Грэм Макнилл - Орден Ультрамаринов: Омнибус
— Я получил самые твердые заверения в том, что арбитры строго придерживаются принципа невмешательства, мадам.
— Хорошо.
— Я уверен, что после событий последней недели они осознают, что сегодня требуется очень и очень деликатное отношение к… к толпе.
Губернатор Шонаи кивнула, наблюдая, как начинает заполняться площадь перед дворцовыми воротами.
«Ради Императора, лучше бы они действительно это понимали».
Однако за толпой демонстрантов наблюдали и другие глаза — с верхнего этажа мраморного здания, расположенного в саду, обнесенном низкими стенами, — и эти глаза следили за происходящим с совершенно иными чувствами. Действуя с профессиональной, солдатской сноровкой, девять мужчин сняли с себя простую серую униформу и облачились в черную кожу и панцирные доспехи. Тщательно собрав бряцающие солдатские жетоны и прочие предметы, выдававшие их принадлежность к силовым структурам, они аккуратно упаковали их в брезентовую сумку.
Командный пункт этих людей был оборудован в простом летнем домике, принадлежащем картелю Хо-нана. Мебель в нем была укрыта чехлами и отовсюду несло запустением, так что место это было идеальным.
Никто не повернулся, когда в комнату вошли еще двое мужчин; первый из них тихо разговаривал с кем-то по портативной радиостанции.
Командир группы, человек по имени Амел Ведден, протянул подчиненному переговорное устройство и принялся наблюдать за толпами людей, входящих в город. Лицо его оставалось невозмутимым. При его богатом боевом опыте численность толпы не значила ровным счетом ничего — у него достаточно сил и умения, чтобы в несколько минут разбить эту демонстрацию на сектора.
Разделить толпу мог любой идиот. Главное — нанести удар быстро и с максимальной жестокостью, чтобы те, кто выживет, впали в панику и остались неспособными на осмысленные ответные действия.
Но не в том был его коварный план. Он вовсе не собирался усмирять эту демонстрацию, напротив, он хотел, чтобы из мирного спящего гиганта она преобразилась в неуправляемого бушующего монстра, а сделать это было еще проще.
Ведден был профессионалом в своем деле и терпеть не мог оставлять что бы то ни было на волю провидения. Для этого он разместил внизу еще десять человек с огнеметами и штурмовым оружием, а крыша была очищена и подготовлена для того, чтобы, когда дело будет сделано, орнитоптеры забрали их отсюда.
Его радист подхватил мешок с жетонами, а Ведден повернулся к своим людям, одетым в грозные черные доспехи арбитров Адептус Арбитрес. Большинство из них были вооружены боевыми автоматическими дробовиками, но в руках двоих были более тяжелые и громоздкие гранатометы. Медленно двигающаяся толпа была уже почти в ловушке площади Освобождения, и Ведден понял, что время действовать пришло. Он поднял свой дробовик, и десять «арбитров», повернувшись на каблуках, вышли из комнаты.
Расположившись в безопасности в одной из дворцовых башен с золотой крышей, Дженна Шарбен, Арио Барзано и сержант Леаркус также наблюдали за собирающейся толпой. Леаркус видел, что женщина-арбитр была подавлена: находиться в безопасности, когда ее место было там, внизу, было не по ней. Мысли и чувства ее были на площади Освобождения, вместе со своими товарищами, и Леаркус прекрасно понимал девушку.
Поначалу его возмутило, что его оставляют на Павонисе, но, когда капитан Вентрис рассказал сержанту, что он поклялся лорду Макрэйджа, что с головы Арио Барзано не упадет ни один волос, Леаркус понял, какую честь и доверие оказал ему капитан.
Правда, от этого ему было не легче стоять сейчас в безопасности рядом с экспертом и быть лишенным чести участвовать в сражении. Но, как любил говорить священный примарх, «То, что желает Император, найдет тебя наверняка».
Арио Барзано выбрал прекрасное место для наблюдения за народом Павониса, который пришел сегодня мирным путем выразить свое недовольство. Оживленные голоса людей и музыка, несшаяся снизу, через бронированное стекло воспринимались как бессмысленные приглушенные металлические звуки. Леаркусу было не по нраву, что здешнее население ведет себя таким вот образом. Где же их дисциплина и гордость за свой труд во имя улучшения общества? Такая массовая демонстрация никогда не могла бы произойти на Ультрамаре, там в ней просто не возникло бы необходимости.
На Макрэйдже дисциплину вколачивали в раннем возрасте в школах, и горе тому мальчишке, который забывал уроки юности.
Женщина-арбитр беспокойно переходила с места на место, прижимаясь к стеклу, чтобы лучше разглядеть, как разворачиваются события на площади, как перемещаются ее товарищи, благоразумно проявляющие сдержанность и корректность по отношению к демонстрантам у ворот дворца и на подходах к нему. Агрессивная тактика только спровоцировала бы толпу на насилие, и Леаркус надеялся, что арбитрами в этот день командует здравомыслящий и хладнокровный человек.
Вирджил Ортега под своими доспехами покрылся липким потом, и хотя он и убеждал себя, что все это только из-за жары, но не верил сам себе. Размах демонстрации был поистине невероятным. Все рапорты убеждали Ортегу в том, что организация столь масштабной акции лежала далеко за пределами возможностей Объединения Рабочих, и тем не менее результат был сейчас перед его глазами.
Управляемая им шеренга арбитров была надежной. У каждого оружие было за плечами, а щиты взяты — на изготовку. Позади них стояли «Рино», большинство из которых были оснащены мощными водометами. Машины с работающими вхолостую двигателями были готовы сорваться с места в любой момент.
Настроение толпы не казалось Ортеге откровенно враждебным, но, впрочем, судить об этом всегда было непросто. Сейчас все могло быть спокойно, а через секунду малейшая провокация могла вызвать вспышку насилия. Он, Вирджил Ортега, сделает все, что в его власти, чтобы сегодня ничего подобного не случилось. Ортега надеялся, что те, кто организовал это шествие, испытывают те же чувства.
Ортега дал четкий приказ своим войскам не стрелять, если на то не поступит от него специальной команды. Он бросил взгляд на Колликса. Под защитным забралом шлема он не мог видеть его лица, но надеялся, что сегодня сержант не выкинет такого фортеля, как неделю назад. Он потратил немало усилий, чтобы втолковать сержанту свои указания. Тем не менее Ортега предпочитал держать Колликса в поле своего зрения.
Демонстрация остановилась шагах в пятнадцати от шеренги арбитров и благоразумно не приближалась.
Ортега увидел, что с полудюжины человек забрались на статую Императора в центре площади Освобождения, использовав ее высокий и широкий постамент как помост, с которого обращались к толпе. В руках у ораторов были мегафоны, через которые те обращались к своим слушателям с пламенными речами, подчеркивая каждую фразу выразительными жестами.
С такого расстояния Ортеге удавалось разобрать немного слов, но того, что он слышал, было достаточно, чтобы понимать: к восстанию никто не призывает.
Каждое утверждение ораторов встречали одобрительные возгласы и аплодисменты, и Ортега вздохнул с облегчением.
Казалось, у народа Павониса нет на уме ничего, что бы могло вызвать тревогу.
Десятка Веддена вышла из летнего дома Хонана и зашагала по одной из улиц, ведущих к площади Освобождения. На улице было полно рабочих, люди Веддена грубо прокладывали себе дорогу щитами. Вслед им летели проклятия, но организаторы марша настаивали на том, что никакого насилия, даже намека на него быть не должно.
Шествие планировалось мирным, оно призвано было стать лишь демонстрацией единства перед теми, кто правил планетой. Поэтому «арбитры» беспрепятственно прошли через толпу, не встретив на своем пути никакого сопротивления.
Они появились на площади Освобождения менее чем в пятистах метрах от дворцовых ворот и шеренги настоящих Адептус Арбитрес. Прямо перед собой Ведден увидел статую Императора и шестерых человек, с ее постамента обращающихся к толпе через мегафоны.
Ведден не прислушивался к словам ораторов.
— Выстроиться в клин, — прошипел он, и его люди моментально образовали собой подобие наконечника стрелы — по трое со щитами, обращенными наружу, с каждой стороны Веддена, оставшиеся же трое оказались внутри и, скрытые от глаз толпы щитами товарищей, взяли дробовики на изготовку. — Вперед! — тихо, почти шепотом приказал Ведден, и арбитры тронулись с места, пробиваясь к статуе.
Вирджил Ортега скользил взглядом по толпе, высматривая возможные неприятности. Ораторы могли сколько угодно призывать народ к спокойствию, но по своему опыту Ортега знал, что в любой момент может произойти все что угодно. Он ни на минуту не прерывал связь со всеми своими отделениями, и пока он получал от них подтверждения, что все идет нормально.
