Энн Маккефри - Белый дракон
Когда Джексом вошел к себе, направляясь переменить провонявший фосфином летный костюм, ему попался на глаза набросок бухты, все еще разложенный на рабочем столе. Тут он вспомнил о своем вчерашнем намерении, и перед глазами так и встал горячий песок, прокаленный ласковым солнцем. Это солнце запросто вылечит его от простуды: высушит сопливый нос, до самых костей прогреет голову и грудь…
«Я бы с удовольствием выкупался…» — сказал Рут. Джексом спросил его:
— А ты не слишком устал?
«Я устал, но я очень хотел бы выкупаться в той бухточке, а потом полежать на солнышке. Это и тебе не повредило бы».
— Да уж, — проворчал Джексом и начал стаскивать летный костюм. Он уже натягивал свежую одежду, когда слуга нерешительно постучался в полуоткрытую дверь и вошел, неся еду. Джексом ткнул пальцем в направлении стола и попросил слугу почистить и хорошенько проветрить грязный костюм.
Он потягивал горячее вино, обжигавшее его воспаленное горло, когда до него дошло, что Лайтол вернется в Руату много часов спустя, а стало быть, он не сможет предупредить опекуна о своем намерении. Но в этом не будет нужды он слетает и вновь возвратится домой прежде Лайтола. Потом Джексом вспомнил о том, что бухточка находилась чуть ли не на другой стороне планеты, и застонал. Солнце, которому он так хотел подставить свое сотрясаемое ознобом тело, в той части мира уже скрылось за горизонтом.
«Песок наверняка еще не остыл, — обнадежил его Рут и добавил: — Я хочу туда».
— Ладно, полетим, полетим! — Джексом допил вино и потянулся к поджаренному хлебу с сыром. Но есть так и не стал: он не только не чувствовал голода, но, напротив, от запаха еды его слегка замутило. Поднявшись, он свернул одно из одеял, под которым обычно спал, повесил его на плечо и двинулся к выходу. Надо будет сказать слуге, чтобы тот передал Лайтолу… Нет, мало ли, вдруг еще позабудет. Джексом вернулся к столу и, не снимая с плеча скатанного одеяла, быстренько нацарапал записку Лайтолу. И положил ее между тарелкой и кружкой, так чтобы сразу бросалась в глаза.
«Когда же мы отправимся?» — спросил Рут. Голос дракона звучал жалобно — больно уж не терпелось ему чисто вымыться и всласть поваляться в теплом песке.
— Сейчас, сейчас… — Джексом заглянул на кухню и все-таки прихватил немного сыра и мясных колбасок: вдруг он проголодается позже? Но главный повар как раз отбивал мясо для жаркого, и желудок Джексома вновь взбунтовался.
— Батунон, — обратился он к повару. — Я там у себя оставил записку для господина Лайтола. Но если ты увидишь его раньше, скажи ему — я отправился в тот заливчик, купать Рута… Лайтол знает куда.
Деревянный молоточек Батунона на миг завис в воздухе:
— Осмелюсь спросить — Нити уничтожены, владетель Джексом?
— Все в пыль! Мы с Рутом оба провоняли насквозь — полетим отмываться.
Глаза Рута укоризненно и нетерпеливо мерцали желтым. Рассеянно заметив это, Джексом вскарабкался ему на шею и застегнул боевые ремни: их тоже не помешает хорошенько отмочить в воде, а затем высушить… Рут взвился так стремительно, что боевые ремни оказались вовсе не лишними. Едва оторвавшись от земли. Рут унес его в Промежуток…
Глава 13
Джексома вернуло к действительности нечто мокрое, соскользнувшее с его лба прямо на нос. Раздраженно он отмахнулся… «Тебе лучше?» — в голосе Рута прозвучала трепетная надежда, немало изумившая всадника.
— Лучше? — Ничего не понимая спросонок, Джексом попытался было приподняться на локте, но не смог пошевелить головой казалось, ее что-то держало.
«Брекки говорит, чтобы ты лежал смирно», — тотчас отреагировал дракон.
— Лежи смирно, Джексом, — и в самом деле послышался голос Брекки, и Джексом почувствовал, как ее ладонь легла ему на грудь, не давая двигаться.
Потом где-то рядом закапала вода, и на лоб Джексома вновь легла мокрая тряпка — на сей раз прохладная и пахнущая чем-то душистым. Еще он почувствовал, что голова его и в самом деле зажата между двумя мягкими, но плотными валиками: вероятно, затем, чтобы он не ворочал ею из стороны в сторону. Но что все-таки с ним произошло? И откуда здесь Брекки?..
«Ты был тяжело болен, — взволнованно сообщил Рут. — Я так волновался за тебя! Я позвал Брекки, потому что она умеет лечить. Я не мог оставить тебя и отправиться за ней сам, но она прилетела вместе с Ф'нором на Канте. Потом Ф'нор привез ту, другую.»
— И долго я тут провалялся? — спросил Джексом, ужаснувшись при мысли, что ему понадобились целых две няньки. Оставалось только надеяться, что под «другой» Рут разумел не Дилану.
— Несколько дней, — ответила Брекки, хотя Рут, кажется, имел в виду куда больший отрезок времени. — Теперь ты выздоровеешь, — продолжала Брекки. — Самое скверное уже позади.
— Лайтол хоть знает, где я? — Джексом попытался открыть глаза. Компресс мешал ему, он хотел было сдернуть его с лица, но перед глазами, даже защищенными тканью, заплясали какие-то пятна, и он со стоном зажмурился.
— Я же велела тебе лежать тихо. И не вздумай открывать глаза или стаскивать повязку. — Брекки легонько шлепнула его по руке. — Ну разумеется, Лайтол знает. Ф'нор немедленно сообщил ему. Я дала ему знать и о том, что у тебя миновал кризис. Менолли, кстати, тоже поправляется.
— Менолли? Она-то как подхватила мою простуду? Она осталась с Себеллом.
Тут оказалось, что в комнате действительно был кто-то еще: не могла же, в самом деле, Брекки одновременно смеяться и говорить.
— У тебя была не простуда, — объяснила она. — Жители Южного называют эту болезнь огненной лихорадкой. Человеку только кажется, что он простудился, на самом же деле все гораздо опасней.
— Но ты говоришь, что теперь я должен поправиться?
— Глаза не болят? — спросила Брекки.
— Ну… как-то не хочется больше открывать их, и все.
— Пятна? Как будто смотришь на солнце?
— Ага.
Брекки погладила его по руке:
— Так и должно быть, верно, Шарра? Как долго они обычно держатся?
— Столько же, сколько и головная боль. Так что держи-ка лучше, Джексом, глаза закрытыми. — Шарра говорила медленно, слегка растягивая слова, но голос у нее оказался просто замечательный — глубокий, богатый интонациями, певучий. Джексом невольно задумался о том, была ли она так же хороша внешне. Нет, вряд ли. Для этого требовалась просто потрясающая красота. — И не вздумай подглядывать из-под повязки, — продолжала она. — У тебя, я так полагаю, все еще болит голова? Да? Ну и не открывай глаз. Мы затемнили комнату как только могли, и все-таки ты рискуешь на всю жизнь испортить зрение, если не побережешься.
