Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
(Сигиллит): Я — хранитель подобных вещей. Дорн более чем способен выстроить нашу физическую оборону, моя же задача — сохранение души нашей расы.
Хассан подошёл ближе к стеклу. Он мог разобрать контуры пиктографических значков у верхушки каменной грани. Некоторые из них походили на те, что он видел на пустой притолоке.
(Халид): Что здесь сказано?
Сигиллит улыбнулся.
(Сигиллит): Это запись о древнем покорении. Некоторые насмешки судьбы дожидались нас тысячелетиями.
Малкадор повёл кончиком пальца вдоль строчки текста, громко зачитывая вслух.
(Сигиллит): "…воплощённый бог охраняет всех тех, кто пребывает под его царской властью. Он, будучи богом, сыном бога и богини, подобно Хорусу, сыну Исиды и Осириса, кто защищает своего отца…"[13]. Хм. Подобно Хорусу, кто защищает своего отца… Подходяще, нет?
У Хассана не получилось улыбнуться.
(Халид): Значит, вы этого и хотели?
Сигиллит кивнул.
(Сигиллит): Ты сделал то, что от тебя просили. Это то, что древние называли "Розеттским Камнем". Я желал его заполучить. Враг желал его заполучить. Твои действия подарили нам одну маленькую победу в противовес девятому валу поражений. Оно того стоит, думаю, несмотря на цену.
Хассан прищурил глаза.
(Халид): Зачем он им потребовался?
(Сигиллит): О, это просто. Он служит символом восстановления потерянных знаний, преемственности цивилизаций. Если бы его захватили, он был бы уничтожен. Ничтожная потеря, ты можешь подумать, на фоне грядущих смертей миллиардов людей… Но я бы её почувствовал.
Малкадор не отрывал глаз от камня. Они влажно блестели во тьме, словно в его груди теснилось какое-то могучее чувство.
(Сигиллит): Когда это закончится, и если победа будет за нами, то нам понадобятся эти предметы. Нам надлежит помнить орудия Просвещения, чтобы ни в коем случае не забыть, на какой волосок мы разминулись с дикарством деспотизма. Я прослежу за этим, это станет моей задачей. Как это всегда было моей задачей — не дать нам забыть.
Он повернулся к Хассану.
(Сигиллит): Ибо чего же мы достигнем, если победим в войне и всё же упустим из виду причину, по которой мы в ней сражались? Просвещение, понял? Прогресс! Рост, развитие во что-то лучшее! Вот то, что мы изо всех сил стараемся сохранить!
Хассан отвернул лицо и оглянулся назад, на собрание предметов.
(Халид): Вы так и не сказали мне, что я здесь делаю.
(Сигиллит): Нет. Ещё нет.
Сигиллит двинулся обратно ко входу в зал.
(Сигиллит): Идём. Есть ещё одна вещь, которую я хочу тебе показать.
***
По мере их продвижения подземное громыхание, которое Хассан слышал прежде, раздавалось всё чаще. Временами складывалось ощущение, что весь пол ходит ходуном, будто тугая, готовая лопнуть мембрана барабана.
(Халид): Что это?
Сигиллит остановился.
(Сигиллит): Я тебе говорил. Началась война. И ты невдалеке от самого её очага. Ты слышал вымыслы о том, что Император отсутствует, что он пренебрёг своим долгом. Это не так. Он не забудет о нём никогда. Но он не может отлучиться, не сейчас, когда нарушена Печать.
Он стиснул губы, выражение его лица стало жёстче.
(Сигиллит): По правде сказать, я ещё не научился винить Хоруса. Возможно, что и не смогу, пока не увижу его вновь, преображённого теми силами, которыми он был поглощён… Но кого я виню, так это Магнуса. Из всех них именно он должен был понимать, что к чему… Он возлагал на Магнуса так много надежд…
Он с горечью покачал головой и снова пошёл вперёд.
(Сигиллит): Поистине, так много надежд…
Они продвигались вглубь, спускаясь по спиральным лестницам, вырубленным в девственной скале. В воздухе появился запах раскалённого металла. Они миновали новых кустодиев; на сверкающих доспехах некоторых из них имелись горелые отметины и глубокие пробоины. Содрогались сами стены. В конце концов они вошли в ещё один циклопический зал, который затмевал все встреченные до этого. Он уходил вверх в вековечную тьму, теряясь в тенях. Чаши массивных курильниц, подвешенных на железных цепях, сияли красными углями, источая едкий запах фимиама. Здесь скопилось ещё больше кустодиев вместе с безгласными воительницами. Хассан не задержал внимания ни на ком из них. Он прикипел взглядом к главному атрибуту далёкой противоположной стены — паре массивных золотых дверей высотой с титан "Полководец", которые покрывал умопомрачительный ковёр астрологических и мифологических символов, переплетающихся друг с другом в буйстве позолоченных изображений несметного множества змей, волков и ангелов. Из-за дверей доносились громоподобные удары. Временами казалось, что створки едва держатся, несмотря на свой колоссальный размер. Хассан отпрянул, напуганный размахом творившегося по ту сторону.
(Сигиллит): Это самый дальний рубеж. Ты отделён от того кошмара дюжиной подобных дверей. И всё же ты его чувствуешь.
(Халид, напряжённо): Я не смогу туда войти.
(Сигиллит): Нет, не сможешь.
Прикрытое капюшоном лицо Малкадора смотрело на двери, и его глаза сияли во тьме.
(Сигиллит): Даже я не смогу. Эти двери не откроются до самого конца.
Хассан не мог отвести взгляд. Шум, что стоял на дальней стороне, был чудовищным. Ему представилось, что он уловил отголоски совершенно неземного визга и приглушенный звук разряда ужасных, нечеловеческих энергий.
(Сигиллит): Ничто из оружия, что ты мог бы мне привезти, не сравнится с задействованным там. Не было войны беспощаднее этой, и всё же никто никогда не узнает о том, что она случилась. Каким бы ужасам ни уготовано произойти в материальной вселенной, все они бледнеют в сравнении. Ты стоишь в преддверии, капитан. Вот это и будет истинная битва за душу человечества.
Хассан попытался взять себя в руки.
(Халид): И он… Он внутри?!
(Сигиллит): Да.
Хассан отшатнулся. Мысль о том, что что-то может выжить в том незримом светопреставлении, сама идея этого, казалась невозможной. Его воображение пасовало, это не умещалось в голове.
(Сигиллит): Тебе никогда не придётся пройти через эти двери, Халид. Я показываю их лишь для того, чтобы ты понял.
Через какое-то время он отвернулся и пошёл прочь. Хассан следовал за ним по пятам.
(Сигиллит): Пока что я тоже остаюсь на этой стороне, предпринимая всё, что должно быть предпринято для сохранения наследия нашей расы. Но придёт время, и мне придётся отложить эти вещи в сторону и совершить выбор. Когда этот момент наступит, моё дело подхватят другие. [вздыхает] Итак… Позволь рассказать, зачем я в действительности призвал тебя в это место.
Сигиллит посмотрел на Хассана. Его взгляд был едва ли не мучительным в своей пронзительности.
(Сигиллит): Наряду с камнями я собираю людей. Я собираю чистые души, способные восстановить то, что непременно будет утеряно. Некоторые из них воины, другие — мастера по части псионических возможностей, иные же… просто смертные. Они все будут нужны. Им предстоит стать моими Избранными, сердцем грядущих великих дел. Я нуждаюсь в адептах Хранилища, в последователях, которые защитят сокровища, когда этого не смогу сделать я. Мне требуются люди, которые сберегут пламень Просвещения и сдержат натиск зла. Извечная цепь не должна прерваться! Даже если так будет с моей жизнью!
Сигиллит остановился.
(Сигиллит): Ты присоединишься ко мне, Халид? Вступишь в это братство?
Когда вопрос был задан, Хассан удивился сам себе. Он не колебался. Внезапно пришло ощущение правильности, словно этот вопрос дожидался его всю его жизнь.
(Халид): Это мой долг. Я сделаю всё, что вы скомандуете.
(Сигиллит): Это не приказ, капитан. Приказы — это для воителей и примархов, я же просто создаю возможности. Но я рад.
Малкадор двинулся было прочь, но Хассан остался стоять на месте.
(Халид): Прошу прощения…
Хассан оглянулся через плечо на сотрясающиеся золотые двери.
(Халид): … вы сказали, что вам придётся совершить выбор. Позвольте… Могу я спросить…
(Сигиллит): Каков он?
Сигиллит улыбнулся, но изгиб его губ был горьким, словно он размышлял над целой жизнью напрасных надежд.
(Сигиллит): У всех нас свои страхи, Халид.
И тогда, поглядев на старческое лицо этого человека, Хассан в первый раз не ощутил ни излучаемой им гигантской мощи, ни груза сокровенной мудрости. Он видел уязвимость. Он видел ужас.
(Сигиллит, вздыхая): Но ничего не предрешено. По-прежнему остаётся надежда. Надежда остаётся всегда.