Мэтью Фаррер - Наследие
– Это роль Экклезиархии – воплощать и распространять божественное слово Императора… – начал Симова.
– А роль Арбитрес – следить за исполнением законов и декретов и обеспечивать, чтобы все Адептус Императора были полностью преданы и верны своему долгу, – спокойно закончила за него Кальпурния. – Я, конечно же, уверена, что вы и ваши коллеги из Министорума таковыми и являетесь. И все-таки я считаю, что нужно всегда проявлять максимальную тщательность. Хотя меня вынуждают удалиться другие дела, я назначила претора-импримис Дастрома своим представителем, который подготовит полный пакет документов по расследованию этого дела. Не буду оскорблять вас лекциями о совместной работе, но упомяну, что Дастром будет считать вас ответственным за всю постороннюю рабочую силу, которую вы привлекли для установки клеток.
– Вы позволили побегу свершиться, – Симова побледнел, его губы вытянулись в тонкую линию. – Вы знали, что у них есть план освобождения Струна. И вы дали этому произойти, чтобы Струн выбрался из клетки и попал вам в руки.
Его слова звучали уверенно, но уверенность постепенно уходила из голоса. Кальпурния уже выяснила, что спокойным взглядом можно добиться подобного эффекта.
– Об этом узнает епарх. Как и канонисса Феоктиста.
– Буду рассчитывать на это. Мы с епархом уже шесть месяцев как планируем встретиться и лично пообщаться, но нам никак не предоставится такая возможность. И было бы неплохо снова поговорить с почтенной канониссой. Если вы хотите прямо сейчас отправиться в Августеум, сэр, нет причин задерживаться ради меня. Я тоже жду транспорт.
После этого оставалось только смотреть кюре в глаза, пока он не отвернулся и не зашагал обратно туда, откуда они пришли.
Стена, Босфорский улей, Гидрафур
– Кажется, он воспринял это хорошо, мэм, – сказал Куланн, – учитывая обстоятельства.
– Он достаточно умен, чтобы понимать, что у него нет выбора, – ответила Кальпурния, – особенно когда он за пределами улья, а Арбитрес превосходят его людей числом. Мне бы следовало, пожалуй, оставить кого-то из вас рядом, чтобы до него быстрее дошло. Впрочем, неважно.
Гигантская крепость, известная как Стена, заключала в себе казармы Арбитрес и суды для всего Гидрафура и целых систем вокруг него. Она начиналась среди зданий, которые теснились у подножия Босфорского улья, и поднималась по всему склону горы, оканчиваясь громадными укрепленными Вратами Справедливости, врезанными в стену Августеума, что на самой вершине. Кальпурния не знала, сколько понадобится времени, чтобы пешком добраться от нижних входов на дне улья до ее покоев в высочайшем бастионе Стены, и думала, что никто и никогда не пытался это сделать. Они с Куланном ехали в грохочущем вагоне фуникулера, который тянулся по всей длине огромной крепости в самой высокой точке строения, под самым сводом крыши. Кальпурния стояла у одного из окон вагона, глядя наружу, Куланн сидел на скамье, идущей вдоль стены.
– И он не подверг сомнению законность этой операции?
– Нет. Либо он знал, что правда на нашей стороне – а он, в конце концов, специалист по религиозному праву – либо не был уверен в почве под ногами и не хотел надавливать.
– Полагаете, епарх это сделает? В смысле, надавит?
– Не думаю. Надеюсь, нет, – Кальпурния вздохнула. – Не люблю все эти юридические игры, особенно из-за такой дряни, как Струн. Экклезиархия так гордилась, что отловила его за распространение схизматических книг, но я думаю, они не знали и половины того, что он замышлял.
– Именно поэтому вы хотели взять его лично, мэм? – Куланн сглотнул. – Лично арестовать, в смысле?
Вагон проходил под высоким потолком одного из тренировочных залов. В шестидесяти метрах внизу арбитраторы, выстроившись квадратами шириной в сто человек каждый, с топотом и лязгом отрабатывали обращение с оружием. Они выхватывали тяжелые дробовики модели «Вокс Леги» из чехлов за спиной, целились от плеча, от бедра, опускались на колено, возвращали на место, доставали снова, на колено, к плечу, поворот, на колено, в чехол, поворот, к бедру, на колено… Этот порядок был настолько стар, что здесь он ничем не отличался от тренировок, которые проходила сама Кальпурния в сегментуме Ультима, и хотя она не занималась его отработкой по меньшей мере пять лет, ее мышцы начали подергиваться, вспоминая движения, как будто тело хотело повторять их, не спрашивая хозяйку.
Она сморгнула и осознала, что должна ответить Куланну.
– Нет. Ну, допустим, это часть причины. Но я надеюсь, что не настолько возгордилась, чтоб настаивать на личном участии в захвате любого преступника, в ордере на поимку которого говорится, что он опасен. Они, если на то пошло, все такие.
– Значит, ради символизма?
Куланн, похоже, считал этот разговор чем-то вроде испытания. Кальпурния улыбнулась. Вопрос был серьезным – идея символизма и величия закона, восприятие населением имперского правосудия как мощной и неодолимой силы, обрушивающейся на врагов, представляла собой целую философию, которая разрабатывалась многими поколениями видных ученых Арбитрес.
– Да, пожалуй, это был наглядный урок для населения, – сказала она, – хотя аудитория сегодня была небольшая. Кроме того, это помогло сфокусировать умы Экклезиархии, как ты, наверное, уже понял. Я очень ясно дала Симове понять, что Дастром, расследуя это дело, не станет давать ему поблажек из-за его положения. Не думаю, что они что-то найдут – мне кажется, люди Струна достали схемы креплений клеток и все остальное посредством собственных ресурсов, но мне неуютно от того, что епарх все агрессивнее продвигает своих агентов из Министорума, разрешая им производить преследования и аресты. Мы с арбитром-майоре все ждали подходящего случая, чтобы дать им понять, что надо соблюдать границы.
– Политическая операция, – кивнул Куланн.
– Не совсем так, – немного холодно поправила его Кальпурния, – просто выполнение нашего долга Арбитрес, который порой заставляет нас преподавать некоторые уроки не только одной стороне. В любом случае, это вторая причина.
– Есть еще одна, мэм?
– Мое душевное спокойствие, раз уж ты спросил.
При словах «душевное спокойствие» Куланн заметил, как ее рука в перчатке медленно поднимается, чтобы прикоснуться к шрамам на лбу. Большинство людей быстро замечали эту привычку и вскоре понимали, что она означает.
– Это дело касательно вольного торговца наверняка отнимет у меня немало времени. Я хотела собственными глазами увидеть, как загребут Струна и Симандиса, чтобы не беспокоиться насчет них в то время, как от меня ожидается, что я сфокусируюсь на этом назначении наследника, которое мне надо не то подписать, не то проконтролировать, не то еще что-то с ним сделать. И скажу тебе честно, Куланн, потому что знаю, что адъютант ты надежный и неболтливый, это «назначение» означает, что мне ближайшее время не светит никакой старой доброй полевой работы Арбитрес. Захват этих мятежников был последним шансом в ней поучаствовать. И если уж мне еще до Сретения выпала возможность поразмять мышцы и посмотреть, как идет выздоровление, то черта с два я ей не воспользуюсь.
Куланн внимательно слушал. Еще одна вещь, которую все довольно быстро уясняли насчет арбитра Кальпурнии, заключалась в том, что она терпеть не могла руководить людьми не с фронта. По этому поводу мнения в арбитраторских казармах, что находились ниже в Стене, разделялись примерно поровну. Одна половина одобряла, что командир хочет стоять в одном ряду со своими бойцами, другой не нравилась идея того, что арбитр-сеньорис готова рисковать собой вместо того, чтобы ехать на бронированной кафедре во втором ряду «Носорогов», зачитывая в громкоговоритель строки из Книг Правосудия, как подобает ее положению. Куланн слыхал, что есть и третья фракция – маленькая, но громко выражающая свое мнение: эта помешанная на контроле стерва просто хочет всегда быть рядом, чтобы проверять, начищены ли у арбитраторов сапоги и опрятно ли выглядит обмундирование, пока те стоят под вражеским огнем.
– Если можно поинтересоваться, мэм, ваши ранения…?
Вагон миновал тренировочный зал, вошел в туннель и начал подниматься под более резким углом к следующему бастиону. Еще четыре, и они достигнут самих Врат Справедливости.
– Неплохо. Спасибо, что спросил, Куланн.
Он подумал, что на самом деле ей хуже. Фуникулер двигался под рядом световых колодцев, пробивающих толстый потолок, и когда Кальпурния на краткое время попадала под желтые лучи гидрафурского солнца, ее лицо выглядело усталым, а глаза запавшими. Он знал, что она очень быстро встала на ноги после того боя в Соборе, где ей переломали плечо и руку. Тогда лично вмешался Кайнез Санджа, по его приказу магосы-биологис сотворили небольшие чудеса с ее плотью и костями, но дальнейшее заживление было нелегким. У Куланна сложилось впечатление, что Шира Кальпурния не очень хорошо справлялась с ролью пациентки.
![Елена Белая - Дорога к себе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
