Антон Карелин - Врата небес
Юноша, в первый раз встречавший отпрыска Драконьего племени, искоса наблюдал за ним, пытаясь понять, почему гордое, очень красивое, исполненное изящества и силы существо прислуживает толстяку.
— Кто вы такой? — наконец спросил он.
— Кто? — удивился тот, кряхтя и разгибаясь после очередного стебелька. — Я?
— Да. Как считаете, я могу это знать?
— Определенно можешь, — фыркнул толстяк, утирая текущий по лицу пот и прерывисто, с хрипом дыша, — почему нет-то?
— Так кто вы?
— Хозяин здешний, ой, бож мой, мать твою под ребро!.. Колет, недоброе, колет!.. Последнего приюта хозяин.
Даниэль взглянул на него с изумлением.
— «Последнего Приюта»? — спросил он. — Того самого «Последнего Приюта»?!{28}
— Того самого, вернее, того, что от него осталось, — не оборачиваясь, кивнул толстяк, и задумчиво добавил: — Мать твою за ногу.
— Надо же, — задумчиво выдохнул Даниэль, вспоминая сон; что-то во всем этом было очень странное, быть может, какая-то почти нитяная закономерность, словно кто-то вел его, незрячего, по очень тонкому пути, с которого легко сорваться.
— Что ты там бормочешь? — спросил толстяк.
— Как вас зовут, спрашиваю?
— Очаровательно, — тут ведущий соизволил повернуться к Даниэлю. — Может, тебе рассказать, как я жопу мою? — с очаровательной непосредственностью осведомился он.
— Извините.
— Ладно… Глянь вперед. Видишь, там уже огни. Вон те, маленькие, как светлячки. Видишь?
Даниэль всмотрелся вперед, куда указывала пухлая, покрытая редкими волосьями рука, и действительно увидел на далеком светло-сером холме едва заметные звездочки окон. Таверна была не так уж и далеко. Примерно в двух часах не очень быстрой ходьбы.
Но на кой черт толстому, неуклюжему человеку, которому каждый шаг дается с некоторым трудом, отправляться в ночь шастать по Диким Землям, где любого — будь он хоть Высокий Мастер, смогут найти многочисленные убийственные твари, жаждущие его крови? Зачем хозяину таверны было покидать толстые стены; а уж если он покинул их, к чему отправляться в такую даль? Неужели, чтобы поднабрать из мерзлой земли побольше жухлых корешков?
— Это и есть наш «Приют», — довольно сказал толстяк. — Давай ускоряйся. Неплохо бы дойти дотуда часа через полтора. А то приближается дьяволова полуночь, хотя хрен разницы. Все равно не успеем. Дьярви, лети, шевели перепонками, бес тя возьми! Не на что тут смотреть!..
— Почему сегодня вы ушли так далеко от дома? — напрямик спросил Даниэль, желая тотчас расставить все точки над «i». Если перед ним был жрец Ардат, задачей которого было привести юношу к вере или уничтожить его, выяснить это лучше было именно сейчас.
— Почему? — недоуменно отозвался толстяк. — Что за «почему»? Я тебе что, больная клуша перед здоровым петухом?.. — Он, кряхтя, вырвал из земли еще один корешок и добавил, едва оглянувшись и косо взглянув на Ферэлли: — Траву собираю, ослеп, что ли?
Даниэль молчал. Если толстяк и был жрецом жестокой и властной Богини, он явно предпочитал выбирать время их разговора сам. Или уже готовился убить Ферэлли. В знак наказания от Ардат.
Юноша пожал плечами, направляясь вслед за стариком, и подумал, что терять-то ему в любом случае нечего. А в случае чего, еще неизвестно, кто выйдет из воды сухим.
Потом он вспомнил мертвую мать, и ему внезапно до одури захотелось кричать, бить кулаками в невидимую стену, которая окружила его, сдвигаясь все теснее и теснее, — так, что становилось нечем дышать; он вспомнил Вельха и пожалел, что сейчас воина нет с ним: его мощное, непревзойденное мастерство вселяло уверенность, отрезвляющее спокойствие; было бы очень хорошо, подумал Даниэль, если бы меня перенесло вместе с ним, пусть бы нас обоих сожрала эта чертова Гончая… разве впереди меня ждет жизнь?
Земля шагала назад под его усталыми, размеренно шаркающими ногами. Я один, думал он, отныне и навсегда один. Я был хорошим, воспитанным, благородным и добрым. Но теперь я очень хочу стать сильным, как сказала Она. И отомстить. Даже нет, не отомстить, а обрести уверенность. Знать, что никто не в силах вредить мне… Значит, нужно забыть о том, кем я был, и спокойно рассмотреть того, кем я стал. Вернее, кем я становлюсь.
Он ускорил шаг, бросив еще один взгляд на Дракона. Тот почувствовал его, повернул голову на длинной гибкой шее и внимательно уставился на Ферэлли.
«Что?» — спрашивали его глаза.
Даниэль усмехнулся, подмигивая ему.
Таверна выросла перед ними полтора часа спустя. Они не разговаривали, потому что не было причин. Холод все еще обтекал Даниэля, защищенного магическим зельем, а постоянно потеющему толстяку все казалось нипочем. Он был довольно тепло одет.
Шагов со ста Даниэль очнулся от тяжких, сковывающих душу мыслей, и принялся разглядывать «Последний Приют», о котором слышал столь много. Сказки не лгали: приземистая каменная домина «спиной» примыкала к возвышающейся черной скале, защищенная с тыла и с боков; раньше здание было шире, но боковые пристройки кто-то уничтожил.
Неподалеку виднелись развалины некогда очень высокой дозорной башни и примыкающих к ней двух боевых.
Теперь сравнительно целым осталось только центральное здание таверны, больше похожей на укрепленную цитадель. Темнели на сером монолитном фоне узкие бойницы в самом верху третьего этажа, светлели несколько ярких огней под скатом каменной крыши, из фонарей, освещающих никак не защищенный, огороженный покосившимся забором двор.
Двери, уже на вид примерно полуметровой толщины, были закрыты. Вокруг «Последнего Приюта» не было заметно ни одного движения. Здесь не было ничего живого.
Хозяин на подходе к дверям неожиданно ускорился, проявив пыхтящую прыть, и, оказавшись у сомкнутых створок секундами раньше слегка удивленного Даниэля, что-то прошептал и тут же оглянулся, проверяя, не стоял ли юноша слишком близко. В ответ на его немного извиняющийся взгляд Ферэлли пожал плечами.
Ворота заскрежетали, расходясь в разные стороны. Даниэль, слегка знакомый со схемами простейшей гномской механики, представил, как сейчас внутри крутятся на каменных или металлических колесах старые цепи, тянущие двери в боковые пазы, как поднимается одна пара мощных засовов, отодвигается в стороны другая, как щелкают четыре или пять внутренних замков…
Двери распахнулись. Впереди был пустой и короткий коридор. А за ним — еще одни такие же.
«Разумно, — подумал Даниэль, — очень даже разумно. В высшей степени!»
— Это велел сделать мой прапра, когда была осада, и их пытались травить… Коридор замкнутый, не пропускает даже воздух. — В голосе его не было положенной по ситуации гордости, он просто констатировал факт.
Даниэль кивнул, входя вслед за ним.
Створки с негромким скрежетом сошлись, и вокруг воцарились глухая темнота и тишина. Почему-то на миг Даниэлю показалось, что сейчас спереди из камня брызнет яркий, пульсирующий белый свет, но ничего подобного не произошло. Лишь хозяин снова что-то неразборчиво пробормотал, и начали бесшумно расходиться внутренние двери. Толщина у них действительно была не меньше двух локтей.
В глаза ударил яркий, трепещущий свет масляных ламп и простейших магических светильников, в уши — неразборчивый, спокойный гомон толпы, стук кружек и скрип стульев, в нос — яркое смешение совершенно различных запахов. Большинство из которых не были приятными.
Люди и нелюди, которых здесь, за расставленными подковой столами большого округлого зала, было примерно три десятка, встрепенулись и начали поворачиваться в сторону дверей. Разговоры стихли, как только щель между створками стала достаточной, чтобы ее заметить. По их лицам Даниэль понял, что никто из них о возвращении хозяина не знал. То есть не знал до того, как он шагнул вперед.
— Привет, курвины дети, — бросил толстяк, входя, обернулся к Даниэлю, схватил его рукой за плечо и сильным движением ладони вытащил вперед.
— Этого видите? — спросил он.
Полтора десятка людей, полдюжины гоблинов, хобгоблинов, четверо полуросликов и двое собакоглавых гноллей, возвышающихся над остальными даже сидя, — все посмотрели на него. Ни в одном из взглядов не было и намека на приязнь. Даниэля прошиб внезапный холодный озноб.
Он понял, что в любой момент его могут просто зарезать. И почувствовал, что лаже с кинжалом и кольцом он не просопротивляется больше минуты. В конце концов на столе перед каждым из шести кряжистых, уродливых лицами и фигурами гоблинов лежал, со связкой прикрепленных к нему болтов, небольшой ручной арбалет.
Осмотрев юношу, многочисленное собрание снова обратило взгляды в сторону хозяина. Некоторые кивнули.
— Нет, уроды, — как-то очень жестко сказал толстяк, — я спрашиваю, вы меня поняли?
