Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 1: Последний из Лейрингов
Вдруг Хагир поймал ее взгляд. На миг он удивился: откуда в ней такая мрачность и даже враждебность, когда все складывается так хорошо? А потом сообразил: хорошо все сложилось только для борьбы с фьяллями. А для них двоих – совсем наоборот. Он не может увезти ее из дома под носом у Фримода ярла. Так что с мыслью о побеге и свадьбе придется расстаться. Надолго ли? Пока Хагир даже прикинуть не мог, скоро ли сумеет вернуться.
На душе стало холодно и пусто, вся радость от решения Фримода пропала. Но что делать? Отказаться от помощи? Эта мысль была нелепа. Он не имеет никакого права отказываться. От участия Фримода зависит, может быть, безопасность Березняка, участь Стормунда и Бьярты, их детей и домочадцев, всей округи Березового фьорда. А дальше – и борьба за свободу всего Квиттинга. Рядом с этими целями их с Хлейной счастье выглядело таким маленьким, что даже мысленно Хагир не мог сделать выбор в его пользу. Но разве он отказывается от нее навсегда? Он вернется, непременно вернется! Теперь, когда Хагир верил в победу над фьяллями, и собственное счастье казалось не таким уж невозможным. Все наладится, надо только потерпеть. Может быть, со временем у него появится возможность посвататься честно и открыто, безо всяких побегов…
Да, это важно! Когда Хагир подумал об этом, ему стало легче. Все-таки постыдная таинственность побега, краденое счастье коробило и мучило его. Не надо так. Лучше подождать, но сделать свое дело честно и открыто, с полным правом, как того и требует честь Лейрингов. А если за это право придется трудиться, бороться, терпеть – что же, хорошие вещи никогда не даются даром. Зато он будет знать, что заслужил свое счастье и владеет им по праву.
Наследство предков на него больше не работает. Свою честь и свое благополучие он должен заслужить сам.
Хагир всей душой стремился сказать Хлейне это, попробовать убедить ее, успокоить, чтобы она не смотрела с такой обидой. Ведь ей нужно будет только ждать, больше ничего! Но Хлейна, поглядев ему в лицо, повернулась и быстро скрылась в девичьей. И больше не показывалась весь вечер.
В утро отплытия над берегом висел густой туман, и дрожь пробирала даже под меховыми накидками и плащами из тюленьих шкур. «Дракон» шел первым, а на «Волка» и «Кабана» Фримод ярл дал по одному из своих людей, которые хорошо знали фьорд и побережье. Медленно, на веслах, словно крадучись по морю тумана, три корабля потянулись к устью фьорда. В тумане их очертания казались расплывчатыми, и даже красный щит, который нетерпеливый Фримод ярл загодя вздернул на мачту, был похож на луну в облаках.
На выходе из устья фьорда Хагир все щурился, пристально вглядывался в неясные очертания берега, надеясь хоть мельком увидеть ту красную скалу, у которой Хлейна предполагала его ждать. Теперь и эта скала стала дорога ему как память о недолгом согласии, которое так быстро рассыпалось, оказалось пустыми мечтами. За три дня подготовки к отплытию он видел Хлейну едва несколько раз – она почти не выходила в гридницу и явно избегала его.
Хагир был искренне благодарен Фримоду ярлу за предложенную помощь, но теперь, когда возможность увезти Хлейну пропала, отчаянно о ней жалел. Если бы не Фримод… Они уже в море, красная скала позади, и в эти самые мгновения Хлейна уже стояла бы рядом с ним… Хагир так и видел ее рядом с собой у борта: немного бледную от раннего пробуждения и утреннего холода, взбудораженную, но счастливую, видел, как блестят ее глаза, как она высвобождает озябшую руку из-под меха накидки и сует ему под локоть… Ничего этого нет и уже не будет. Между ними – туманное море, стены усадьбы, ее обида и полная неясность дальнейших встреч. Может быть, это утро, которое должно было навсегда соединить их, навсегда их разлучило. Они даже не простились толком…
Все оборвалось так неожиданно, что казалось: ничего не кончено, должно быть продолжение, скоро… Но когда? Когда он теперь вернется в Рощу Бальдра? Глядя в будущее, Хагир не решался загадывать. Хлейна даже колечка не подарила ему на память, и оттого Хагиру казалось, что он забыл в усадьбе что-то очень важное, свое, собственное. Он не должен сейчас уезжать, Роща Бальдра – самое для него важное место на земле, его истинный дом, где он только и должен находиться. Но действительность довольно часто не соответствует нашим ощущениям. И в то время как Хагир мысленно был в гриднице Рощи Бальдра, возле той скамьи, где впервые увидел Хлейну, руки его с привычным усилием налегали на длинное носовое весло и «Волк» уносил его все дальше и дальше по туманному морю.
Впереди дул морской ветер, туман рассеивался, его беловатые слои раздвигались, открывая кораблям свободную дорогу на морской простор. Позади «Волка» туман смыкался над берегом, невесомой стеной загораживая дорогу назад.
Глава 7
Каждый день, когда приходило время садиться за стол, Тюра принималась хлопотать, суетиться и делать вид, что ужасно занята – лишь бы только не смотреть в унылые лица домочадцев. Каждый день одно и то же: рыба, немножко овсянки, иногда творог. Правда, время от времени подростки приносили из лесу зайцев и глухарей, но разве этим накормишь двадцать восемь человек? Настоящих же охотников, способных раздобыть дичь покрупнее, в Березняке не осталось. Тюра понимала, что в нынешнем оскудении припасов ее вины нет, но с тех пор как все остальные уехали, хозяйкой Березняка звалась она, и ей было неловко.
– Ешьте, что дают, а то и этого не будет! – ворчала старая Гуннхильд. – Ишь, хотите жирного кабана каждый день? Это в Валхалле. Только такие лентяи, как ты, Ламби, туда не попадают. Ешь. А не нравится, ступай сам раздобудь чего-нибудь.
– Чего я раздобуду? – безнадежно вздыхал конюх Ламби, щуплый и в придачу слегка косоглазый.
– Не знаю чего, раз тебе не нравится хорошая свежая рыба. Бобровых хвостов и медвежьих ребер на серебряном блюде у нас для тебя нет.[20] Мы бедные! Скоро будем есть мох, тогда пожалеешь об этой каше!
Аста и Кайя канючили, возили ложками в миске, больше размазывали надоевшую овсянку по стенкам, чем ели, и выпрашивали хлеба. Хлеб пекли редко, в муку добавляли размолотые желуди и сосновую кору. Но и этот хлеб, страшный и жесткий, приходилось беречь и выдавать домочадцам по маленькому кусочку. Урожай получился так себе, а весь запас ячменя хранился как последнее средство для уплаты дани.
– А отец привезет хлеба? – приставала Кайя. – Когда он привезет?
– Да, я думаю, привезет, – отвечала Тюра, уклоняясь от последнего вопроса. А про себя прибавляла: если, конечно, Хагир сумеет раздобыть вам отца. – Будете хорошо себя вести, я вам дам кусочек сыра.
– А я хорошо веду! – кричала Аста. – И себя, и ее!
Будучи старше на два года, она сама себе поставила в обязанность присматривать за Кайей.
Дни проходили, давно выпал и растаял первый снег, шли дожди, море темнело и все чаще грохотало бурями, так что даже в доме было слышно. И с каждым днем на душе копилась тяжесть.
– Что они могут делать так долго? – расспрашивала Тюра Эгдира как единственного ныне обитателя Березняка, имевшего представление о походах. – За это время можно три раза сходить до граннов и обратно.
– Но ведь им не просто сходить, – отвечал Эгдир, пожимая плечами. – Им еще надо это… раздобыть… Чтобы явиться к тому полуоборотню не с пустыми руками.
Тюра вздыхала. Морские походы и сражения она представляла себе смутно, и чем больше времени проходило в ожидании, тем более опасными они становились в ее воображении. Гибель в море мужа, с которой она вполне примирилась уже давно, теперь постоянно вспоминалась, лезла в голову и казалась предостережением, даже пророчеством. Очень может быть, что сейчас, в этот самый день, когда в Березняке все тихо и даже светит осеннее солнце, все хозяева усадьбы уже в плену – не только Стормунд, но и Бьярта, и Хагир. Тут опадают последние желтые листья, овцы еще на пастбище, и отсюда, с пригорка, видно, как подростки-пастухи бегают друг за другом в какой-то дурашливой игре; коровы в хлеву, во дворе сушится выкрашенная шерсть, а Эгдир повел людей выбирать сети. Все вроде как-то идет: не слишком здорово, но и до поедания мха пока не дошло. Вот только Хринг, лучший в усадьбе кузнец, уплыл с Хагиром, а Хёрд и Эйк, его сыновья, даже стремя поправить не умеют… Чему он их учил?
Тюра стояла у дверей дома, чувствуя на лице мягкое тепло солнечного луча, жмурилась от удовольствия, а в душе бил тайный родничок тревоги. Может быть, все они в это время уже сидят в плену и ждут выкупа, собрать и привезти который больше некому. Или уже проданы в рабство каким-нибудь говорлинам, которые их завезут дальше края света. Или убиты в битве… Или просто утонули в бурю. На свете так много опасностей! А когда только и делаешь, что хлопочешь по хозяйству да размышляешь о бедах, их становится все больше и больше. А человеку надо так мало – хватит всего одной. Какой-нибудь паршивый подводный камень, и все – холодные руки морских великанш обнимают всех тех, кого так хочется обнять ей самой. Тюре мерещились бледные, с закрытыми глазами лица Бьярты и Хагира, и она жмурилась, отгоняла видения, лихорадочно искала себе какое-нибудь дело, лишь бы только не думать. Она никого не хотела пугать своими опасениями, и оттого они, неразделенные, грызли ее день и ночь.
