Брайан Херберт - Битва за Коррин
Абульурд с трудом сглотнул.
— Я читал эти материалы, и знаю, что он — позорное пятно для нашей семьи…
Вориан поморщился.
— Ксавьер был хорошим человеком и моим близким другом. Иногда история, которую ты, как тебе кажется, знаешь, есть не что иное, как удобная и расхожая пропаганда. — Он горько усмехнулся. — Эх, стоило бы тебе почитать первые мемуары моего отца.
Абульурд явно смутился.
— Да, вы единственный человек, который не плюется при упоминании имени Харконнен. Я… я никогда не верил, что он мог совершить что-то ужасное. В конце концов, ведь именно он — отец Маниона Невинного.
— Ксавьер не предавал нас. Он вообще никого не предавал. Воплощенным злом был Иблис Гинджо, и Ксавьер пожертвовал жизнью, чтобы уничтожить его, прежде чем он смог принести нам еще больший вред. Своими действиями — вкупе с безумным мирным планом когиторов-отшельников — именно Великий Патриарх привел Серену к гибели.
Вориан в гневе сжал кулаки.
— Ксавьер Харконнен сделал то, на что не решился никто другой, — и если даже ему больше не удалось ничего сделать, он спас наши души. Он не заслуживает того презрения, которое обрушили на него после смерти. Но ради Джихада Ксавьер был готов принять любую судьбу, даже получить от истории удар ножом в спину. Он понимал, что если коррупция и измена такого масштаба откроется в самом сердце Джихада, то наш священный поход выродится в скандалы и взаимные обвинения. Мы утеряли бы из виду реального врага.
Вориан пристально посмотрел на Абульурда. Серые глаза старого примеро были полны слез.
— И все это время я… я допускал, чтобы моего близкого друга чернили как изменника и предателя. Но Ксавьер понимал, что победоносное окончание Джихада должно предшествовать реабилитации, однако я устал бороться с этой мучительной для меня правдой, Абульурд. Серена оставила нам с Ксавьером послание — перед тем, как отправиться на Коррин, — понимая, что скорее всего будет убита, а точнее, принесена в жертву как мученица. Она объяснила нам, почему личные чувства должны быть оставлены ради победы святого дела. Ксавьер был того же мнения — его вообще мало интересовали медали, ордена, статус, как и то, что скажут о нем потомки.
Вориан заставил себя разжать кулаки.
— Ксавьер знал, что большинство людей не поймет того, что он сделал. Великий Патриарх слишком хорошо укрепил свои позиции, окружив себя могущественным джиполом и умными пропагандистами. В течение десятилетий Иблис Гинджо создавал нерушимый миф о себе, в то время как Ксавьер был всего лишь человеком, который сражался на пределе своих сил. Когда он узнал, что Иблис собирается делать еще с одной колонией, когда ему стали известны дальнейшие планы Иблиса и тлулаксов относительно так называемых органных ферм, — Ксавьер понял, что должен сделать. Его в тот момент мало заботили последствия.
Абульурд заворожено смотрел на Вориана. В его взгляде читались волнение и надежда. Как же он молод, подумалось Вориану.
— Ксавьер был великим человеком, совершившим необходимый поступок. — Вориан пожал плечами и слабо взмахнул рукой. — Иблис Гинджо был устранен. Органные фермы Тлулакса — заброшены, их сотрудники внесены в черные списки и разогнаны. Джихад обрел новую силу; в результате мы получили пыл, с каким люди сражаются за это правое дело уже в течение шести десятилетий.
Молодой Абульурд и не думал успокаиваться.
— Но как же быть с правдой? Если вы знали, что бесчестье моего деда безосновательно, то почему не попытались утверждать это во всеуслышание?
В ответ Вориан лишь горестно покачал головой.
— Никто не хотел этого знать. Я бы вызвал бурю, которая привела бы к полному хаосу. Даже сейчас открытие этой правды привело бы к торможению военных усилий, так как мы начнем терять время, указывая друг на друга пальцами и взывая к справедливости. Семьи аристократов будут формировать партии сторонников и противников, начнется месть… а Омниус тем временем будет продолжать свои атаки.
Молодой офицер не был удовлетворен ответом, но предпочел промолчать.
— Я понимаю, какие чувства ты сейчас испытываешь, Абульурд. Поверь мне, сам Ксавьер не захотел бы, чтобы я сейчас потребовал пересмотра истории в его пользу. Прошло много, очень много времени. Я сильно сомневаюсь, что сейчас этот вопрос вообще кого-нибудь интересует.
— Он интересует меня. Вориан слабо улыбнулся юноше.
— Да, и теперь ты знаешь правду. — Он откинулся на спинку скамьи. — Но дело в том, что наша борьба держится на тонких нитях, сплетающих судьбы героев и мифы. Истории о Серене Батлер и Иблисе Гинджо сработаны на совесть, а мартиристы сделали этих двух человек значительнее, чем они были на самом деле. Для блага людей, для сохранения поступательной силы Джихада, эти люди должны остаться незапятнанными как символы — даже Иблис Гинджо, хотя он этого и не заслуживает.
Губы молодого человека дрожали.
— Значит, мой дед никогда не был трусом?
— Совсем нет. Я бы назвал его героем.
Абульурд опустил голову.
— Я никогда не буду трусом, — убежденно проговорил он, вытирая слезы.
— Я знаю это, Абульурд, и поэтому считаю тебя своим сыном. Я был горд дружбой с Ксавьером и горжусь тем, что знаю тебя.
С этими словами Вориан положил руку на плечо молодого человека.
— Когда-нибудь мы исправим эту ужасную несправедливость. Но сначала нам надо уничтожить Омниуса.
Тот, кто рождается на этой земле, рождается воином.
Мастер меча Истиан Госс своим курсантамАрмия Джихада поклялась любой ценой отбить Хонру у мыслящих машин. За сто лет, прошедших с начала Джихада Серены Батлер, человечество привыкло к великим жертвам.
Квентин Батлер, примеро батальона, стоял на мостике своей флагманской баллисты и внимательно разглядывал порабощенную планету, угрожающе нависшую перед ним. Столкнувшись с неживым, бездушным противником, он мысленно произносил горячие молитвы. Герой войны являл собой идеал настоящего мужчины — светло-золотистые слегка вьющиеся волосы обрамляли лицо с четко обозначенными чертами, упрямым подбородком, тонкими губами и проницательными глазами — Квентин казался отлитым по образу древних римских статуй. Он командовал всеми наступающими силами, ведя армию Джихада к победе там, где раньше она потерпела одно из самых сокрушительных своих поражений.
Четыреста баллист и более тысячи штурмовиков словно смертоносная петля окружали планету, некогда населенную свободными людьми, но потерянную после достопамятного побоища при Хонру. На этот раз огневая мощь и численное превосходство были на стороне армии под началом Квентина. У мыслящих машин не было ни единого шанса устоять перед такой силой в этом священном бою.
За свою долгую военную карьеру примеро совершил немало подвигов и не мог достичь большего, но он привык к игре адреналина в крови и к радости победы и не мог уже без этого жить. Много раз приходилось Квентину стоять посреди дымящегося поля битвы между остовами уничтоженных боевых роботов. Он никогда не уставал от этого непередаваемого ощущения.
— Омниус просто подсчитает все вероятности и отключит системы обороны, — сказал Фейкан, старший сын Квентина. — Это сэкономит нам время и избавит от лишних хлопот.
У Фейкана, превосходившего ростом даже отца, были такие же, как у Квентина, волнистые волосы, но высокими скулами и тонкими чертами лица он пошел в мать, Вандру. В свои тридцать семь лет Фейкан проявлял непомерные амбиции как в военных делах, так и в политических интригах Лиги Благородных. Квентин гордился сыном. Фейкан и его брат Риков рвались в бой и требовали своей доли командования, хотя и находились в прямом подчинении у отца.
Стоявший на мостике Риков насмешливо фыркнул.
— Если победа достанется нам так легко, как ты говоришь, то не будет повода ее праздновать. Я бы предпочел немного повоевать.
Риков был на семь лет моложе Фейкана и на голову ниже, но шире в плечах и с более мощной челюстью. Чувственные губы выдавали породу Харконненов, но никто, обладая здравым рассудком, не напоминал об этом позоре Рикову.
— Я буду рад любой победе, лишь бы мы сумели сделать еще один шаг к полному уничтожению этих машинных демонов. — Квентин обернулся к жаждущим подвигов сыновьям. — Не волнуйтесь, славы достанет для вас обоих… и даже останется кое-что на мою долю.
Подсознательно Квентин пытался избегать младшего сына из-за того, что произошло с его любимой женой после рождения Абульурда. Квентин всегда думал о Вандре, выступая на битву. В зрелом возрасте она случайно забеременела и родила младшего мальчика Абульурда. Во время невероятно тяжелых родов у Вандры случился инсульт, который безжалостно оставил ее в живых, и теперь она была больше похожа на растение, чем на человека. Погруженный в траур, не заботясь о новорожденном, Квентин отвез жену в Город Интроспекции, где много лет провела в размышлениях ее почитаемая тетка Серена Батлер. Квентин понимал, что поступает нечестно по отношению к младшему сыну, но ничего не мог с собой поделать.
