкус на губах. Это отчаявшийся противник саданул ему кулаком свободной руки в лицо, но удар вышел слабым и акалель только откинул голову. Он потерял меч и теперь душил своего врага, сомкнув руки на его шее. Принц хорошо видел совсем еще молодое, перекошенное звериной ненавистью лицо воина.
Как будто со стороны, Акхан услышал собственный хриплый смех, переходящий в кашель. Разбитая грудь не давала глубоко вздохнуть, и принц с ужасом понял, что его хватка на горле тольтека не усиливается с каждой минутой, а, наоборот, слабеет. Из последних сил акалель навалился на врага, одной рукой запрокинул ему подбородок, не позволяя вырваться, а другой потянулся за коротким кинжалом, который должен был еще висеть на поясе. В это время тольтек выгнул одну ногу и ударил принца коленом в пах. Акхан инстинктивно разжал ладони, и враг вырвался из смертельного плена.
Противники грозили вновь очутиться на ногах друг перед другом, однако на поле боя что-то произошло: справа в ряды сражающихся вклинились новые силы, и на узком пятачке у подножия холма опять стало не продохнуть. Ряды отступавших тольтеков потеснили сражающихся, и Акхан, нанося и отбивая удары со всех сторон, потерял своего врага.
Вскоре несколько конных офицеров атлан окружили акалеля, оттеснив от него отступающих в сумятице тольтеков. Акхану подали лошадь, и он въехал на пригорок. Командующий хриплым, надсаженным голосом отдавал приказания. С холма поле боя открывалось как на ладони. Оказывается, схватка шла уже в лагерях тольтеков. Именно туда рвались, обезумев от ярости, его воины.
— Посмотри, Акбаль, — с усмешкой сказал принц одному из своих адъютантов, указывая хлыстом на толпу, переваливающую через насыпь. — Я так и знал, что наши бандиты не выдержат, когда увидят, как их приятели первыми добрались до добычи.
— Да, акалель, — молодой офицер вытирал кровь с рассеченной щеки, — они словно обезумели, никого не щадят. Боюсь, мы не сможем взять пленных.
— Это резня. — Губы Акхана сложились в жесткую складку. — Обычная для новобранцев в конце крупного боя. Так из них выходит страх.
Оставив молодому калелю наблюдать картины, разыгрывавшиеся во взятом лагере, принц повернул голову в другую сторону. Что там творилось! Милосердные боги! Две мощные колонны тольтеков из переметнувшихся родов вклинились с севера в тело огромной армии, осаждавшей Шибальбу, и теперь крушили своих. Это под их напором смешались и побежали воины-ягуары у холма, на котором сейчас стоял Акхан.
Принц оглянулся. В самом хвосте его армии, там, где захлебнулась атака славной козьей кавалерии, все еще шел бой. Уцелевшие горстки тольтеков сражались с необычайным упорством, но и они вскоре перестанут существовать, Акхан знал это. Ему отчего-то сделалось скучно. Поле битвы еще кипело, еще живы были сотни тех, кому через полчаса, не больше, предстоит умереть, еще кричали на стенах Шибальбы ее воодушевленные защитники, желая победы атлан, а он уже знал, что сражение выиграно.
Акхан чуть тронул коленями бока коня, намереваясь съехать с холма.
— Акалель, — услышал он робкий голос адъютанта. — Почему вы сегодня не говорили с армией перед боем?
— Здесь нет армии, — устало махнул рукой принц. — Да поможет мне Атлат сделать хоть что-то с теми, кто останется после сегодняшней драки.
3Однако оставшихся было много. Их оборванные и окровавленные толпы ввалились в Шибальбу через проломы в стене, и калелям стоило огромных усилий выгнать солдат обратно, чтобы предотвратить грабеж спасенного города. Когда Акхан на коне проезжал мимо взбудораженных рядов своих воинов, они громко выражали недовольство.
— Молчать! — крикнул принц. — Добычи достаточно и в лагерях тольтеков! Что касается города, то он, да будет вам известно, святыня вашего народа, ублюдки! Грабить его нельзя! Если кто-то еще не почувствовал себя спасителем, может обратиться к командиру, и его повесят в назидание остальным.
Раздался гогот.
— Сегодня вы выдержали тяжелый бой, — продолжал принц. — Да смилостивятся боги над павшими, их участь счастлива, ибо они уже на земле смерти. Те же, кто остался в живых, возьмут себе долю погибших.
По войскам прокатился гул одобрения.
Затем Акхан привычно назвал соотношение частей добычи, которую может получить каждый воин: пехотинец — одну часть, конник — две, первая линия берет в двойном размере, арьергард — половину. Командир делит трофеи, при первой же драке весь отряд лишается своей доли, и она отходит к другим. Калели приступили к утомительному дележу захваченного имущества, а принц поехал по развороченному лагерю тольтеков.
Кое-где еще дымились костры, пестрели пятиугольные шерстяные палатки с навешенными над входом шкурами оленей. Тут и там валялись перевернутые глиняные горшки на ножках. Конь Акхана шел медленно, то и дело попадая копытами в лужи свежей крови и переступая через исковерканные тела. Принц поднял голову и прищурил на солнце глаза, чтобы издалека рассмотреть стены спасенного города.
Шибальба лежала на дне долины как гигантское блюдо идеально круглой формы. Ее мощные стены из желтоватого песчаника контрастировали с красно-бурым цветом окружающих гор. С холма, по которому ехал принц, был виден строгий лабиринт улиц. Прямая, как стрела, Белая Дорога, ведущая от главных ворот, окованных толстыми листами золота, пересекала обводной канал с дамбами и упиралась прямо в священный сенот — колодец для жертвоприношений. Он лениво колыхал свои мутноватые воды у самого подножия ступенчатой пирамиды, на самой вершине которой находился массивный квадрат храма Солнца. Слева от главной возвышалась изящная пирамида Луны, а справа — обширный дворец правителя и верховного жреца Шибальбы.
