Фрэнк Герберт - Мессия Дюны
— Вы, конечно, так и поступили, — утвердительным тоном сказала Ирулан.
Скитале вновь принял вид простодушного толстяка и добавил: — Да, мы поступили так, как сообщил сейчас наш старинный друг.
— Какой психологической обработке был подвергнут Айдахо? — спросила Ирулан.
— Айдахо? — переспросил Эдрик, поглядев на тлейлаксу. — Скитале, разве мы покупали у вас Айдахо?
— Мы продали вам существо по имени Хейт, — ответил Скитале.
— Действительно, Хейт, — подтвердил Эдрик. — А почему вы его продали нам?
— Потому что однажды нам случилось вырастить своего собственного Квисатц Хадераха, — проговорил Скитале.
Быстро повернув голову, Преподобная Мать укоризненно поглядела на него.
— Вы не говорили нам об этом.
— А вы и не спрашивали, — отвечал Скитале.
— И как вы одолели этого вашего Квисатц Хадераха? — спросила Ирулан.
— Существо, затратившее всю жизнь, чтобы воплотить собственное представление о себе, скорее предпочтет умереть, чем превратиться в собственную противоположность.
— Я не понимаю… — начал Эдрик.
— Он покончил с собой, — буркнула Преподобная.
— Внимательнее слушайте меня, Преподобная, — предупредил Скитале, воспользовавшись интонацией, гласящей: ты не объект для секса, никогда не была объектом для секса, не можешь быть объектом для секса.
Тлейлаксу ожидал реакции на вызывающий тон. Она не должна заблуждаться относительно его намерений. Гнев не должен помешать ей понять, что, зная отношение Сестер к продолжению рода человеческого и его генетике, тлейлаксу, конечно же, не мог сделать подобного выпада. Однако дерзость его отдавала площадной бранью, что вовсе не свойственно тлейлаксу.
Поспешно используя успокоительные возможности мирабхаса, Эдрик попытался сгладить ситуацию.
— Скитале, вы ведь говорили нам, что продали Хейта только потому, что разделяли наши намерения.
— Эдрик, помолчите, пока я не разрешу вам говорить, — сказал Скитале. А когда гильдиец начал было протестовать, Преподобная Мать отрезала:
— Заткнитесь, Эдрик!
Эдрик отодвинулся в глубь емкости, нервно дергая конечностями.
— Никакие наши преходящие эмоции не имеют даже малейшего отношения к решению насущной проблемы, — произнес Скитале, — они только мешают мыслить. Что можем испытывать мы, кроме страха, который, собственно, и заставил нас собраться?
— Мы понимаем это, — отвечала Ирулан, оглядываясь на Преподобную Мать.
— И все мы должны понимать опасность, связанную с ограниченностью нашей защиты, — проговорил Скитале. — Оракул не может предотвратить того, что выше его понимания.
— А вы предусмотрительны, Скитале, — произнесла Ирулан.
Нельзя, чтобы она догадалась, насколько предусмотрителен…. — подумал Скитале. — Потом, когда все закончится, в нашем распоряжении окажется Квисатц Хадерах, которого можно будет контролировать. Все прочие ничего не получат.
— Откуда же у вас взялся Квисатц Хадерах? — спросила Преподобная Мать.
— Мы экспериментировали с разнообразными чистыми субстанциями, — отвечал Скитале. — С абсолютным добром и злом. Полный негодяй, получающий наслаждение только от причиняемой им людям боли и ужаса, может послужить любопытным объектом для познания.
— А ваши тлейлаксу случайно не поработали над старым бароном Харконненом, дедом Императора? — спросила Ирулан.
— Мы тут ни при чем, — отрезал Скитале. — Просто творения самой природы зачастую не менее смертоносны, чем наши. Собственные произведения мы помещаем в условия, в которых их удобно изучать.
— Я не позволю третировать себя! — запротестовал Эдрик. — Разве не я защищаю это сборище от…
— Видите? — перебил его Скитале. — И это его верные суждения нас укрывают? Хотелось бы знать, какие…
— Я хочу немедленно обсудить способ передачи Хейта Императору, — настаивал Эдрик. — На мой взгляд, Хейт является воплощением старого морального кодекса, который Атрейдес усвоил еще в юности на своей родной планете. Можно предположить, что Хейт позволит Императору расширить свой взгляд на мораль, очертить и положительные, и отрицательные моменты в религии и жизни.
Скитале улыбнулся, окинув компаньонов благодушным взглядом. Все шло в соответствии с его ожиданиями. Старуха Преподобная орудовала эмоциями, как ятаганом. Ирулан идеально подходила для своей несостоявшейся роли — неудачливая креатура Бене Гессерит. Эдрик — всего лишь шапка-невидимка, не более: он только скрывает собравшихся от Императора. Теперь навигатор лишь угрюмо молчал в ответ на общее невнимание.
— Так, значит, этот Хейт должен отравить психику Пауля? — спросила Ирулан.
— Примерно так, — ответил Скитале.
— А Квизарат?
— Легкий перенос ударения, наплыв эмоций — и зависть превращается во вражду.
— А КООАМ?
— Будут кругленькие дивиденды.
— А для прочих группировок?
— Одна из них получит название правительства, — ответил Скитале. — Слабейшие будут аннексированы во имя морали и прогресса. Оппозиция умрет в собственных сетях.
— И Алия?
— Гхола Хейт нацелен не только на Императора, — произнес Скитале, — сестра его теперь как раз в том самом возрасте, когда ее может увлечь обаятельный мужчина, специально для этого подготовленный. Мужество воина и разум ментата будут неотразимы для Алии.
Мохийам позволила себе приоткрыть древние глаза в знак изумления.
— Гхола-ментат? Это опасно!
— Чтобы получить точные результаты, ментат должен использовать безукоризненные исходные данные. А что, если Пауль попросит у гхолы объяснений… что скажет Хейт о цели нашего дара? — произнесла Ирулан.
— Хейт будет говорить правду, — сказал Скитале, — это все равно ничего не изменит.
— То есть вы оставляете Паулю лазейку для спасения? — спросила Ирулан.
— Ментат! — пробормотала Мохийам.
Скитале глядел на Преподобную Мать, ощущая таящуюся под всеми эмоциями древнюю ненависть. Со времен Джихада Слуг, который стер думающие машины с лица Вселенной, компьютеры пользовались недоверием. Издревле подобное отношение переносилось и на компьютеры в человеческом облике.
— Мне не нравится, как ты улыбаешься, — резко произнесла с интонацией предельной откровенности Мохийам, яростно глядя на Скитале.
Скитале ответил в той же манере:
— Мне дела нет до того, что приятно вам. Но мы вынуждены сотрудничать. Это очевидно. — Он поглядел на гильдийца. — Разве не так, Эдрик?
— Ты преподаешь болезненные уроки, — отвечал Эдрик. — Должно быть, ты хотел дать всем понять, что я не стану восставать против общего мнения моих собратьев по заговору.
— Ну, видите, оказывается, его можно научить, — произнес Скитале.
— Но я понимаю и еще кое-что, — проворчал Эдрик. — Атрейдес монопольно владеет Пряностью. Без нее я не могу заглянуть в будущее. И Бене Гессерит не сумеют отличить правду от лжи. У всех есть запасы, но они тают… Меланжа — драгоценнейшая из монет.
— Ну, у нашей цивилизации она не единственная, — отвечал Скитале. — Или закон спроса и предложения перестал работать?
— Ты собираешься украсть эту тайну, — прохрипела Мохийам. — А ведь в его распоряжении планета, охраняемая обезумевшими фрименами!
— Фримены дисциплинированны, вымуштрованы и невежественны, — отвечал Скитале. — Они вовсе не обезумели. Просто их с детства учили верить не задумываясь. Теми, кто верит, можно манипулировать. Только знание опасно.
— Ну а мне-то что останется? Смогу я дать начало новой династии? — спросила Ирулан.
В ее голосе все услышали согласие, но только Эдрик позволил себе улыбнуться.
— Что-нибудь да останется, — ответил Скитале. — Что-нибудь.
— Правлению Атрейдесов придет конец, — бросил Эдрик.
— Не могу не отметить, что ваше предсказание сделано лицом, куда менее одаренным пророческими способностями, чем Император, — произнес Скитале. — У них с сестрой, как говорят фримены, «мектуб ал-миллах».
— «Слова начертаны солью», — перевела Ирулан.
И при звуках ее голоса Скитале понял, какую западню Бене Гессерит уготовили ему — прекрасную и умную женщину, которой он никогда не сможет обладать. Ну, что же, — подумал он. Быть может, я когда-нибудь сниму с нее копию….
~ ~ ~
Каждой цивилизации приходится противодействовать лишенной рассудка силе, способной противиться любому сознательному намерению общества, восстать против него и обмануть.
Теорема тлейлаксу; не доказаннаяСев на кровати, Пауль принялся расстегивать Пустынные сапоги. Они припахивали затхлой смазкой, облегчавшей действие пяточных насосов. Было уже поздно. Этой ночью он затянул прогулку и обеспокоил любящих его. По общему мнению, ночные гуляния были опасны, но с подобными опасностями справиться было легко. Пауля ночные скитания инкогнито по улицам Арракина развлекали.
