Митчел Сканлон. - Сошествие ангелов
Охранник со сморщенным лицом и жестокими оранжевыми глазами наклонился к мальчику.
– Тебе нет нужды оканчивать испытание - сказал охранник. - Твоя гордость и сила духа в стрессовой ситуации привлекли внимание Командора Ордена. Твоя судьба уже решена. Любой дурак может видеть, что ты владеешь всем необходимым, чтобы быть избранным.
Захариил хотел крикнуть, сказать мальчику, чтобы он не верил той лжи, которую слышал, но это было именно тем, что мальчик хотел слышать. Это обещало ему все, чего он когда-либо желал.
Лицо мальчика просветлело от новости о своем избрании, его глаза сияли с обещанием достижения всего, что он когда-либо хотел.
Считая испытание оконченным, мальчик стал, истощенный, на колени и наклонился вперед, чтобы поцеловать снег, устилающий землю.
Жестокий смех охранников заставил мальчика поднять голову, и Захариил смог видеть все возрастающее понимание собственной глупости на его лице, будто на пленке.
– Глупец! - кричал охранник. - Ты считал, что если кто-то скажет тебе, будто ты особенный, значит, это должно быть правдой? Ты - всего лишь пешка для нашего развлечения!
Мальчик освободил душераздирающие вопли муки, и Захариил боролся, чтобы не смотреть на него, глядя прямо перед собой, поскольку мальчика тянули к опушке леса, с красными глазами и плачущего, с лицом, бледным от шока и неверия.
Крики мальчика были приглушены, поскольку его швырнули в темный лес, запутанные сети корней и лианы затягивали его глубже и глубже в задыхающуюся растительность. Хотя крики боли становились все слабее и слабее, Захариил все еще мог слышать их, они отзывались эхом невообразимого мучения даже после того, как он был забран темнотой.
Захариил попытался забыть про боль мальчика, поскольку становилось холоднее, и число кандидатов, стоящих снаружи Альдурука истощалось, поскольку другие мальчики решили, что было лучше иметь клеймо отказа, чем проходить испытание хоть на мгновение дольше.
Некоторые пошли, умоляя охранников, прося об убежище в крепости и возвращении их курток и ботинок. Другие просто падали в обморок от холода и голода, чтобы быть унесенными к своим неизвестным судьбам.
С приходом заката оставалось только две трети мальчиков. Тогда, когда упала тьма, охранники отступили к своим сторожевым пунктам в крепости, оставляя мальчиков, которые должны были выдержать долгую ночь наедине.
Ночь была наихудшим временем. Захарииловы мысли скрывались в мрачной темноте, его зубы стучали так сильно, что он думал, что они раскрошатся. Тишина была абсолютной, крики мальчика в лесу стихли, и не было слышно насмешек и колкостей охранников.
С приходом ночи, тишина и сила воображения проделали такую работу по запугиванию мальчиков, какую охранники не могли себе представить. Семена страха были посеяны разговором о хищниках, бродящих у стен крепости, и поскольку было темно, семена пускали корни и разрастались в уме каждого мальчика.
Ночь имела одно неоспоримое, вечное преимущество, думал Захариил.
Она всегда существовала, и будет существовать всегда. Ничтожные попытки людей принести свет во вселенную были бесполезными и обречены на поражение. Он смутно осознавал странность понятия, которое формировалось в его уме, выражая идеи и слова, о которых он не имел никакого понятия, но которые, он знал, были истинно верными.
После чего были звуки, которых Захариил боялся наиболее.
Обычные звуки ночного леса, шумы, которые он слышал тысячи раз в прошлом, становились громче и более угрожающе, чем все, что он прежде слыхал. Время от времени он слышал звуки, которые, он мог поклясться, принадлежали хищникам, медведям или даже ужаснейшому Калибанскому льву.
Треск каждой ветки, шелест листьев, каждый звук и крик в ночи, все эти вещи казались наполненными угрозой. Смерть скрывалась позади него или где-то сбоку, и он хотел бежать, бросить испытание. Он хотел вернутся в поселок, где он родился, к своим друзьям и семье, к успокаивающим словам его матери, к теплому месту у очага. Он хотел бросить Орден. Он хотел забыть о своих рыцарских претензиях.
Ему было семь лет, и он хотел домой.
Столь же ужасным и неземным, как и шорохи, были голоса, которые были наихудшей частью испытания, самым отвратительным порождением его кошмара.
Между шумом и треском ветвей, вкрадчивый шепот появлялся из леса, будто кабал шепчущих голосов. Мог ли кто-либо еще услышать их, Захариил не знал, поскольку никто больше не реагировал на звуки, которые вторгались в его голову с обещаниями власти, плоти, бессмертия.
Все может принадлежать ему, если он сойдет с заснеженной площадки перед крепостью и пойдет в лес. Без присутствия охранников Захариил мог оглянуться и взглянуть на опутанную виноградными лозами опушку леса.
Хотя леса устилали большую часть поверхности Калибана, и все его существование было проведено среди высоких деревьев и колебания зеленых навесов, этот лес не был похож на все, что он видел прежде. Стволы деревьев были прокажены и заплесневевшие, их кора была гнилой и больной. Тьма, которая была чернее самой темной ночи, скрывалась между ними, и хотя голоса обещали ему, что с ним все будет хорошо, если он ступит в лес, он знал, что недремлющий ужас и бессчетные кошмары обитали внутри, снуя между сплетенных ветвей.
Для Захариила было смешно знать, что тот воображаемый лес не был настоящим, земля, настолько неестественная, не могла существовать в мире смертных. Все это было сформировано его мечтами и кошмарами, и разбавленное его желаниями и страхами.
Но то, что скрывалось в чаще, было за гранью страха и причины, безумия и элементальной власти, оно кипело и ревело совместно с поднимающимися потоками людей и их ужасных жизней.
И все же…
Вся эта темная, запутанная, ужасная власть была, бесспорно, привлекательна. Властью, независимо от ее источника, всегда можно было овладеть, не так ли? Элементальные энергии могли быть покорены, и использоваться, чтобы служить воле одного, дабы постигнуть все.
Вещи, которые могли быть достигнуты с такой властью, были безграничны. На Великих Зверей можно было охотиться до их полного исчезновения, а другие благородные братства были бы обращены в бегство. Весь Калибан стал бы землей Ордена, и все повиновались бы своим хозяевам или погибли под клинками его ужасных черных ангелов смерти.
Мысль заставила его улыбнуться, поскольку он думал о славе, которая будет выиграна на полях сражений. Он рисовал картины резни и разнузданности, которые последуют за этим, отвратительных птиц и пирующих червей, и пляшущих сумасшедших, которые сделают крушение мира веселее.
Захариил вскрикнул, видение исчезло из его ума, и он услышал голоса такими, какими они были: шепотом во мраке, полунамеком, преследующем смехе и гадюками ревности, которые вскрывали надгробья могил и сочиняли банальности для его эпитафии.
Даже будучи разоблаченными, искусители темного царства леса не оставили его, и их нашептывания продолжали изводить его в течение ночи, пока ноги не были готовы нести его к проклятию во тьме.
В конце, и так было всегда, Немиил останавливал его, не словом или поступком, но тем, что он просто был там.
Немиил стоял у его плеча во время всех кошмаров, которые он имел той холодной, полной страха, ночи. Непреклонный и несокрушимый, его лучший друг был рядом с ним, никогда не колеблющийся и ничего не боявшийся. Набираясь храбрости от своего кузена, Захариил нашел, что новая сила наполняет его, и знал о том, что без силы его братства с Немиилом, он будет колебаться в своей внутренней борьбе. С мощью, почерпнутой из его присутствия, он отказался дать свободу своим страхам. Он отказался сдаться.
Он пережил ночь рядом с Немиилом.
Как только нескончаемый кошмар уступил место памяти, солнце поднялось по верхушкам деревьев, и темное нашептывание ушло. Только дюжина мальчиков продолжала стояла перед воротами Альдурука, и Захариил смог расслабиться в кровати, поскольку знакомый образ реальности был опять перед ним.
Многие из других претендентов провалили испытание в течении ночи, и вошли в ворота, прося охранников впустить их. Слышал ли кто-то из них те же голоса, и пошел в лес, он не знал, и когда первые лучи солнечного света достигли их окоченевших тел, Захариил увидел грубую, хорошо сложенную фигуру, которая появилась из крепости и сейчас направлялась к ним.
Фигура была одета в закрытый белый балахон поверх отполированной черной брони, и сбоку несла скрюченный деревянный посох.
– Я - магистр Рамиил, - сказал человек, стоя перед кандидатами. Он приподнял капюшон своего балахона, открывая сморщенное лицо человека, которому было далеко за пятьдесят. - Я имею честь быть одним из магистров Ордена по обучению.
Он поднял посох и провел им широкую дугу, обозначая дюжину дрожащих мальчиков перед ним.
