Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
— В будущем? Ты о чем?
— Ты не сможешь обмануть меня, брат. Я знаю, что Лютер наш временный союзник, но не жди, будто я хоть на секунду поверю, что ты и в самом деле считаешь его своим начальником.
— Я шокирован таким предположением! — театрально воскликнул Астелан. — У Первого может быть только один повелитель. Я больше не стану терпеть Льва. Поэтому у нас остается только Лютер.
Галедана не убедили эти слова, и Астелан не смог сдержать улыбку.
Аарон Дембски-Боуден
Долгая ночь
I
Голос девочки нарушил тишину.
— Яго, ты всё ещё жив?
Севатар сел спиной к потрескивающему силовому полю. Вокруг него была лишь тьма. Не обычная тьма мрачной ночи. Столь абсолютная, что даже его глаза, не могли проникнуть сквозь её пелену. Они держали его в этой тёмной камере, выключая барьер и включая освещение на пятнадцать минут каждый день. Именно тогда ему разрешали есть. Они приносили ему питательную кашу, которая по вкусу была похожа на смесь химикатов и пахла сырой содой. Он улыбался своим надсмотрщикам, каждый раз говоря, что это самая вкусное блюдо, которое он ел в своей жизни и что каждый новый обед лучше предыдущего. Ему было комфортно в лишённой света камере. Словно шёлк тьма окутывала его больные глаза. К сожалению, она ничего не могла сделать с пульсирующей болью в его голове. С момента его заключения только её голос снимал боль. Всего лишь один голос среди многих. Голоса убитых вырывались из его подсознания. Мёртвые снились Севатару сотни раз. В первые мгновения пробуждения он видел их взгляд из темноты его камеры. И слышал эхо их криков в своей голове. Конечно всё это было не по-настоящему. Он знал это. В течение долгих бессонных ночей лишь скука составляла ему компанию. Мертвецы лежали в своих могилах, безмолвные и гниющие, заслужившие своё наказание. Когда он слышал их в своих беспокойных снах, он принимал их за обычные сны, полные боли.
— Яго, ты всё ещё жив?
Но не её. Только её голос оставался с ним после пробуждения. Он был сильнее остальных. Это было очень, очень давно, когда он в последний раз говорил с призраком. Он думал, что она умерла в этой камере, и её дух теперь был связан с этими стенами. Может быть её убили где-то рядом, и теперь она навещала его, потому что её дух почуял его проклятье. Голос странного и любопытного ребёнка говорил с убийцей во тьме. Он сомневался, что она понимает, что умерла.
— Яго?
— Я здесь.
Он почувствовал как из носа пошла кровь. Горячая, густая и медленная. Он стёр её тыльной стороной ладони.
— Я здесь, Альтани.
— Тебе снова больно?
Требовались усилия, чтобы говорить через боль, которая вгрызалась в его мозг. Но он соврал.
— Бывало и хуже.
— Ты как будто умираешь.
Он посмеялся над этим, но не стал отрицать.
— Но я всё ещё здесь. Чего ты хочешь?
— Просто поговорить. Мне одиноко.
— О, мне жаль это слышать, малышка.
Он остановился. Ему уже было не по себе, но он хотел, чтобы она осталась с ним ещё на некоторое время. Это четвёртый раз, когда она приходит к нему? Пятый?
— Твой голос единственный, которому я рад. Ты знала это?
— Я не понимаю. Ты слышишь другие голоса, даже когда не спишь? Я думала, что они приходят только в твоих снах.
— И да, и нет. — он пожал плечами. Бессмысленное движение, ведь кроме него здесь никого не было. Когда он был ребёнком, он всегда слышал голоса. Звуки желания и гнева в головах других людей. Шум эмоций по ту сторону их глаз. И карканье ворон, которые кружили над городом в поисках добычи. Худшим из этих звуков был шёпот мёртвых. Он видел пылающие обрывки чьих-то воспоминаний, когда смотрел в глаза трупа, валяющегося в канаве. Неприятные голоса просили его отомстить за них. Странное чувство посещало его, когда он смотрел на распятую и выпотрошенную жертву Ночного призрака. Иногда они говорили с ним в этом безымянном месте между сном и явью. Телепатия. Некромантия. Психометрия. У тысячи культур было тысяча названия для такого психического дара. Но слова не имели значения. Он слышал чужие мысли до тех пор, пока Легион не запечатал их, оставив его в блаженной тишине. Он больше не слышал чужих мыслей и причитаний мёртвых. Но теперь мертвецы заговорили с ним вновь. Печати его разума сломались.
— Яго, ты слышишь другие голоса, когда просыпаешься?
— У меня есть дар, которого я не желал. Который я так пытался потерять очень давно.
— Я спрашивал не об этом, Яго. Я знаю о даре. Иначе как ещё мы могли бы разговаривать?
По его коже пробежали мурашки, когда он услышал эти слова.
— Как ты узнала о таких вещах?
— Я наблюдала, слушала. Столько боли. Ты и правда пытался избавиться от своего дара?
— Пытался. И на какое-то время у меня даже получилось.
— От него нельзя избавиться. Попытка может повредить разум, сердце и душу.
— Я был готов рискнуть всем этим, Альтани.
— Но почему?
— В моём легионе те, у кого есть шестое чувство, являются пустыми, озлобленными существами. Всегда ноют. Они не ведут Легион Повелителей ночи. Они не могут его вести. Их ничтожность всегда делает их печальными и ненадёжными. Поэтому я хотел похоронить этот дар, чтобы не дать ему развиваться. Мой отец и его подручные помогли мне запечатать его. Они надеялись, что он увянет, если им не пользоваться.
— Понятно. Но вместо этого он убивает тебя.
— Существуют смерти и похуже.
Тебе ли не знать, подумал он, отказываясь озвучить свою мысль. Мёртвые не любят, когда им напоминают, что они мертвы.
— Твой голос изменился, Яго. Боль сильнее, чем обычно?
— Да, но твой голос облегчает её. О чём ты хотела поговорить?
— У меня есть вопросы. Кто такой Принц Воронья?
Севатар вздохнул, позволяя её голосу окутать его разум, как тьма окутывала его тело. Её слова сдерживали огонь, который бушевал в его голове. Ни один голос мертвецов из его снов не могли сделать такого. Ни один из их не приносил облегчения.
II
— Ты вытащила это имя из моей головы, малышка?
— Нет, ты сам его произнёс, когда боль была особенно сильной. Ты произнёс его вслух. Кто такой Принц Воронья?
— Это я. Так называют меня мои братья.
— Почему ты принц птиц?
Севатар снова рассмеялся. Он прислонился головой к силовому барьеру, чувствуя затылком его злобное гудение.
— Это титул. Шутка, известная моим братьям и мне. Вороны питаются трупами. А я наделал очень много трупов.
Мёртвая девочка молчала некоторое время. Он чувствовал её на задворках своего разума, даже когда она ничего не говорила. Её присутствие было похоже на луч прожектора. Он ждал, находясь под невидимым взором призрака. Спустя несколько минут, он произнёс её имя.
— Альтани?
— Где находится твой родной мир, Яго?
Он вздохнул, воздух был пропитан запахом его пота. Он бы многое отдал за то, чтобы помыться.
— Исчез, погиб. Уничтожен много лет назад.
— Как он назывался?
— Нострамо. Мир без солнца, полный беззакония. Он сгорел не потому что был в чём-то виновен, но потому что мы не смогли сохранить его невинность. Мы потеряли его, как только отправились к звёздам. В отчаянии наш отец уничтожил доказательство своего провала.
— Твой отец уничтожил собственный мир?
— Не он один. Все наши корабли стреляли по родному миру. Я наблюдал, как он отдаёт приказ на борту "Сумерек". Мы обрушили смерть на город, в котором я родился. Ты когда-нибудь видела, как умирает мир, Альтани?
— Нет, никогда.
Он почти не дышал, затерявшись в пучине воспоминаний.
— О, это прекрасно. Честно, по-настоящему прекрасно. Я не видел ничего, что бы поразило меня так же, как та ночь, когда мой мир сгорел. Это воплощённое разрушение. Ты уничтожаешь сам труд вселенной, разрушая камень, огонь и жизнь, которые создала галактика. Видишь горящую кровь планеты, вырывающуюся через расколотые тектонические плиты.
Тишина была ответом на его ересь. Он был предателем среди предателей. Признание наконец-то прозвучало. В конце концов мёртвая девочка заговорила. Её голос был намного мягче теперь.
— Яго, я не понимаю тебя.
— Это потому что я всего лишь простой человек в сложной галактике. Теперь Империум горит, триллионы умирают в траншеях амбиций Хоруса и огне лицемерия Императора. В бездну их. Я плюю на них обоих. Они называли нас Повелителями ночи. Благородство во тьме. Мы были рождены для этого. Я не солдат, который подчиняется повелителю. Я-справедливость. Я-правосудие. Я-наказание.
— Это не ты. Это то, чем ты хочешь быть. Кем ты мог бы быть.
— Я здесь не для суда.
— Но кого ты судишь? Кого наказываешь?
Прежде чем он смог ответить, она сказала последнее слово, своего рода наказание.
— Яго, на чьей ты стороне?
