Елена Асеева - Коло Жизни. Середина. Том 1
— Согласен с Родителем это будет небывалое божество. Еще тогда, когда он был обок Отца, я это в нем почувствовал. Стоило мне к малецыку прикоснуться… потолковать, — неспешно ответил Вежды, отклоняясь от мальчика и воззрившись на младшего брата, уже давно занявшего свое места в кресле напротив. — Его чувственность поразительна, знания изумительны… Не мудрено, что он с легкостью подчиняет себе плоть, и так ею управляет… Так разумно и четко.
Одначе Яробор Живко хоть и не слышал того разговора, по какой-то причине живо затряс головой так, что Богам пришлось его прервать, ибо, похоже, толкование воспринял, тот самый уникальный, Крушец. Юноша, миг погодя перестав трясти головой, медлительно вздев ее с нежностью взглянул на нависающий над ним подбородок Димурга, оно как давно уже оперся спиной о его грудь.
— Ты, мне Вежды, — значительно понизив голос, молвил мальчик. — Так и не сказал ничего по поводу видений… не пояснил, что это… Грядущее или…?
— Да, несомненно, это грядущее, — неохотно отозвался Вежды, дотоль стараясь увильнуть от ответа, або не ведал, как правильно происходящее с ним осветить юноше.
— Грядущее, — повторил Ярушка и порывисто передернул плечами, припоминая уничтоженные леса, земли, гибель животных, людей и смертоносное гниение всего, что те видения наполняли. — Это не мое грядущее? Грядущее Земли или все же мое?
— Сложно поколь сказать, — вставил весомое слово Седми, приходя на выручку старшему брату. Понеже Димург весьма не любил недосказанность, посему во время разговора с трудом подбирал для мальчика объяснения и оказался не раз поправляем Расом. — Сложно сказать чье это грядущее планеты или твое. Поелику, мой драгоценный, человечество созидает свою судьбу само… Избирая того или иного правителя, верования, тот или иной общественный строй и путь. Очевидно, в таковом объемном общественном выборе улавливается и предопределяется мнение большей массы людей. Однако каждый человек, осуществляя свой малый выбор, предрешает движение всего сообщества потому али иному пути… Посему Ярушка то, что ты видишь лишь возможный путь развития землян, ноне не единственный и не конечный.
Юноша медленно опустил голову и также степенно перевел взор с подбородка Вежды на лицо Раса, к которому чувствовал не меньшую тягу и любовь, да нежно ему улыбнувшись, молвил:
— Ты, так говоришь Седми, — и голос его задрожал, не смея скрыть разочарование от той недосказанности. — Точно стараешься перевести разговор. Не желая пояснять, а вроде как только обмолвиться.
Яробор Живко нежданно, словно в мгновение ока, утомившись, уронил голову и спину на грудь Вежды и глубоко вздохнув, сомкнул очи. И днесь это уже не было действием, не менее взволнованной встречей, лучицы, ту слабость ощущал один мальчик… Она окутала все его тело и мозг и надавила на очи, нос… отчего в первом появилась боль, а во втором и третьем забурлила кровь жаждущая выплеснуться из ноздрей. Его дотоль алые губы, зримо побледнели, и щеки покрыла пятнистая белизна, понеже ему стало дурно или он собирался потерять сознание. На ту слабость обратили моментально внимание оба Бога, а Димург рывком качнул влево головой, словно таким побытом с кем-то связываясь.
— Вежды, — Яробор Живко с трудом шевельнул отяжелевшими устами. — Не выкидывай меня обратно к людям, иначе я, обещая… не стану более жить.
— Тише, тише, моя радость, — полюбовно произнес Господь, перстами оглаживая голову мальчика и с тем словно соизмеряя его состояние. — Поколь Небо не вернется, обещаю тебе, ты будешь подле меня… Подле нас с Седми.
Одна из зеркальных стен внезапно пошла мощной рябью, заколыхалась из стороны в сторону, и вроде как выплюнула из себя Трясцу-не-всипуху. Бесица-трясавица встревожено обозрела залу, с особым внимание зыркнув на сидящего Седми. Обаче, не приметив в очах Бога какой-либо опасности для себя, достаточно проворно побежала к своему Творцу, оный уложив Яробора у себя на вытянутых ногах, поправил его конечности. Почитай серой бледностью залило лицо мальчика, и бусенец пота покрыл лоб и подносовую ямку, а из обеих ноздрей тонкими струйками потекла густо красная кровь. Трясца-не-всипуха подскочив к креслу Бога с левой стороны, привстала на передние кончики стоп, где отсутствовали пальцы, и просматривались покатые впадинки. Она со всем вниманием заглянула в лицо Ярушки, и спешно схватив его руку, принялась вслушиваться в пульс. Какое-то время… веремя, как говорили бесицы-трясавицы, в зале плыло напряжение, окутавшее Вежды и Седми, а бледная серость лица юноши и вовсе поглотила всякую смуглость, широко раскрывшийся рот надрывисто пропускал вглубь легких трепыхающийся воздух и часто… часто тряслись его посиневшие губы.
— Сейчас господин лишиться чувств, — наконец, констатировала итак очевидное Трясца-не-всипуха.
Незамедлительно гневливо дыхнул Седми и мощно стукнул кулаком по перьевистой облокотнице, отчего она неожиданно изменила не только свою форму (обретя вместо пологой слоистости, множественную дырявчитость, словно изъеденную червями), но и окрасилась в алые полутона, слегка при том задымившись… Задымившись неплотной такой голубо-серебристой морокой, закрутившейся по спирали.
— Да, что ж за тупое создание, — дополнил Рас свое досадливое предыхание. — Итак, понятно, что Ярушке плохо… Почему? С чего так резко и как помочь?
— Ах, Зиждитель Седми и чего вы так сердитесь, — взволнованно затарахтела Трясца-не-всипуха, немедля склонив голову, и выпустив из удерживаемых перст руку мальчика. — Плохо потому как господин перенервничал. Он ведь должен быть в обмороке. Резко вышел из того состояния, в напряжении пробыл какое-то веремя, а теперь ослаб, утомился. Надобно перенести вспять в кувшинку али хотя бы на ложе, напоить успокоительными снадобьями, и дать выспаться.
— Нет!.. Нет, не пойду, — едва слышно пролепетал слабеющим голосом Яробор Живко и ухватился за ткань сакхи Вежды обеими руками. — Вы меня… меня…
— Нет, бесценность не тревожься. На Землю не отправлю, буду подле, — беспокойно повторил Димург, и так как бесица-трясавица торопко подалась назад, тем движением предлагая поторопиться, бережно поднял с колен мальчика и прижал к себе.
Господь все также медлительно спустил ноги с лежака, каковой в мгновение ока прилег к черной глади пола, и поднялся. Явственно усталой, покачивающейся походкой, трепетно прижимая к себе слабеющего Яробора Живко, Димург двинулся к зеркальной стене, на ходу бросив своему творению:
— Трясца-не-всипуха жду тебя в комле… Принеси все, что надобно.
Бесица-трясавица стремительно взметнув руками, развернулась в сторону уходящего Вежды, и было даже отворила рот, чтоб чегой-то молвить противное. Но миг погодя, поднявшийся вслед за братом Седми, обдал ее таковым негодующим взглядом, что она, не мешкая сорвалась с места, и, обогнув идущего Вежды, первая сокрылась в трепещущей зеркальной стене, страшась даже на самую малость остаться обок Раса.
Яробор Живко во время перемещения из залы в комлю все же потерял сознание. Вмале он обнаружил себя в какой-то странной комнате. Сквозь туман устилающий глаза, узрев серебристо-синий приглушенный свет стен, а после ощутил бережную заботу рук бесиц-трясавиц придерживающих голову и вливающих в его рот сладковато-терпкую настойку. Легохонько затрепетавшие от слабости веки все же явили ему в исчезающей пелене черты лиц Вежды и Седми, и, успокоившись, мальчик сомкнул очи да погрузился в сон.
Глава двадцать девятая
Высокая скалистая гора, с резко скошенными остовами склонов, возвышалась прямо по правую сторону. Красно-бурое ее покрытие множественно испещренное (точно исколотое тупым предметом или вспять чудно исчирканное острым наконечником копья) топорщило ввысь сколотые каменные части тел, казало огромные выбоины, ямы, прорехи и углубления. Броско выпячивала отдельные изгрызанные вспученностями бугры, одиночные, мощные валуны аль каменья. Чудилось все полотно буро-красного сплошного скалистого склона, где не было ни то, чтобы кустика, деревца, но даже отростка, даже иного цветового пятнышка, кучно искромсали острыми зубьями мощные существа.
Слева стремнистая, особняком подымающаяся отвесно вверх сопка, нежданно обрывалась, имея вроде срыву снятую вершину. Одначе не сама стена взлобка, не ее макушка не имели какой-либо гладкости, столь часто зримой Яробором Живко в Алатырских горах. Подле пологого обрыва, что представляла собой источенная полосами одна из ее стен, располагалась обширная выемка, в которой словно стлался белесо-прозрачный туман, или может это оттенялось само навершие горы, легохонько загораживая подымающееся солнце. Светило еще поколь не показалось из-за вершины, впрочем, раскрасило буро-синее небо справа в изогнутые белые полосы испарений, слева озарив раскинувшуюся на много вдаль гористую долину, в ярчайшие, бело-ало-фиолетовые цвета. Каковые по мере приближения к поверхности почвы плотно укрывали в густо-белое полыхание весь ее видимый окоем.