Грэм Макнилл - Отверженные мертвецы
Кай пожал руку, стараясь сдержать дрожь, ощутив колоссальную ношу горя и вины этого человека.
— Это настоящий мавзолей, — произнес Тагоре. — Зачем собирать в одном месте столько скорби?
— Это отвращающие изображения, — ответил Палладий.
— Что это значит? — спросил Шубха.
— Сосредоточие множества изображений скорби скрадывает человеческую печаль, — внезапно догадался Кай.
— Совершенно верно, — кивнул Палладий. — А почитая смерть, мы сдерживаем ее.
— Мы принесли воинов, прошедших по Багряной Тропе, — сказал Тагоре. — Их смертные останки не должны стать добычей мародеров и падальщиков. Нам сказали, что у вас здесь имеется крематорий.
— Да, это так, — подтвердил Палладий, указывая на прямоугольную арку в конце зала. За массивной дверью Кай ощутил свет завершенности, а заодно и запах горящей плоти, который не могла сдержать эта преграда.
— Он нам нужен, — сказал Атхарва.
— Крематорий в вашем распоряжении, — с почтительным поклоном произнес Палладий.
Отверженные Мертвецы подняли своих павших братьев. Пожиратели Миров взяли Джитию, а Атхарва и Севериан положили себе на плечи Кирона.
— Погибших воинов должны провожать их братья по крови, — произнес Тагоре, — но эти герои пали вдали от своих легионов, и они больше никогда не увидят своего родного мира.
— Их родной мир здесь, — сказал Атхарва.
— А мы теперь их братья, — добавил Шубха.
— Мы почтим их память, — заговорил Ашубха. — Мы породнились в бою и сохраним верность не своему легиону, а новому братству.
Кай с удивлением слушал слова воинов. За то короткое время, что он провел среди космодесантников, он не думал об их единстве, но эти речи свидетельствовали о самых крепких узах, какие он только мог себе представить, — об узах, выкованных в кровавом горниле смертельной схватки.
— Идемте, — пригласил их Палладий Новандио. — Я покажу вам дорогу.
Тагоре дотронулся рукой до груди Палладия и покачал головой.
— Нет, не покажешь, — отрывисто произнес он, едва сдерживая ярость и оскалив зубы. — Смерть космодесантника — это наше личное дело.
— Прошу прощения, — поспешно уступил Палладий, осознав угрозу. — Я не хотел никого обидеть.
Воины пошли по центральному проходу, и все рыдания в храме стихли, когда собравшиеся в знак молчаливого уважения склонили головы перед торжественной процессией. Сила Атхарвы вызвала вспышку, подобную далекой зарнице, после чего дверь крематория отворилась, заскрипев на проржавевших петлях.
Кай провожал их взглядом, пока космодесантники не скрылись из виду, и только потом выпустил сдерживаемый в груди воздух.
Уже через мгновение он осмыслил возникшую ситуацию: он один и на свободе. Но ощутил при этом лишь холод одиночества. Он уже не понимал, был ли пленником Отверженных Мертвецов или их попутчиком в бегстве, но подозревал, что это зависит от скрытой в его сознании тайны.
Кай повернулся к дверям, через которые он вместе с космодесантниками вошел в храм. Отблески факелов, проникавшие через неровный проем, озаряли помещение мягкими теплыми бликами, обещая все, чего он был лишен: избавление от ответственности, выбор между жизнью и смертью и, наконец, шанс освободиться от рабства.
Последнее осознание далось ему труднее всего, поскольку Кай всегда верил, что является хозяином своей судьбы. И только здесь, преследуемый и одинокий, он понял, насколько был наивен. Провозглашенная ценность каждой отдельной личности была величайшим обманом Империума. Все, от солдата в армии до последнего писца или рабочего, абсолютно все люди служили Императору. Сознательно или нет, но вся человеческая раса была подчинена единой цели — завоеванию Галактики.
И Кай впервые в жизни увидел Империум таким, каким он был, — машиной, которая способна на грандиозные деяния только потому, что топливом ей служат неиссякающие человеческие жизни. И Кай был частью этой машины, крохотной шестеренкой, в которой обломился зубец, и теперь она бесцельно болтается между искусно пригнанными деталями. Кай достаточно хорошо разбирался в подобных устройствах, чтобы понять, что эту деталь нельзя оставить внутри механизма. Она должна быть либо исправлена и поставлена на место, либо удалена.
— Друг мой, тебя окружает смерть, — заговорил Палладий. — Ты не зря пришел сюда.
Кай кивнул.
— Смерть преследует меня повсюду, куда бы я ни пошел.
— Истинно так, — согласился Палладий. — Ты намерен остаться с Ангелами Смерти?
— Мне почему-то кажется, что ты не напрасно употребляешь это прозвище, верно? — спросил Кай.
— Легионеры Астартес есть физическое воплощение смерти, — сказал Палладий. — Ты видел, как они убивают, и должен это понимать.
Кай вспомнил кровопролитие, сопровождавшее их побег из тюрьмы, и передернулся.
— Наверно, ты прав, — сказал он. — Ангелы Смерти. В этом есть смысл.
— Ты не ответил на мой вопрос, — напомнил Палладий.
Кай ненадолго задумался, разрываясь между желанием самостоятельно определять свое будущее и настойчивым голосом, убеждавшим его остаться с Отверженными Мертвецами.
— Я еще не знаю, — к своему собственному удивлению, сказал Кай. — Мне кажется, что я хотел бы оставить их, но не уверен, что это будет правильно. Хотя это глупо, поскольку они собираются доставить меня… в такое место, где бы я не хотел оказаться.
— И куда же, по-твоему, ты отправишься?
— Я не знаю, — с усталой улыбкой признался Кай. — В этом-то и заключается проблема.
— В таком случае, может, ты уже на месте? — сказал Палладий.
С этими словами он легонько пожал руку Кая и направился к мужчине и женщине, которые оплакивали старика у подножия безликой статуи.
Едва Кай успел обдумать слова смотрителя храма, как дверь отворилась и вошла девушка, чья аура показалась ему знакомой. Кай знал, что под капюшоном у нее скрыты длинные светлые волосы, а лоб повязан голубой косынкой. Он улыбнулся и наконец понял, что привела его сюда не случайность, не совпадение и что любые загадки Вселенной представляют собой лишь мелкие фрагменты общей мозаики.
— Возможно, я именно там, где и должен быть, — негромко произнес он, а у девушки, заметившей его, удивленно распахнулись глаза.
— Кай? — воскликнула она. — Великий Трон, что ты здесь делаешь?
— Привет, Роксанна, — откликнулся он.
На приближающиеся машины Нагасена смотрит с раздражением и смутным ощущением, что события разворачиваются быстрее, чем кто-либо из них может за ними уследить. Шесть приземистых броневиков, воняющих машинным маслом и горячим металлом. Согласно приказу из Города Зрения им пришлось их дожидаться. При этом не последовало никаких объяснений, и их добыча получила девяносто минут, чтобы увеличить расстояние от охотников.
— Не надо было их ждать, — говорит Картоно, но Нагасена ничего не отвечает.
Ответ очевиден. Нет, им не следовало ждать, но против этой охоты восставали все его инстинкты. Он убеждает себя, что глупо верить в приметы, что он должен продолжать, хотя бы и без Головко и Сатурналия.
Он знает, куда направились беглецы, и, если бы не его компаньоны, он мог бы уже быть там. И все же он не пошел охотиться в одиночку. Он ждал. Скорость и неутомимость в преследовании дают колоссальное преимущество, а он пожертвовал и тем и другим.
Почему?
Потому что охота не служит истине, она направлена на ее сокрытие.
Сатурналий стоит на восточном перекрестке, ему не терпится продолжить преследование, но не хочется нарушать приказ, присланный с подтверждением его командиров. Головко сидит вместе со своими людьми, демонстрируя терпение, какого Нагасена от него никак не ожидал. Этот человек привык беспрекословно подчиняться приказам, и, если ему прикажут, не задумываясь, убьет сотню невиновных людей. Такие солдаты опасны, поскольку они способны на любые преступления, если будут убеждены, что их действия служат высшей цели.
Головная машина, разбрасывая мусор и лязгая траками, останавливается. Ее корпус окрашен в черный и красный цвета, с изображением крепостных ворот, над которыми виднеются скрещенные копье с черным лезвием и лазган. Головко и присоединившийся к нему Сатурналий подходят к открывающемуся люку, из которого появляется младший лейтенант в черном нагруднике и шлеме. Всем видом лейтенант демонстрирует, что он предпочел бы оказаться где угодно, только бы не здесь.
Он строевым шагом марширует к Головко и протягивает ему запечатанный инфопланшет одноразового использования.
Из перчатки Головко появляется опознавательный щуп, и экран планшета оживает. На гладкой поверхности появляются слегка мерцающие строчки, и лицо Головко расплывается в хищной усмешке.
Нагасена уже видел такой взгляд, и это ему совсем не нравится.
