Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 1: Последний из Лейрингов
– Больше он не выйдет никак и никогда! – утешил Фримод ярл. – Ну, Гельд, где твои штаны?
Вокруг засмеялись. Но Гельд больше не улыбался и выглядел сосредоточенным. Он лучше самого Фримода понимал, что это уже не «лживая сага», а жизнь, что конец предприятия неизвестен и что кто-то из славных героев вполне может не выбраться из кургана живым. В том числе и доблестный Фримод ярл, да сохранят боги его род и дружину.
Трое хирдманов разом ухватились за огромное бронзовое кольцо и подняли дверь. Яма открыла пасть – черная прямоугольная дыра дышала теми же давящими, тошнотворными испарениями, и даже отважный Фримод ярл брезгливо сморщил нос. Преодолевая отвращение, он наклонился (так, чтобы не опускать голову вниз) и заглянул в яму.
– Эй, где ты там? – нарочито грубо гаркнул Фримод. – Ты, дохлая крыса! Спрятался, жук навозный? Зарылся? Как ходить по крыше над головой у добрых людей, так ты смелый, а постоять за свою крышу – и хвост опустил? Выйти-то не хочется? Ну, так я сам к тебе приду!
Он отстранился от двери и сделал знак: два хирдмана взяли чучело, обвязанное веревкой, и стали опускать его в черный провал.
– Это я к тебе иду, вонючий еж! – кричал над ямой Фримод. – Где ты там зарылся?
Чучело скрылось в яме почти полностью, хирдманы подавали веревки, беспокойно переглядываясь: может, там до дна еще два человеческих роста? Гельд был бледен, и в голове у него стучало: клюнет, не клюнет? Если мертвец не поддастся на обман, то лезть придется живому человеку…
И вдруг невидимая сила дернула чучело, да так, что оно вырвалось из рук державших и исчезло внизу. Послышался резкий шорох, треск кожи, неясный сдавленный звук, похожий на кашель. После тишины от этого звука, от присутствия внизу могучего существа у всех мороз хлынул по коже, кое-кто от неожиданности охнул и отшатнулся от ямы.
– Клюнуло! – заорал Гельд и выхватил у хирдмана факел. – Давай!
Оттолкнув кварга, он свесился в отверстие и бросил факел вниз. В яме слышалась неясная, но шумная возня какого-то крупного тела, давящиеся, кашляющие звуки, невнятное подвывание. Факел упал, но поначалу это ничего не дало: кроме самого огня, ничего увидеть не удавалось. Пламя не рассеивало тьму и не освещало внутренность кургана, какая-то сила точно сжала его свет внутри его собственных очертаний, и факел казался слабым цветком на дне пропасти.
Потом смола загорелась, чучело разом вспыхнуло, и у Гельда мелькнуло ощущение первой победы: он своей рукой нарисовал на одежде чучела все три руны огня и надеялся, что это поможет тому пылать в могиле пожарче. Рыжий пламенный отсвет выхватил из тьмы что-то огромное, быстро шевелящееся, борющееся; что-то вроде горы косматой шерсти, при виде которой пробирало такое нехорошее чувство, что, право же, лучше было бы этого не видеть!
– Зверь, зверь! Волк! – беспорядочно кричали все, кто толпился над ямой.
– А вы белку хотели! – сердито крикнул Хагир и поудобнее перехватил копье. – Пусти!
Косматый хозяин кургана сливался с темнотой своего жилища, даже огонь не помогал разглядеть его как следует, определить хотя бы, какого он роста. Иной раз отблеск падал на мохнатую спину, на огромную голову с прижатыми волчьими ушами, на согнутую лапу, но потом все исчезало и казалось, что это лишь пляска теней от огня, морок в пустой темноте. Оборотень увяз зубами в просмоленной коже, а в пасть ему насыпалось земли с сосновыми иглами, и он метался, хрипел, кашлял, бился, чтобы освободиться.
– Давай! Пока не опомнился! – заорал Фримод ярл и в азарте прибавил еще кое-что, что само по себе смысла не имело, но выражало его решительный боевой настрой.
Растолкав всех, Фримод с секирой в руке спрыгнул в яму. Хагир заставил себя одно мгновение помедлить, чтобы не упасть ярлу на голову, и тоже прыгнул в провал.
Темнота взвилась вокруг, как глухие бесконечно высокие стены; он все летел, и ужас пронзил его – у этой ямы нет дна, и последней дурью было прыгать сюда очертя голову! Но тут же что-то ударило его по ногам, он присел и сообразил, что достиг дна. Рядом вскрикнул голос – сейчас Хагир даже не узнал Фримода ярла, – и тут же рядом с ним метнулось что-то косматое. В лицо ударила волна дурного запаха, и Хагир вслепую ударил копьем вслед пролетевшей тени. Впереди снова вскрикнул человеческий голос. Стен и углов не было видно, а прямо перед глазами дымно и душно горела смола; черный дым слепил, не давал видеть и дышать. За дымом среди пламенных отблесков что-то шевелилось, билось, металось. Раздавалось отрывистое тяжелое хрипение – где-то рядом находился огромный злобный зверь. Дурной запах накатывался волнами; тускло мелькнуло железо, и Хагир сообразил, что это должна быть секира Фримода. Почти вслепую он ударил копьем вперед, туда, где металось что-то огромное, темное, косматое.
И сразу же вслед за ударом копье подалось назад и сильно толкнуло его концом древка в грудь. Хагир едва удержал его в руках. А во тьме появились два огня: зеленые круги с черной точкой зрачка в середине были обведены неровной, расплывчатой красноватой каймой. Эти живые огни изливали на Хагира такую ненависть, что ему стало тошно. Он снова вскинул копье. Толком осознать происходящее не получалось; затхлый мертвый воздух был продолжением того косматого тела, он давил через пустое пространство; каждое движение своего противника Хагир ощущал так ясно, точно стоял к нему вплотную, а собственное тело чувствовал как-то расплывчато, неуверенно.
Где-то должен быть Фримод ярл… Где же он, проклятый? Хагир кожей ощущал, как уместно было бы напасть на оборотня сразу с двух сторон и как трудно встречать его одному. Резкое чувство смертельной опасности входило с каждым вдохом в грудь и холодом разливалось по жилам. Но в шуме собственной борьбы Хагир не мог ни увидеть, ни услышать кварга. Было страшно: жив ли он? – и досадно: что же не помогает, славный герой?!
Оборотень прыгнул, острие копья ударило его прямо в грудь, и сила удара отбросила Хагира назад. Он ударился спиной о что-то высокое и твердое, на голову ему посыпалась труха, он зажмурился, отчаянно боясь ослепнуть и в то же время зная, что нельзя терять врага из виду ни на миг.
Скрип, шорох лап, движение огромного тела метнулось в сторону. Хагир опять вскинул копье, и ему казалось, что предыдущий выпад померещился: если бы он действительно вогнал острие в грудь волку, тот больше не прыгал бы. Да он же мертвый, его уже не убьешь! Куда же они полезли, дураки, с простым оружием, предназначенным для живых? Что же делать? Но Хагир не задавал себе вопросов: он привык делать хоть что-то, обязательно делать.
Из дальнего угла доносился шорох и глухие отрывистые стоны, в которых слышались боль и ярость. Фримод ярл жив, но едва ли стоит ждать от него помощи.
Хагир вскинул копье и ударил прямо под горящие глаза, не дожидаясь, пока хозяин могилы прыгнет на него опять. Лязгнули зубы – откусит наконечник! У него же зубы тверже железа! Но тут же раздалось яростное рычание: копье поранило волчью пасть. Оборотень закашлялся, зеленые глаза погасли, и за дымно-огненной завесой Хагир смутно различил, как тот мотает головой. Один миг, пока тот не опомнился… Проклятый огонь!
И тогда он прыгнул на оборотня сам, выпустив копье и выхватив меч. С размаху Хагир ударил по склоненной шее волка и сам неожиданно упал на него, будто какая-то невидимая мощь подкосила его; земля сама вырвалась из-под ног. Он упал на груду жесткой, как железные иглы, дурно пахнущей шерсти, зубы лязгнули возле самого лица, на руку с мечом и шею брызнуло что-то мокрое и пронзительно-холодное. Груда шерсти была живой и билась, стараясь освободиться; первый порыв толкнул Хагира прочь от нее, он забарахтался, стараясь встать, но никак не мог найти ногами опору.
Из тьмы послышался какой-то отчаянный звук – то ли вздох, то ли вскрик. Что-то тяжелое ударило в груду шерсти, она содрогнулась, совсем рядом с ухом Хагира захрипела пасть. А под руку ему попала деревянная рукоять с чем-то тяжелым на конце. Еще не поняв, что это такое, он схватил брошенную секиру и привстал, опираясь коленом о груду живой шерсти.
Всплеск огня осветил зверя. Хагир мельком увидел, что они с волком лежат на ступеньках высокого сиденья, на какие сажают мертвецов в богатых курганах. Морда и грудь волка были залиты кровью, и Хагир отчетливо видел каждый зуб, каждую шерстинку. Из пасти текла кровь, густыми вязкими ручейками ползла по шерсти. При свете Хагира поразили размеры врага – тот походил скорее на медведя, чем на волка. Хорошо, что с самого начала он этого не видел.
Покрепче взяв секиру, Хагир замахнулся, чтобы отрубить оборотню голову. Но голова вдруг повернулась и глянула на него зеленоватыми, в красном ободке глазами. И Хагир застыл; отвратительная дрожь пронизала его и сковала. Плохо дело, если он позволит мертвецу очаровать его глазами, и Хагир напрягал все силы, чтобы сбросить оцепенение. Он ведь поднял секиру, осталось только опустить ее…
