Брайан Херберт - Охотники Дюны
— Мои хозяева требуют этого, — сказал Хрон специально для эмиссаров, подпиравших стену. — Мы создали тебя только для одной цели. Ты должен обрести свою прежнюю память, стать бароном, чтобы послужить нашей цели.
Владимир ухмыльнулся.
— Ради чего я должен стараться?
— Это задача, для решения которой ты подходишь.
— Но откуда вы знаете, что я захочу вам служить?
— Мы заставим тебя захотеть. Не бойся.
Владимир продолжал смеяться, когда широкой лентой прижали его грудь к столу. Длинные иглы вонзились в его плоть, и Хрон постепенно усиливал давление.
— Я не боюсь, — сказал Владимир.
— Это можно изменить. — Хрон сделал знак, и лицеделы принесли пыточный ящик.
От старых тлейлаксов Хрон знал, что боль была необходимым компонентом пробуждения исходной памяти. Будучи лицеделом, Хрон превосходно знал устройство нервной системы и расположение центров боли, и, следовательно, такая задача была ему по плечу.
— Делай как можно хуже! — Владимир издал сдавленный гортанный смех.
— Напротив, я сделаю все как нельзя лучше.
Ящик был древним приспособлением, которым пользовались сестры Бене Гессерит для провокационных проб и тестов. Стенки его были покрыты непонятными символами, бороздками и сложными рисунками.
— Это заставит тебя познать самого себя. — Хрон сунул бледную дергающуюся руку Владимира в прорезь ящика. — Здесь сидит мука в чистейшем ее виде.
— Я не могу больше ждать.
Хрон понимал, что перед ним стоит интереснейшая, но очень трудная задача.
Тлейлаксы в течение тысяч лет создавали гхола, и с времен Муад'Диба пробуждали память сочетанием душевной муки с физической болью, что повергало и разум, и душу, и тело в фундаментальный кризис. К несчастью, даже Хрон не знал точно, что нужно сделать, чтобы этого добиться. Может быть, надо было привезти из Бандалонга этого жалкого Уксталя, хотя Хрон сомневался, что этот отступник-тлейлакс сможет сделать что-то путное.
Гхола барона давно созрел для пробуждения. Лучше всего действовать быстро и энергично. Хрон надел второй ящик на другую руку Владимира.
— Вот и все. Наслаждайся процессом.
Хрон включил оба аппарата, и тело мальчика начало дергаться и извиваться. У Владимира побелело лицо, пухлые капризные губы сжались в тонкую линию, глаза закрылись. По лицу, рукам и груди волнами пробегали судороги. Владимир пытался высвободить руки. Должно быть, мальчик испытывав сильнейшие страдания, но Хрон не ощущал запаха горелого мяса и не видел каких-то заметных телесных повреждений — в этом-то и заключалась вся прелесть ящика. Индукция нервного возбуждения была достаточна для вызывания сильнейшей, невыносимой боли, и ее не надо было прекращать до излишней перегрузки нервной системы.
— Это может потребовать некоторого времени, — объяснил Хрон шепотом, склонившись к потному лбу мальчика. Он повысил уровень интенсивности болевого раздражения.
Владимир сильно задрожал. Губы его онемели, но он не издал ни звука. Боль, как вода, хлещущая из шланга, заливала тело гхола.
Теперь Хрон воткнул иглы в шею гхола, в грудь, бедра, собирая при этом адреналин, который можно будет использовать в производстве заменителей пряности для Досточтимых Матрон. Созданное в таком чистом опыте вещество Хрон рассчитывал дорого продать живущим на Тлейлаксу Матронам. Сама Верховная Матрона наверняка высоко оценит эту великолепную закваску. Всегда можно рассчитывать на ненасытность шлюх. Хрон сумеет показать этим залатанным эмиссарам свою двойную эффективность.
Пытка длилась уже несколько часов. Хрон отсоединил ящики и посмотрел в затуманенные глаза вспотевшего Харконнена.
— Мы делаем это только для того, чтобы помочь тебе. Гхола посмотрел на лицедела ничего не выражающим взглядом. Никаких признаков пробуждения не было в черных паучьих глазах барона.
— Это… не… очень… легко.
Хрон заменил ящики на руках гхола. Немного подумав, он решил, что не повредят еще два ящика на голых ступнях жертвы. Теперь на мальчика обрушится учетверенная мука. Боль была чистой и первородной, приправленная адреналином и сдобренная мукой. Пытка продолжала сокрушать разум барона, боль пыталась добраться до запертой памяти. Владимир извивался, ругался, а под конец начал истошно кричать.
Но ничего не происходило. Память не возвращалась.
Когда настало время обеда, Хрон пригласил эмиссаров откушать с ним. Они вышли из камеры пыток и расселись в обеденном зале, прислушиваясь к шуму бури за окнами.
Ожидая быстрого и умопомрачительного успеха, Хрон приказал подготовить обильный и долгий пир. Каждая перемена состояла из нескольких изысканных блюд, причем гости попробовали все. Когда несколько часов спустя они вернулись в подвал, Владимир продолжал биться в судорогах, но память в нем так и не проснулась.
— Это может занять несколько дней, — предупредил Хрон удивленных эмиссаров.
— Значит, это займет несколько дней, — ответили они. Лицедел начал обдумывать свои упущения, поняв, что столкнулся с проблемой, к решению которой он оказался не готов. Физическая боль — это отнюдь не то же самое, что боль душевная. Значит, одних пыточных ящиков может оказаться недостаточно.
Он посмотрел на бившегося в судорогах Владимира, на его пропитанную потом одежду, на упрямую улыбку, на покрытое багровыми пятнами лицо, и осознал еще одну возможную проблему. Пытка может оказаться неэффективной по одной простой и очевидной причине — она не поможет, если жертва наслаждается болью.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ ПОСЛЕ БЕГСТВА С КАПИТУЛА
Те, кто думают, что видят очень ясно, часто оказываются еще более незрячими, чем все остальные.
Афоризм Бене ГессеритШиана снова танцевала среди червей, как когда-то в детстве на Ракисе. В огромном грузовом отсеке «Итаки» в песке вокруг Шианы поднялись тела семи чудовищ, извивающихся в такт движениям женщины, как огромные живые метрономы. Это была странная аудитория, перед которой босая Шиана прыгала по песку, размахивала руками и извивалась всем телом, стоя на гребне дюны.
На Ракисе местное население называло этот танец сианок. Шиана взметала пыль и песок своими резкими, почти лихорадочными движениями, забывшись в танце. Сианок сжигал эмоции и пожирал избыточную энергию. Интенсивности таких движений вполне хватало на то, чтобы вытеснить из сознании сомнения и выкинуть чувство обреченности из сердца.
Отвечая на танец, твари высовывались из песка и, поднявшись над головой Шианы, извивались в том же ритме. Со лба женщины стекали крупные капли пота, пропитывая волосы. Ей надо очистить мысли, выжечь эмоции и сомнения.
Три года назад, оставив за рассыпающимся полем-невидимкой мертвую зачумленную планету Досточтимых МатРон, Шиана почувствовала, что в ее душе скопилось много недовольства, оно мучило ее как темный призрак. Планета, полная мертвых женщин, умерших вместе с последователями и рабами — убитых какой-то силой, которую они так и не смогли понять и оценить, силой, обманом уничтожившей их.
Шиана понимала, что ненавистные Досточтимые Матроны заслуживали самого жестокого наказания, что они сами навлекли на себя всеобщую ненависть. Но убить на планете всех до единого человека? Несомненно, не все из них заслуживали такой страшной участи.
И это только одна планета. Сколько еще твердынь было сокрушено чумой Врага? Сколько триллионов людей погибли от болезни со стопроцентной летальностью? И скольких еще людей убьет Враг теперь, когда шлюхи, как стая диких псов, хлынули в пределы уязвимой Старой Империи — таща за собой страшного противника?
Шиана легко и стремительно пробежала по песку. Удерживая равновесие, она сделала кувырок назад, а затем продолжила вращаться. Несмотря на сильное физическое напряжение, она не чувствовала покоя; мрачные, тревожные мысли не оставляли ее. Бесконечный танец заставлял ее лишь острее чувствовать надвигающуюся беду. Насыщенное пряностью дыхание червей окутывало ее туманом, словно предвестником неизбежной бури.
Оказавшись на грани полного изнеможении, Шиана упала на песок. Сначала подогнулись ее колени, потом она упала на бок и перевернулась, жарко выдохнув воздух. Она лежала на спине и смотрела в высокий потолок грузового отсека «Итаки». Мышцы болели, руки и ноги дрожали. Она закрыла глаза, прислушиваясь к биению сердца, стучавшего в ритме барабана войны. Ей придется принять много меланжи, чтобы восстановить силы.
Одно из чудовищ подползло близко к ней, и Шиана чувствовала вибрацию песка. Она села, когда монстр проскользнул мимо, протаранив дюну и остановившись. Собрав последние остатки сил, Шиана бросилась навстречу червю и уткнулась в жесткие кольца. Они были покрыты пылью, и она, прикасаясь к ним, ощущала прочность и силу могучих зверей пустыни.
