Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч. Том 2
Остальные товарищи Сидри не отставали. Окровавленные топоры так и мелькали в воздухе. Кто-то опрокинул масляную лампу, и по полу и стенам начали карабкаться язычки пламени. Лицо Сидри перекосилось.
– Cshorve, Ypud! Raanna abzig! ( Уходим, гномы! Пусть поджарятся!) И потащил к опрометчиво выбитым дверям тяжелый дубовый стол, перерубленный напополам чьей-то ретивой секирой.
Хохоча во всю глотку, гномы выскакивали наружу. Прижали столом обе половины дверей, подперли очень кстати случившимся тут же колом. Из окон уже валил дым, но, заглушая треск и гудение пламени, лаская слух истинным Ypud, из горящего трактира неслись вопли обреченных хумансов. Очевидно, задняя дверь у трактирщика тоже была добротной.
Остальные гномы не теряли времени даром. Выламывали двери, срывали ставни, врываясь в дома, откуда затем слышались только отчаянные мольбы о пощаде, неизменно заканчивавшиеся громким хохотом и коротким свистом начищенной стали, резавшей плоть так же легко, как и воздух. Кто-то волок наружу женщин, намотав на кулак пышные волосы, – о нет, отнюдь не насиловать, а всего лишь зарубить на глазах товарищей, дабы те смогли оценить красоту удара Иные, увлекшись, тащили колыбельки с детьми. О младенцев даже не марали сталь – давили сапогами, точно мерзких насекомых. Да и что еще прикажете делать с отродьем отвратных хумансов?
Отряд Сидри, ворвавшись в город, поневоле продвигался медленно. Слишком много мягкой плоти просило их топоров. Слишком много огня надо было разбросать. Слишком много голов снести. Гномы убивали точно безумные и никак не могли насытиться ни разрушениями, ни убийством. Им казалось – их руки обрели поистине твердость камня. Их удары, все как один, оказывались смертоносными. Даже успевшие схватиться за оружие хумансы, казалось, впервые в жизни видят щиты и мечи. А спутникам Сидри, напротив, мнилось, что в руках каждого из них неистовым огнем горит Драгнир, Алмазный Меч гномов.
В обреченном городке стоял небольшой отряд имперской стражи, даже не легионеров, чьей задачей было присматривать за порядком на Тракте, охранять его от нет-нет да и случавшихся тут разбойников и блюсти мир на самих улицах. Сотник поднял своих по тревоге, однако никто ничего не понимал, слова «гномы напали!» казались столь же правдоподобными, как «солнце всходить перестало!». Давным-давно приведенные к покорности подземные недомерки не дерзали даже косо взглянуть на имперского подданного. Что уж тут говорить о нападении с оружием…
Однако приказ есть приказ. Сотник повел навстречу Сидри полные восемь десятков хорошо вооруженных солдат; еще пятьдесят торопились с другого края города, от восточных ворот. Хватая все, что попадет под руку, и проклиная этих негодяев-гномов, бежали к месту схватки мужчины, главы семейств – кузнецы, каменщики, древоделы, углежоги, сплавщики, народ крепкий и тертый жизнью.
Они сшиблись, когда пылало уже несколько кварталов, тех, что примыкали к западной стене. Сидри, весь покрытый чужой кровью, смачно плюнул в лицо распятой на стене дома девушке – гномы с гоготом вбили ей в ладони и ступни здоровенные костыли – и, поднимая топор, проревел своим что-то бессвязное, тем не менее гномы мгновенно поняли.
Улицу перед надвигающимися стражниками и горожанами мгновенно перекрыла стена щитов. Длинные секиры заброшены за спину, из коротких ножен выхвачены мечи, сделанные в подражание гладиусам легионеров, только еще шире и толще у обуха. Над плечами гномов поднялись арбалеты – стрелки разряжали оружие, не целясь, каждый болт находил цель.
С чердаков и крыш полетели и ответные стрелы, однако их оголовки в подавляющем большинстве лишь бессильно скользили по выкованной в подземных кузнях броне.
– Arghei, Ypud! – Сидри размахнулся коротким мечом.
Гномы с ревом повалили за ним, и стражники невольно попятились. Мелькнуло несколько пилумов, брошенных дрогнувшей рукой, – вес завязли в щитах, однако гномы словно бы и не заметили этого. Одним броском преодолели отделявшее их от стражников расстояние, и…
…Сотник успел ударить только один раз. Невысокий широкоплечий крепыш в черной богато инкрустированной броне, небрежно отбил его выпад, ударил щитом в щит, и бок человека пробило что-то тупое, раздирающее внутренности, ломающее кости…
Меч Сидри прошел сквозь кирасу и кольчугу под ней, не ощутив никакого сопротивления.
Несколько мгновений спустя толпа, оставив десятка два трупов, бросилась врассыпную. Весь боевой задор пропал бесследно – надвигавшиеся неумолимо, точно смерть, ряды гномов внушали почти что священный ужас. Стрелы подземных воинов собирали обильную жатву.
Визжащее и воющее человеческое стадо докатилось до небольшой ратушной площади. Ратуша была уже покинута, судьба небогатой городской казны никого не интересовала. Люди давились у восточных и южных ворот, норовя выбраться из каменной ловушки так и не защитивших стен. Сидри и его отряд взялись за прежнее – убивать тех, кто не успел или не смог сбежать, и поджигать дома один за одним.
За все время боя гномы не потеряли убитыми или ранеными ни одного воина.
На ратушной площади стоял небольшой храм, церковь Спасителя; на колокольне ударили в запоздавший набат. Сидри вывел к храму совсем небольшой отряд, не более десятка – да и куда больше, хумансы бегут, теперь важно не упустить очень уж многих; ага, храмина, высокие двери, покрытые каким-то жалким подобием резьбы, внутрь, внутрь, внутрь!
Тяжелые створки оказались незаперты. Десятка три хумансов сгрудилось перед раскрашенными досками в дальнем конце вытянутого зала. Хнычут, о чем-то просят... просят своего Спасителя спасти их жалкие душонки… Ну ничего, сейчас вы узнаете, что такое гномий топор!
Сюда по большей части сбежались бабы с ребятишками. Сидри с ходу, не остужая сердца, надвое перерубил какую-то девчонку, судорожно прижимавшую к груди малыша, шагнул через распластавшееся в крови тело, глянул вверх…
Простые раскрашенные доски. Намалеван лик какого-то худосочного хуманса с тощей бороденкой (имей такую любой, даже самый захудалый гном – удавился бы от позора!), намалеван кое-как, живописец, верно, был никудышный, все какое-то плоское, коричневое, тупое…
Но вот отчего же живут глаза на этой размалеванной доске? Отчего глядят с болью и еще с каким-то непонятным, бередящим душу предупреждением?..
«Тьфу, пропасть! – подумал Сидри. – Привидится ж такое».
Он тряхнул головой, отгоняя видение.
Однако оно не пропадало. Глаза на деревянной доске жили по-прежнему.
А в ушах гнома внезапно прозвучало: «Ей, гряду скоро!»…
– Что встал, Сидри? – окликнул его кто-то из спутников. – Зажигаем здесь все – и пошли!
