Грэм Макнилл - Орден Ультрамаринов: Омнибус
— В первые дни ваши генераторы нам бы весьма пригодились. — Она стала отстегивать свою экипировку и стягивать защитный костюм. — Определенно было бы намного легче с этим управиться.
Стоя к Сципиону обнаженной спиной, она отложила влажную одежду и взяла сухую.
— Хорошо, когда остается меньше голодных ртов, — с глубокой печалью в голосе сказала она. — Да и тряпья всякого вокруг немало.
Татуировки на ее шее продолжались на плече и шли вниз через всю спину, прямо к основанию позвоночника. Несмотря на ее наготу, Сципион не отвел взгляда. Джинн, казалось, это не волновало.
— Денск! — позвала девушка.
Безмолвный бородач вошел в палатку. Увидев космодесантника, он на мгновение замер, но затем обошел его и приблизился к Джинн.
— Лампа разогрелась, — сказала она. — Три отметки.
Рядом с лампой лежал металлический прут. Денек взял его и выжег на теле девушки три отметки, как она и просила. К ее чести, Джинн даже не дрогнула.
Закончив с прутом, Денек аккуратно протер ожоги пропитанной антисептиком марлей и вышел из-под тента так же быстро, как и появился.
— Эти шрамы, — решился спросить Сципион. — Что они означают?
Она выгнула шею, чтобы было лучше видно, и дотронулась до одной из самых верхних татуировок.
— Метки убийств, — ответила она. — По одной за каждого уничтоженного металлоголового. У всех в этом лагере есть такие.
Сципион насчитал по меньшей мере семнадцать меток. Раньше он видел, как ветераны ордена наносят похожие на свои доспехи.
— Я так понимаю, эти три — за последнюю облаву. У тебя самый высокий счет, я прав?
Джинн стала перевязывать ожоги свежими полосками марли, но не смогла достать до самого нижнего.
— Не поможете мне?
— Я не апотекарий, — предупредил Сципион, подойдя ближе и приложив последний лоскут ткани. Приходилось быть аккуратным, потому как латные рукавицы плохо подходили для деликатной работы и уж тем более — для полевой медицины.
— Спасибо. — Джинн отступила на шаг, натянула на плечи сначала свежий костюм, затем пальто и обернулась лицом к Сципиону. Ее глаза были похожи на осколки стекла. — Да, у меня их больше всего. И я удвою, утрою, многократно умножу их число, пока не сдохнет последний из этих механических ублюдков.
Сципион уловил нечто знакомое в ее поведении, словно взглянул в зеркало. Горечь, злоба, бессилие, гнев. Он гадал, какая потеря довела ее душу до такого отчаяния.
— Многих боевых братьев тебе пришлось похоронить?
— Нет, но я видела, как умирают мои друзья и товарищи. И еще я потеряла семью — моего мужа. Правда, некроны тут ни при чем.
— Мои соболезнования, — сказал он, в действительности не ощущая к ней сострадания. Его глаза бегали по картам и схемам, разложенным на столе. — Вы хорошо знаете эти горы?
Джинн невесело рассмеялась.
— Мы пытаемся выжить и умираем среди этих утесов уже почти год. Так что — да, мы прекрасно знаем горы.
Сципион подошел к столу. Около его края лежал маркер, и Вороланус нарисовал им кольцо вокруг Холмов Танатоса.
— Здесь, — сказал он, стрелкой обозначая предполагаемое направление удара Ультрамаринов по позициям артиллерии некронов в обход их защитных кордонов. — Ты знаешь какой-нибудь проход к этому участку?
Где-то с минуту Джинн внимательно изучала карту.
— Теперь ты должен мне уже дважды.
Сципион с удивлением посмотрел на девушку.
— Ты не похожа на людей, которых мне приходилось встречать раньше.
— Большинство не видели того, что видела я, и не переживали того, что пришлось мне. — Сидя на ящике, она принялась разбирать свое оружие. — Ты знаешь, сколько раз я умирала там, в этом ледяном аду? Ну ладно, едва не умирала. — Джинн подняла четыре пальца. — Это заставляет по-другому взглянуть на вопросы бытия.
Хотя лицо Сципиона по-прежнему не отражало никаких эмоций, твердость девушки восхитила его. Что-то проглядывало в ней, что-то великое и непоколебимое. Где бы она ни находилась и во что бы ни была облачена, в ее словах и действиях сквозило нечто большее, чем виделось на первый взгляд. Не неуважение, нет. Решительность и бесстрашие, которые позволили Джинн Эвверс выделиться из людской толпы. Редкие качества, которые обычно приписывают генералам и великим полководцам вроде Махария, Крида или Яррика. Она оставалась всего лишь шахтером, которому пришлось стать воином, но ее харизма и сила духа были неоспоримы.
— Дважды? Как так? — наконец спросил Сципион, стараясь подыграть ей.
Джинн взяла в руки маркер и ткнула им в центр кольца Ультрамаринов.
— Ваши молитвы были услышаны, Ангел.
Глава десятая
Его смертная сущность уже давно канула в небытие, но Сахтаа Жаждущий Плоти все еще мог найти себе жертву. Иные чувства теперь направляли его, и хотя он не мог до конца осознать инстинкты своего машинного разума, он научился использовать их.
Лед и снег покрывали его тело, скрывая во всепоглощающей белизне. Обрывочные воспоминания затмевали взор. Картины далекого прошлого, которое он, казалось, уже забыл, всплывали вновь, искаженные, словно помехи на пикт-записи. Заснеженные горы превратились в высокие дюны, тундра вокруг — в пустынные равнины, простирающиеся на много лиг. И были города, настолько крохотные, что сливались в темные пятна, и птицы-падальщики стаями кружились в лучах жаркого послеполуденного солнца.
Сахтаа страстно желал вновь насладиться теплом светила, ощутить его лучи на шее и спине, но нервы его были мертвы, а тело являло собой лишь холодное искаженное подобие того, что принадлежало ему до биопереноса. Где-то в процессе, возможно, во время Долгого Сна, его энграммические схемы, хранившие следы памяти, оказались повреждены. Теперь было трудно отличить прошлое от настоящего, старое от нового. Это терзало разум Сахтаа, и ему хотелось кричать.
Поначалу лагерь показался ему целым вражеским поселением, окруженным высоким частоколом с проемами деревянных ворот. Затем он увидел его истинный облик: кучку неказистых палаток, в которых ютилась его новая «одежда».
Он сгорбился и позволил вьюге поглотить его самого и его жалких спутников. Они были лишь кусками пожеванной плоти, и корка засохшей крови покрывала рты свежевателей, которыми они обгладывали сами себя.
— Мы — гули… — произнес Сахтаа, но слуги не ответили ему.
Теперь им нужно обойти, избегая при этом генно-модифицированных воинов.
Сахтаа жаждал крови. Жаждал получить назад свою кожу.
«О, как же я голоден…»
Фуг похлопал себя руками по телу уже, должно быть, раз в пятидесятый. Лучше не стало. Ни многослойный плащ, ни подбитая мехом куртка, ни защитный комбинезон не спасали от лютого мороза — и ему это очень не нравилось. Буря усилилась. Видимость была практически нулевой. Он взглянул на магнокль, лежавший у его мерзнущих даже в палатке ног, и решил не трогать его. Капитан Эвверс сказала предельно четко: сканировать периметр каждые пятнадцать минут, но Фуг слишком окоченел, чтобы пошевелиться. Да и все равно, какой от этого прок? Теперь их защищают космические десантники. Он видел их, шагающих взад и вперед, словно ожившие статуи, которые совершенно не тревожит холод. Другие люди не такие крепкие. Фуг не видел причин, почему ему нельзя найти себе более теплый тент и с головой закопаться в спальный мешок.
Часовой все еще оплакивал свои несчастья, когда внезапно заметил что-то вне палатки, метрах в пятидесяти в стороне. Что именно, сказать было трудно — ветер поднял непроглядный снежный вихрь. Фуг потянулся к магноклю.
Очки запотели и покрылись слоем инея, но он не стал утруждать себя прочисткой, а просто стянул их с лица, чтобы можно было приложиться к прибору. Настроив магнокль на дистанцию в пятьдесят метров, он попытался рассмотреть, что ему там привиделось.
— Определенно что-то…
Его голос дрожал, зубы выстукивали каждое произнесенное слово.
Ветер истошно завывал вокруг, отчего даже собственные мысли было непросто услышать. Он находил любую щель в его термозащите, проникал сквозь все слои одежды, заставляя тело трястись мелкой дрожью.
В неверном зеленоватом изображении в магнокле Фуг увидел, как что-то копается в земле. Он знал, что в северных тундрах обитают ледяные черви — и это казалось самым очевидным объяснением тому, что предстало его глазам. Но здесь были горы, и никаких червей тут не водилось.
Фуг приблизил картинку и попробовал навести фокус. Теперь уже тридцать метров. Он уже собирался вызвать кого-нибудь по воксу, как внезапный порыв ветра ворвался в палатку, содрав с него плащ. Фуг выронил магнокль от неожиданности.
Страх обуял его. Взведенной пружиной он вскочил на ноги и подхватил упавший прибор, но, не успев поднести линзы к лицу, вдруг ощутил невыносимый жар в груди. Он опустил глаза и увидел метровой длины полосу заостренного металла, торчащую из его тела. Усилием он попытался поднять мгновенно отяжелевшую голову, и, когда ему это удалось, он встретился взглядом со своим убийцей. Два сверкающих изумрудных шара взирали на него, как бог взирает на муравья. Они пылали неудержимой, дьявольской жаждой.
