Тэд Уильямс - Скала прощания
Но все это не имело отношения к дракону. В ожидании, когда высохнут рукавицы, он предавался размышлениям. Глядя на Бинабика и Ситки, он видел, как они касаются друг друга даже без прикосновении, замечал их долгие беседы меж собой, заключенные в одном мимолетном взгляде. Саймон понял, что его чувства, его воззрения сильно изменились после урмсхеймских дней. Связь между людьми и событиями стала более очевидной: все они оказывались частями большой мозаичной картины, как, например, Бинабик и Ситки. Они было поглощены друг другом, но в то же время их мир, мир для двоих, был переплетен с другими мирами — с миром Саймона, с миром их собственного народа, с миром принца Джошуа и Джулой… Просто поразительно, думал Саймон, как все является частью чего-то другого! Хоть мир и столь обширен, что не поддается осмыслению, каждая малейшая частичка жизни в нем борется за существование, и каждая частичка важна.
Вот чему научила его драконья кровь, пожалуй. Он не велик, напротив, он, в сущности, очень мал. В то же время он полон значения, так же как любое пятнышко света на темном небе может оказаться звездой, ведущей мореплавателя к спасению, или звездой, которая светит одинокому ребенку…
Саймон тряхнул головой и подул на закоченевшие пальцы. Мысли его бежали, кувыркаясь, как мыши в незапертом чулане. Он снова пощупал рукавицы, но они еще не высохли. Он засунул руки под мышки и придвинулся к огню.
— Ты очень точно уверен, что Джулой говаривала: Скала прощания, Саймон? — спросил Бинабик. — Я две ночи погружаюсь в чтение свитков Укекука, но такого не обнаруживал.
— Я тебе передал все, что она сказала, — Саймон выглянул из пещеры, чтобы посмотреть на привязанных баранов, которые жались друг к другу и были похожи на живой сугроб. — Я же помню. Она передавала все через маленькую девочку, которую мы спасли, через Лилит. Вот что она сказала: «Иди к Скале прощания. Это единственное место для спасения от надвигающейся бури, по крайней мере на время».
Бинабик озадаченно поджал губы и быстро сказал что-то Ситки по-канукски. Она серьезно кивнула.
— Я не питаю сомнений в тебе, Саймон. Мы имели много совместных переживательств. И я не могу питать сомнений в Джулой, которая самая мудрая из всех знаемых мной. Но я не нахожу понимания. — Он указал своей маленькой рукой на расстеленный перед ним пергамент. — Имеет возможность предположение, что я взял не те свитки.
— Ты слишком много думаешь, человечек, — отозвался Слудиг с другого конца пещеры. — Мы с Хейстеном показываем твоим друзьям, как играть в «Завоевателя». С вашими тролльскими камешками выходит не хуже, чем с настоящими костями. Иди поиграй, отвлекись ненадолго.
Бинабик поднял голову и улыбнулся, помахав Слудигу рукой.
— Не имеешь желания пойти играть, Саймон? Это было бы очень лучше, чем рассматривать мои тщетные усилия.
— Я тоже все время думаю, — сказал Саймон. — Об Урмсхейме, об Игьярике и обо всем случившемся.
— Да, происхаживалось иначе, чем среди мечтаний твоей юности? — спросил Бинабик, снова погружаясь в изучение свитка. — Не имеет похожести на старые баллады, где поют о драконах. Но твои действования, Саймон, были с достоинством любого Камариса или Таллистро.
Саймон зарделся от удовольствия.
— Не знаю. Какая там храбрость! То есть, я хочу сказать, что же еще я мог сделать? Но я не об этом думаю. Я думал о драконьей крови. Дело не только в этом, — он указал на шрам и белую прядь в волосах. Бинабик не поднял головы, чтобы проследить за его жестом, Ситки, однако, взглянула. Она смущенно улыбнулась, ее темные узкие глаза остановились на нем, как на дружелюбном, но, возможно, небезопасном звере. Она тут же поднялась и отошла. — Я стал по-другому думать обо всем, — продолжал Саймон, провожая ее взглядом. — Все время, пока ты сидел пленником в этой яме, я думал и видел сны.
— Ну, и к чему приводило твое думанье? — спросил Бинабик.
— Трудно сказать. О мире и о том, как он стар. И как он мал. Даже сам Король Бурь мал, вообще-то говоря.
Бинабик изучающе посмотрел на него. Карие глаза тролля были серьезны.
— Имеет возможность, что он не очень велик в подзвездном мире, Саймон, — и гора тоже очень маленькая в сравнительности с целым миром. Но гора очень больше нас, и если она на нас обрушивается, мы будем очень маленькие в очень большой яме.
Саймон нетерпеливо замахал руками:
— Знаю, знаю. Я не говорю, что мне не страшно. Просто… просто это трудно объяснить, — он отчаянно пытался найти подходящие слова. — Как будто драконья кровь обучила меня иному языку, научила меня видеть все вокруг иначе, мне кажется. Ну как объяснить другой язык?
Бинабик начал отвечать, потом запнулся, уставившись поверх плеча Саймона. Встревоженный, Саймон обернулся, но увидел лишь нависший камень пещеры и кусок Серого в белую крапинку неба.
— Что случилось? Ты не заболел, Бинабик?
— Я нахожу понимание, — сказал тролль просто. — Я все время чувствовал какую-то очень знакомость. Но была запутанность с языками. Видишь ли, дело в переводе. — Он вскочил и бросился к своему мешку. Некоторые из троллей подняли головы. Один хотел что-то сказать, но промолчал, увидев сосредоточенное выражение лица Бинабика. Через несколько мгновений маленький человек вернулся с новой охапкой свитков.
— Что с тобой происходит? — спросил Саймон.
— Я говариваю про язык — про разные языки. Ты сказывал: Скала прощания.
— Это то, что сказала мне Джулой, — ответил он, оправдываясь.
— Вне сомнительности, но свитки Укекука имеют совсем другой язык. Не такой, как беседуем ты и я. Одни перекопированы с наббанайских манускриптов, еще другие имеют канукский язык, а совсем третьи — язык ситхи. И я предпринимал розыски Скалы прощания, а ситхи именовывают это место — Расставальный камень. Нет большой разницы, но очень препятствует нахождению требованного. Теперь имей ожидание.
Он начал быстро просматривать свитки, губы его двигались, следуя за движением короткого пальца по строчкам. Ситки возвратилась с двумя плошками супа. Одну она поставила около Бинабика, который был настолько поглощен своим занятием, что лишь кивнул в знак благодарности. Вторую плошку она предложила Саймону. Не зная, что еще следует сделать, он поклонился и взял ее.
— Спасибо, — сказал он, не зная, назвать ли ее по имени.
Ситкинамук начала было что-то говорить в ответ, но остановилась, как будто не в состоянии вспомнить положенных слов. Мгновение они с Саймоном смотрели друг на друга — назревающей дружбе мешала неспособность свободно разговаривать. Наконец Ситки поклонилась в ответ и прижалась к Бинабику, задав ему какой-то тихий вопрос.
— Чаш, — ответил он, — это верно. — Потом он помолчал, продолжая поиски. — Хо-хо! — вскричал он, наконец, хлопая себя по затянутой в кожу ляжке. — Вот и ответ. Мы его находили!
— Ну что? — Саймон наклонился к нему. Свиток был покрыт странными знаками, маленькими рисунками, похожими на птичьи лапки и следы улиток. Бинабик указывал на один из символов — квадрат с закругленными углами, полный точек и черточек.
— Сесуадра, — выдохнул он, протяжно произнося слово, как будто любуясь тонкой материей. — Сесуадра — Расставальный камень. А Джулой называла ее Скала прощания. Я очень думаю, что это ситхская штука.
— Но что это такое? — спросил Саймон, глядя на руны и не в силах понять их смысла, хотя понимал написанное на вестерлинге.
Бинабик посмотрел на свиток, прищурившись.
— Это таковое место, говорится здесь, где расторгали союз между зидайя и хикедайя, что означивает между ситхи и норнами, когда они имели конфликт, и потом оба народа делали выбирание своей дороги. Это место очень большой силы, но и большой печали.
— Но где оно? Как мы можем туда добраться, не зная, где оно?
— Оно местополагалось в Энки э-Шаосай, летнем городе ситхи.
— Джирики рассказывал мне о нем, — сказал Саймон, вдруг загоревшись. — Он мне его показывал в зеркале. В том, которое он мне дал. Может быть, мы там его найдем! — Он порылся в рюкзаке, разыскивая дар Джирики.
— Нет обязательности, Саймон, нет обязательности! — засмеялся Бинабик. — Я был бы полный болван и самый жалкий ученик Укекука, если бы не имея знания Энки э-Шаосай. Он был одним из Девяти городов, великих красотой и великих знанием.
— Так ты знаешь, где находится Скала прощания?
— Энки э-Шаосай местополагался на юго-восточной оконечности великого Альдхортского леса. Это означивает, что он не находится вблизи. Много недель будут проходить в дороге. Город стоял на очень дальней стороне леса, над плоскими землями Верхних Тритингов. — Лицо его просветлело. — Теперь мы имеем знание, куда пойти. Это благоприятно. Сесуадра, — он снова задумчиво, со смаком произнес это слово. — Я ее никогда не видывал, но слова Укекука вспоминаются. Это странное и мрачное место, так говаривает легенда.
