Стив Лайонс - Имперская гвардия: Омнибус
— Продолжай злорадствовать, Кортейн, — проворчал Ханник. Они сражались вместе уже много лет, и сейчас был как раз такой случай, когда Ханник жалел, что не послушал своего заместителя.
— Дерьмо! — взревел он. — Смотрите, что они сделали с моим танком! Когда вы видели «Возрождение Остракана» в таком жалком состоянии?! — Ханник указал на «Адский Молот». Его заливали из огнетушителей, подавляя последние очаги пожара под расколотой броней. — Сколько раз? Никогда, никогда мой танк еще не был так опозорен! — он отошел на несколько шагов, воздев руки над головой. — Предполагалось, что эта территория зачищена от орков!
— Да, сэр, — сказал Кортейн. Обернувшись к Баннику, он добавил:
— Не беспокойся насчет Ханника. Он отличный боевой командир, но не особо разбирается в тонкостях материально-технического обеспечения. Иногда он злится и ведет себя неподобающе офицеру и джентльмену, — Кортейн помолчал. — Я сожалею о гибели Марселло. Со временем он стал бы отличным танкистом. Вы сделали все, что могли, и остались в живых.
Банник немного выпрямился, но не сказал ничего.
— Это война, — тихо произнес Кортейн. — Всегда бывает так, что погибают друзья и товарищи по оружию. Ничего, если сейчас ты не чувствуешь этого. Когда бывает перерыв между боями, тогда ты это и почувствуешь. Но для того и экипаж, чтобы поддерживать друг друга, — он похлопал Банника по плечу.
— Сэр? — сказал Банник.
— Да?
— Форкосиген… Похоже, с ним проблема.
Кортейн начал было говорить, но заметил, что Ханник возвращается к ним.
— Позже, — сказал почетный лейтенант.
Ханник повернулся спиной к своему изувеченному танку и провел рукой по лицу, едва не сорвав респиратор. Обнаружив, что респиратор плохо держится, Ханник сосредоточился на том, чтобы его поправить. Укрепляя ремешки, он успокоился и наконец заметил Банника.
— Лейтенант, — сказал Ханник. — Вы отлично справились здесь, лучшего и ожидать невозможно. Возможно, вы скоро будете новым почетным лейтенантом под моим командованием, судя по уровню наших потерь. Пойдете с нами на экстренное штабное совещание. Мы, офицеры-танкисты, все пойдем, только дождемся Мартекена. Там узнаем, что, во имя Императора, мы намерены предпринять, чтобы рассчитаться с зелеными ублюдками за все это, — он указал на свой танк. — Я им этого так не оставлю.
— Сэр! Сэр! — Радден и остальные члены экипажа подбежали к ним со стороны казарм. Ралт был легко ранен в правое плечо и зажимал рану рукой. Эппералиант держал наизготовку лазерный карабин и настороженно осматривался, вглядываясь в ночь. Остальные были вооружены пистолетами, на всех надеты респираторы и защитные очки, но многие, вскочив прямо из спальных палаток, не надели мундиры, и их голые руки покраснели от режущего песка.
— Орки… басдаковы зеленокожие… напали на казармы, рыл тридцать или около того… Бегают туда-сюда в буре, как призраки! — выдохнул на бегу Радден, запыхавшийся от калидарского воздуха, бедного кислородом. — Но мы их всех перебили! Слава Императору, эти ребята атраксианцы воюют лучше, чем играют в карты.
— «Марс Победоносный»? — осторожно спросил Ралт.
— С ним все нормально, — ответил Кортейн. — Но «Возрождению Остракана» здорово досталось. — Нам понадобится Брасслок и ремонтные команды Муниторума. Где он?
— Вы еще не знаете? — спросил Радден.
Эппералиант перевел взгляд с Раддена на Кортейна.
— Вам лучше лично посмотреть…
Казармы Адептус Механикус были атакованы вместе с другими важными пунктами лагеря. Казалось, зеленокожие знали, чего можно ожидать от таинственного оружия техножрецов — убитые орки здесь были заметно крупнее, а их оружие и броня были более тяжелыми, чем Банник видел на трупах ксеносов в других частях лагеря, и мертвых орков здесь было множество. Участки расплавившегося песка указывали на места, где техножрецы применили свое древнее и мощное оружие. Воины-сервиторы стояли с ничего не выражающими лицами, держа оружие наизготовку, не обращая внимания на своих убитых собратьев.
Урто лежал неподвижно, его мускулистое тело словно сжалось после смерти, теперь он был похож на ребенка, свернувшегося в клубок, в его животе зияла почерневшая рана с обгоревшими краями. Его тяжелый болтер был вырван из протеза и валялся, разбитый на куски, в нескольких футах от тела. Левое плечо превратилось в мешанину кабелей и искореженного металла, из которого торчал розовато-белый обломок кости. Даже сам протез-разъем был выломан из плечевой кости, в обломке которой виднелся костный мозг. Песок только начал заметать его останки, укрытые ограждением участка лагеря.
Вокруг мертвого сервитора в три ряда лежали убитые орки, на многих были заметны характерные следы от болтерного огня: огромные раны-кратеры в массивных телах, оторванные конечности, иные трупы без голов. У лежавших ближе всех к сервитору были разбиты черепа и выдавлены глаза. Песок вокруг был липким от орочьей крови.
— Похоже, он недешево продал свою жизнь, — тихо произнес Радден.
Другие сервиторы ходили вокруг, оттаскивали трупы и ремонтировали ограждение, не обращая внимания на бурю.
— Сервитор № 00897 Урто уничтожил четырнадцать ксеносов, — к ним подошел магос Ротар. — Для его модели это показатель выше среднего. К сожалению, вероятно, с его болтером произошла неисправность. Это образец «Дельта-Церера», он может быть ненадежен в условиях загрязнения пылью и песком. Тем не менее, его эффективность в ближнем бою превосходна. Мы утилизируем то, что сможем, и используем в следующей модели.
Голос магоса не был человеческим, он говорил как машина.
— А Брасслока захватили в плен?
Магос склонился и издал серию сигналов на двоичном коде, после каждого сигнала прерываясь, чтобы выслушать ответ. «Наверное, у него встроенный вокс», подумал Банник. Голова магоса была покрыта — или может быть, даже заменена, в точности сказать невозможно — куполом из темного металла, усыпанным оптическими сенсорами. Одна рука заканчивалась огромной клешней, сжимавшей окровавленный силовой топор с зубцами, как у шестеренки, другая спрятана в рукаве багрово-красного одеяния. На спине магос носил тяжелую сервосбрую. Четыре механические конечности и инструменты на них колыхались и подергивались, словно живущие собственной жизнью. «Вот что они имеют в виду, когда говорят, что плоть слаба», подумал Банник. Под этими одеяниями оставалось слишком мало человеческого. Магос просто пугал его, а ведь Банник всю жизнь имел дело с техножрецами и носил символ их религии на шее вместе с аквилой. Но это… это было уже слишком.
— Его канал данных перестал подавать сигнал сорок три минуты назад. Спустя четыре минуты двадцать две секунды после прекращения сигнала эти сервиторы отключились. Ответ на ваш запрос утвердительный, адепт-технопровидец Брасслок вероятно захвачен противником в плен.
— Похоже, вы этим не слишком обеспокоены, — заметил Банник.
— Плоть слаба. Эмоциональная реакция порождена плотью. Будет ли он жить или умрет — это не имеет значения. Он часто сохранял резервные копии своих знаний, и его знания будут жить, а это главное для всех адептов Марса — настойчивый поиск знаний ради вящей славы Омниссии. Наши жизни — лишь нити накала в сияющем светоче просвещения. Выходит из строя одна деталь — ее можно заменить на новую.
Банник с трудом удержался от побуждения схватить человека-машину и встряхнуть как следует. Брасслок нравился ему. Несмотря на свою службу Марсу, технопровидец обладал настоящей человечностью, которой это существо было начисто лишено. В магосе Ротаре оставалось меньше человеческого, чем даже в Урто.
Магос уловил выражение его лица, но неправильно понял.
— Не беспокойтесь, лейтенант. У нас достаточно дронов, чтобы обеспечить правильную активацию вашей боевой машины.
Он снова издал несколько пронзительных звуковых импульсов. Три сервитора внезапно прекратили работу, повернулись как один и ушли куда-то в бурю. Уже начиналось утро, солнечный свет начал смешиваться с электрическим светом фонарей лагеря, но сервиторы скрылись за пеленой пыли, отойдя всего лишь на несколько метров.
— Пошли, — сказал Кортейн. — Здесь мы уже ничего не сделаем.
Банник вместе с Кортейном и Ханником присоединился к штабному совещанию на борту «Великолепия», в первый раз оказавшись в командной башне в носовой части огромной машины. Башня поднималась еще на два этажа над широкой верхней палубой «Левиафана», большая часть нижнего этажа была занята Залом Стратегии — нервным центром войск Гвардии на Калидаре. Из зала открывался выход на командный мостик «Левиафана», расположенный сверху-впереди на втором этаже башни. Широкие окна давали хороший обзор окружающей местности, хотя в данный момент они были задраены бронированными ставнями для защиты от бури, ибо ярость Калидара была достаточно сильна, чтобы исцарапать до потери прозрачности даже бронестекло. Мостик был владением командира «Левиафана» и членов его экипажа, занимавших двадцать шесть постов, управлявших оружием, силовой установкой и всеми другими функциями, относившимися к управлению и обслуживанию гигантской машины на марше и в бою. Спадусский был прав, назвав «Левиафан» сухопутным кораблем. Командир «Левиафана» стоял на мостике и сейчас, отдавая приказы своим офицерам, выяснявшим обстановку в отсеках огромной машины и готовившимся начать ремонт. Орки, отступая, успели заложить две бомбы, и точно рассчитанными взрывами подорвали один из трех главных коридоров и разбили гусеницу.
