Гэв Торп - Путь Воина
— Никогда не думал, что мне будет не хватать плохих каламбуров Мина, — признался Корландриль.
Его взгляд упал на пустое место на скамье напротив. Покинув их узкий круг, бывший товарищ оставил в нем ощутимую пустоту. Архулеш, который сидел рядом с этим местом, также, казалось, чувствовал себя неуютно. Он ковырялся в остатках пищи на блюде и с отсутствующим видом смотрел за балкон Полумесяца Зарождающихся Столетий. Корландриль бросил взгляд через плечо. Внутри сине-зеленого пузыря, который удерживало невидимое поле, множество желтых облачных звезд прыгали вверх и вниз, а их тонкие придатки-усики носились в газовых потоках. Обычно это зрелище погружало тех, кто наблюдал за ним, в гипнотическое спокойствие, но Корландриль был взбудоражен.
— Какая досада, что Мин был вынужден покинуть нас, я чувствую, что отряд неполноценен, — сказал он, чтобы прервать неловкую тишину.
— Хорошо, что Мин отправился по другому Пути, — заявила Элиссанадрин. Она посмотрела на Корландрила. — Так надо. Мы двигаемся, мы растем, мы меняемся. От перемен тебе всегда было не по себе, не так ли?
Корландриль не ответил, хотя понимал, что она говорит правду.
— Держаться за прошлое заставляет нас ужас перед будущим, — провозгласил Архулеш. — Возможно, Корландриль опасается, что станет властолюбивым олухом!
— А ты чего боишься? — спросил Корландриль, в его голосе внезапно прозвучало раздражение. — Чтобы тебя всерьез принимали?
Архулеш явно обиделся, и Корландриль, ощутив укол вины, протянул ему руку в знак извинения. Архулеш отмахнулся, на его лице вновь заиграла улыбка.
— Резко, но, возможно, так и есть, — сказал он. Его улыбка слегка померкла. — Если я сам не могу относиться к себе серьезно, как же я могу ожидать этого от других?
— Ты — воин, а это — серьезнейшая ответственность, — сказала Элиссанадрин. — Конечно же, ты можешь пользоваться уважением за это.
Архулеш пожал плечами.
— В боевой маске — наверняка. Вот в остальное время… Я бы над собой смеялся, если бы это так не угнетало.
— Несомненно, ты стал аспектным воином, чтобы развить в себе серьезность, — заметил Корландриль.
Архулеш рассмеялся, но это был горький смех.
— Я стал им на спор, — заявил он и понуро опустил взгляд, тогда как остальные, нахмурившись, качали с недовернем головами. — Это правда. Я пришел к Кенайнату на пари. Думал, он меня отвергнет.
— Экзарх не может отослать тех, кто пришел к нему, — сказала Элиссанадрин.
— Жаль, что я этого не знал. Он оставил меня там, как и вас обоих, пока не покопался в моей душе и не поместил в нее семя, которое стал растить.
— Почему ты не ушел? — спросил Корландрил. — Я имею в виду, после твоего первого сражения?
— Я мог ступить на Путь Воина по ошибке, но я не такой эгоист, чтобы его так легко покинуть. Может быть, это урок, который мне был нужен. Все еще нужен.
Корландриль посмотрел влево, через ряд пустых столов и скамей, где сидел Бехарет и смотрел на парк и озера под пузырем с облачными звездами.
— А ты ничего не знаешь о его истории? — спросил Корландриль.
— Ничего, — ответил Архулеш. — Я больше знаю о Кенайнате, чем о Бехарете, а это — совсем мало.
— Думаю, он был одним из самых первых экзархов на Алайтоке, — произнес Корландриль. — Он сказал мне, что был не первым, но в Смертельной Тени их было немного.
— Это совпадает с тем, что я слышала от тех, кто когда-то сражался с ним, — добавила Элиссанадрин.
— Ты мог пойти на спор в какой угодно храм, почему же из всей галактики ты выбрал храм Кенайната? — спросил Корландриль.
— Не могу это обосновать, — ответил Архулеш, слегка пожав плечами, и нахмурился. — Он суровый начальник. Я говорил с воинами из других храмов, они тренируются вдвое меньше, чем мы.
— По мне, так лучше быть сверхтренированным, чем недотренированным, — сказала Элиссанадрин. — В бою, по крайней мере.
— Да, в бою — может быть, но мы носим наши боевые маски лишь такую малую долю жизни, что это кажется растратой времени.
— Он — серьезный, и мне это нравится, — заявил Корландриль. — Возьми, к примеру, Аранарху. Он кажется слишком нетерпеливым. Не думаю, что я мог бы доверять ему.
— Он был некогда Смертельной Тенью, — тихо сообщил Архулеш. — Я говорил с Аранархой несколько раз и думаю, что он слегка обижен на старого экзарха. Он не может уйти с Пути, посвященного кровавому служению Кхаину, но где-то в глубине души он злится на Кенайната за то, что тот позволил ему попасть в эту ловушку.
— Думаю, это в большей степени проявление его судьбы, нежели какой-то злой умысел со стороны Кенайната, — заметила Элиссанадрин. — Так или иначе, некоторые по прошествии значительного времени становятся страстными любителями сражений, и это так же обязательно, как провидец с течением времени обращается в кристалл. Если бы никто не становился экзархами, кто бы тренировал поколения будущего?
Корландриль поразмыслил над услышанным, пытаясь представить вселенную без прикосновения Кхаина. Остальные продолжали разговор, но он не слышал их слов. Он рисовал Алайток, свободный от кровопролития, свободный от железной твари в сердце, от пульсирующей кровавой яростью частицы Кхаина, живущей в каждом эльдаре и до времени спящей в центре мира-корабля.
Затем он представил Алайток захваченным — возможно, орками или, быть может, людьми, либо какой-то другой молодой расой. Без Кхаина, без войны, эльдары были бы беззащитны. Мало что осталось — лишь крупицы — от их великой цивилизации. Не будь у них гнева и ненависти, их бы стерли с лица галактики.
— Это мечта без надежды, — сказал он наконец. — Мир лишь иллюзия, отсутствие — на мгновение — вооруженного конфликта. Мы живем в век кровавой войны, в которой случаются паузы, пока Кхаин переводит дыхание. Думаю, я теперь немного лучше понимаю Кенайната. Правильно желать, чтобы вселенная была другой, но глупо полагать, что она когда-нибудь такой будет.
— Видишь? — осклабился Архулеш. — Ты теперь воин, и боишься будущего, в котором тебе больше не будет места.
— Все меняется, — сказала Элиссанадрин. — Тебе следует поучиться у твоего целителя: в душе всегда должно быть место надежде.
— Все меняется, и тем не менее ничего не изменяется, — провозгласил Корландриль, которого захлестнуло философское настроение. — Мы знаем, что все происходит циклично. Звезда превращается в космическую пыль, чтобы стать другой звездой. Война становится миром, чтобы стать другой войной. Жизнь становится смертью…
— …которая становится жизнью? — вставил Архулеш. — Надеюсь, ты не имеешь в виду мою душу, которая будет блуждать по Бесконечному Круговороту, когда это прекрасное, но хрупкое тело, в конце концов, погибнет. Ведь это не жизнь, не так ли?
У Корландриля не было ответа. Он не вполне понимал, что же именно хотел сказать, и, вновь обдумав свои слова, так и не восстановил в памяти то мгновенное озарение, которое, как ему казалось, его посетило.
— Мы — воины, и наши смерти могут принести жизнь другим воинам и тем, кого мы защищаем на Алайтоке, — высказалась Элиссанадрин.
— Не думаю, что я пришел к такому выводу, — заметил Корландриль. Потянувшись, он встал. — На том, наверное, сейчас и остановимся.
Пересекая Полумесяц Зарождающихся Столетий, Корландриль почувствовал на себе взгляд и, обернувшись, увидел, что Бехарет пристально смотрит в его направлении. Жалящий Скорпион, не пытаясь скрыть своего интереса, поднял кубок в бессловесном тосте. Корландриль неуверенно помахал в ответ и поспешил к выходу, чувствуя себя несколько не в своей тарелке из-за внимания молчаливого воина.
Жизнь шла своим чередом. Корландриль тренировался и участвовал в поединках, а пребывая вне храма, старался посещать те места, куда любил часто наведываться прежде: летать на аэрокаре над бурными морями Купола Бесконечных Солнц, взбираться по горным тропинкам Вечного Шпиля, плавать в свободном от силы тяжести Роднике Завтрашних Печалей.
Он также лепил, перейдя от своего кумира Иши к портретам товарищей по храму, которые им же и подарил, всем, кроме Кенайната, сущность которого ему никак не удавалось передать в психоглине. Некоторое время он носился с мыслью погружения в грезы, но так и не решился выбрать партнера для этого, прекрасно понимая, в какие темные места могут завести его такие мемо-путешествия. Он даже встретился несколько раз с Соаретом, хотя и не в палатах исцеления. Они прогуливались по песчаным берегам, опоясывающим круглое Море Восстановления, и говорили обо всем, кроме раны Корландриля и целительстве Соарета.
Корландриль наслаждался всей этой обыденностью, понимая, что рано или поздно его вновь призовут надеть боевую маску. Жалящий Скорпион не знал, что его ждет, когда это случится. Он считал, что вполне удовлетворен своим состоянием, хотя иногда просыпался с остатками сна в памяти, и перед глазами его мелькала призрачная фигура с красными глазами.
