Гэв Торп - Отряд ликвидации
— Ты понимаешь свое положение, Кейдж? — спрашивает он, пристегивая себя ремнями безопасности.
— Думаю да, сэр, — отвечаю я после секундного размышления, — я должен превратить эту кучку отбросов в боевой отряд.
— Я имею в виду другое, что я только один раз предлагаю последний шанс, — говорит Шеффер, — и ты уже его потратил. В этот раз никакого тебе прощения.
Я что-то такое подозревал, но все равно услышать такое прямолинейное начало, словно удар по голове. Значит, вот как. Нет прощения и нет конца сражениям за исключением смерти.
Я удивлен своими собственными чувствами, когда понимаю, что необыкновенно спокоен. У меня вообще причудливое ощущение отстраненности, как будто кто-то другой контролирует мою жизнь. Это действительно странное ощущение, его сложно объяснить. Я всю свою жизнь сражался против всего. Дрался, чтобы свалить из ульев Олимпа. Дрался со скуки на Стигии, и все завершилось Последним Шансом. Я воевал два с половиной года, чтобы сбежать от Полковника и смерти, я был уверен, что она меня ждет. Я сражался с ощущением вины и депрессией от того, что остался единственным выжившим в Коританоруме, и увы, этот бой проиграл. А последние шесть месяцев дрался, чтобы свалить из тюрьмы и против всё возрастающего безумия, которое из-за всех этих сражений начало заполнять мою голову.
В последний раз я осознал вот что: даже если я свободен, то все равно буду драться. Я просто не умею ничего другого. Если хотите, такова моя судьба, таково предназначение. Возможно, в планах Императора мне отведена роль бойца, до тех пор, пока не умру. Может быть, это все, что я могу предложить Ему.
Именно это открытие поразило меня, удивило, почему-то это мне раньше в голову не приходило. Вот почему я здесь, вот почему Полковник выбрал меня и почему я выжил, когда тысячи других умерли. Я сражаюсь. Вот что я делаю. Возможно, у меня был шанс изменить все это, но Полковник сделал все так, что этого никогда не случится, он заставил меня пройти через два с половиной года постоянной кровавой бани и сражений. Я превратился в его создание. Теперь я действительно ублюдок по нему.
— Я понимаю, сэр, — говорю я Шефферу, глядя на сидение перед собой. О да, я точно понимаю, что он сделал со мной, во что он меня превратил. Как я и говорил, учитывая, что я все мог изменить. Но теперь мой последний шанс — попытаться выжить, а не жить нормальной жизнью. Благодаря Шефферу это существование теперь единственное, что мне осталось.
— Хорошо, — коротко отвечает он и откидывает голову на спинку.
— Только есть кое-что еще, Полковник, — говорю я сквозь сжатые губы.
Он смотрит на меня, скосив глаза.
— Я ненавижу вас за то, что вы сделали со мной. И однажды я убью вас за это.
— Но не сегодня, Кейдж, — отвечает он мне с мрачной ухмылкой, — не сегодня…
— Нет, сэр, не сегодня, — соглашаюсь я, тоже откидывая голову. Закрываю глаза, и пока мой разум уплывает в сон, представляю, как мои руки сжимают его горло.
ДНЕВНОЙ цикл начинается с того, что в моей комнате включаются светополосы. Я вскакиваю со своей койки и быстро одеваюсь, натягиваю новую униформу. Пройдя через дверь, что соединяет мою комнатушку со спальней группы, я вижу, что большинство из них все еще спит, только Строниберг смотрит на меня.
— Поднимайтесь, вы, ленивые, толстые, никчемные куски сточного дерьма! — ору я на них, прохожу вдоль комнаты и пинаю их койки. — вы вроде как солдаты, а не дети!
— Отвали, солдатик, — рычит Стрелли, вскакивает со своей кровати и встает на ноги передо мной, — ты, может быть, и думаешь что главный, раз Полковник так сказал, но еще раз толкнешь меня и я выбью [censored] из тебя всю дурь, — я слышу, как сзади ко мне подходит Трост, слегка разворачиваюсь и делаю шаг назад, чтобы держать его и пилота на виду.
— Я согласен с флотским, — хрипло говорит Трост, его мертвые глаза смотрят на меня, — ты знаешь, скольких я убил? Да я даже не моргну, добавляя тебя в список.
Я ничего не говорю, сохраняю безразличное выражение лица. Я смотрю на других. Морк игнорирует меня, стоя спиной ко мне, он натягивает свои арестантские обноски. Таня сидит на краешке своей койки, болтает ногами, она явно не с ними, но и не встанет на мою сторону. Квидлон выглядит несколько смущенным, его глаза бегают между мной, Стрелли и Тростом, пытается решить на какой он стороне. Если у него есть хоть капелька разума, он примкнет ко мне. Айл все еще лежит на кровати, закинув руки за голову, тупо смотрит в потолок и притворяется, что ничего не происходит.
Я наконец-то перевожу взгляд обратно на Стрелли.
— Думаю, вам тут немного не хватает дисциплины, — говорю я ему, скрестив руки на груди.
— И что ты сделаешь? — насмехается он. — Наденешь на нас ошейники с взрывчаткой?
— Мне они не понадобятся, — тихо отвечаю я. Он фыркает, и ровно через мгновение мой кулак врезается в его лицо. Вылетает выбитый зуб, Стрелли падает на одну из металлических стоек кровати. Словно молния я разворачиваюсь к Тросту, который стоит с ошеломленным выражением лица, оно меняется на агонию, когда мой ботинок врезается ему пах, он кулем падает на пол.
— Можно было обойтись и без этого, — говорю я им всем, пока Трост корчится на полу, а Стрелли поднимается на ноги и пятится от меня. — Теперь вы штрафники "Последнего шанса". А это означает, что вы самые худшие отбросы в галактике. И вы еще пожалеете о том, что не сдохли. И так же это означает, что если вы попробуете перечить мне, я порву вас на маленькие кусочки, а их выкину в воздушный шлюз. И если кто-то из вас думает, что может грохнуть меня, тогда, пожалуйста, валяйте. Но уж будьте добры, сделайте все хорошо, потому что если я выживу, то вам крупно не повезет.
— ЧТО ЭТО ТАКОЕ? — спрашиваю я Строниберга, поднимая свой нож к его лицу. Сегодня первый день настоящих тренировок на борту "Лавров славы". Превосходное судно, это уж точно. Специально построенное для штурмовиков, как проинформировал меня Полковник, "Лавры славы" имеют на борту все, что можно пожелать. В данный момент мы стоим в одном из тренировочных ангаров. На корабле их четырнадцать, каждый из них построен так, чтобы представлять различные боевые условия, а обслуживает их настоящая армия техножрецов. Тут есть и джунглевый ангар, городской, пустынный, ночного мира, различные стрельбища, тренировочные квадранты, в одном из них есть даже пляж. На самом деле я еще не видел их всех, так что мне вроде как любопытно посмотреть, как они организовали джунгли на космическом корабле. Они сделали деревья из досок? Но лучше всего тут оружейная, со всем этим добром можно целый улей захватить, там покоится такой набор смертоносного вооружения, что у меня аж руки зудят, заполучить его. Но это будет позже, а сейчас мы начинаем с основ.
— Это нож, — прямо отвечаю я, он тупо смотрит в ответ.
— Какое у меня звание, рядовой Строниберг? — дребезжу я.
— Вы лейтенант, — быстро отвечает он, — то есть, вы — лейтенант, сэр.
— Так-то лучше, — говорю я, делая шаг назад и размахивая перед ним ножом.
— Что это такое?
— Это нож, сэр, — резко отвечает он.
— Неправильно! — рявкаю я.
— Что это такое?
— Я не понимаю, сэр… — в замешательстве отвечает он, глядя на остальных собравшихся вокруг меня. Мы стоим в ангаре для упражнений, огромное открытое пространство для бега, тренировок ближнего боя, лазанья по канату и все такое. И мы в середине зала, а остальные вокруг меня. Я поднимаю нож над головой и медленно поворачиваюсь, глядя на каждого из них.
— Вы можете мне сказать, что это такое? — спрашиваю я их, вращая нож меж пальцев.
— Это боевой нож стандартной модели, выполненный по шаблону Церватес, сэр, — отвечает Квидлон, — стандартное боевое вооружение ближнего боя для многих полков Имперской Гвардии, выкованное на мире-кузнице Церватес.
— Это все, умник? — спрашиваю я, насмешливо гладя на нож. — Я подозреваю, что ты можешь рассказать мне много интересных вещей об этом ноже, не так ли?
— Об этом конкретном ноже, сэр, или об этом типе ножей? — невинно спрашивает он.
— Что? — отвечаю я, заводясь. — Кровь Императоры, ты слишком много думаешь, Квидлон.
Я делаю паузу, дабы снова собраться с мыслями, закрываю глаза и пытаюсь изгнать Квидлона из головы. Глубоко вдохнув, я открываю глаза и снова осматриваю окружающих. Некоторые из них обмениваются взглядами друг с другом. Тросту скучно, он стоит, скрестив руки, и пялится в потолок.
— В руках я держу не нож, — рявкаю я на них, мой голос звенит, отражаясь от дальних переборок тренировочного ангара, — в своих руках я держу оружие. Единственное назначение оружия — калечить и убивать. Это смерть воина.
Теперь они смотрят на меня более заинтересованно, заинтригованы, куда я дальше поведу речь.
— Эй, Трост, для чего нужно оружие? — рявкаю я на саботажника, который все еще осматривает зал.
