Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
Рукотворное ущелье, по которому текла река Айдахо, было всего лишь продолжением провала, проложенного Пол Муад Дибом сквозь возвышавшуюся Защитную Стену — чтобы открыть путь своим легионам, едущим на песчаных червях. Там, где сейчас течет вода, Муад Диб вел своих Свободных из пыльной кориолисовой бури в историю… и в нынешнее теперь. Лито услышал знакомую поступь Монео, мажордом с трудом поднимался на вершину. Монео подошел, остановился рядом с Айдахо и мгновение молча переводил дыхание.
— Сколько нам нужно времени, чтобы вновь двинуться в путь? спросил Айдахо.
Монео махнул ему рукой, чтобы тот замолчал, и обратился к Лито.
— Владыка, мы получили послание из Онна. Бене Джессерит сообщает, Тлейлакс нападет на Тебя прежде, чем, Ты достигнешь моста.
— Разве они малость не припозднились? — фыркнул Айдахо.
— Это не их вина, — сказал Монео. — Капитанша Рыбословш им не верила.
Остальные члены свиты Лито начали тонким ручейком подниматься на вершину. Некоторые из них двигались как одурманенные, еще не выйдя из шока. Рыбословши проворно двигались среди них, приказывая изобразить на лицах хорошее настроение.
— Удалите охрану от посольства Бене Джессерит, — сказал Лито. — Отправьте им послание. Сообщите им, что их аудиенция будет последней по очереди, но что им не следует этого страшиться. Скажите им, что последние будут первыми. Они знают, откуда эта цитата.
— А что насчет тлейлаксанцев? — спросил Айдахо.
Лито продолжал глядеть на Монео.
— Да, Тлейлакс. Мы пошлем им сигнал.
— Когда я распоряжусь, и никак не раньше, ты схватишь тлейлаксанского посла, чтобы его публично выпороли и изгнали.
— Владыка!
— Ты не согласен?
— Если нам надлежит сохранить это в секрете, — Монео оглянулся через плечо, — то как мы объясним порку?
— Мы и не будем объяснять.
— Не приведем никакой причины?
— Никакой.
— Но, Владыка, слухи и сплетни, которые начнут…
— Я реагирую, Монео! Пусть они ощутят ту скрытую часть моего я, которая действует без моего знания, потому, что нет необходимых средств к познанию.
— Это вызовет великий страх, Владыка.
У Айдахо вырвался хриплый смех. Он шагнул между Монео и тележкой.
— Он еще милостив к этому послу! Были правители, которые поджарили бы этого дурака на медленном огне.
Монео пытался заговорить с Лито через плечо Айдахо.
— Но, Владыка, это подтвердит Тлейлаксу, что покушение состоялось.
— Они уже и так это знают, — ответил Лито. — Но распространяться об этом не будут.
— И когда никто из нападавших не вернется… — сказал Айдахо.
— Ты понимаешь, Монео? — спросил Лито. — Когда мы войдем в Онн без единого видимого повреждения, Тлейлакс поверит, будто потерпел полнейшую неудачу.
Монео поглядел на Рыбословш и придворных, завороженно слушавших этот разговор. Редко кому-либо из них доводилось слышать такой откровенный обмен мнениями между Богом-Императором и самыми приближенными к нему лицами.
— Когда Государь подаст сигнал к наказанию посла? — спросил Монео.
— Во время аудиенции.
Лито услышал приближающиеся топтеры, увидел отблески солнечного света на их крыльях и роторах, и, внимательно приглядевшись, различил новый колпак для его тележки, свисающий под одним из них.
— Пусть поврежденный колпак отвезут в Твердыню и починят, — сказал Лито, не отводя взгляда от подлетающих топтеров. — Если станут спрашивать, скажи мастерам, что дело обыденное — колпак поврежден порывом песчаного ветра.
— Да, Владыка, будет сделано так, как Ты велишь, — вздохнул Монео.
— Ну, ну, Монео, приободрись, — сказал Лито. — Иди рядом со мной, и мы продолжим шествие, — повернувшись к Айдахо, Лито сказал. — Возьми часть охраны и прочеши местность впереди.
— По-твоему, будет еще одно нападение? — спросил Айдахо.
— Нет. Но надо же чем-то занять мою охрану. И достань свежий мундир. Я не хочу, чтобы ты носил этот, с плеча грязного тлейлаксанца.
Айдахо покорно направился прочь.
Лито сделал знак Монео подойти еще ближе. Когда Монео наклонился прямо к тележке, лицом к лицу Лито, тот резко понизил голос и сказал:
— Для тебя здесь особый урок, Монео.
— Владыка, я знаю, мне следовало бы заподозрить Лицевых…
— Не Лицевые Танцоры! Это урок для твоей дочери.
— Сиона? Что она могла…
— Вот что ей передай: она очень тонко напоминает ту силу внутри меня, что действует вне моего ведома.
Благодаря ей, я помню, как это было — быть человеком… и любить.
Монео уставился на Лито, не понимая смысла его слов.
— Просто передай ей это, — сказал Лито. — Тебе нет необходимости стараться понять. Всего лишь перескажи ей мои слова.
Монео покорился.
— Как прикажешь, Владыка.
Лито поднял защитный колпак — тот сомкнулся, став единым целым, теперь ремонтникам, прибывшим на топтерах, будет легко его заменить.
Монео повернулся и поглядел на людей, ждущих на плоской площадке вершины. У некоторых придворных одежда все еще не была в порядке, и Монео заметил то, что прежде не замечал: кое — у кого были хитроумные слуховые аппаратики. Придворные подслушивали. И такие устройства могли происходить только с Икса.
«Я предостерегу Данкана и гвардию», — подумал Монео.
Это открытие почему-то померещилось ему симптомом гнильцы. Как можно запрещать, когда большинство придворных, да и Рыбословши, знают или подозревают, — что Бог-Император торгует с Иксом, получая от него запретные механизмы?
~ ~ ~
Я начинаю ненавидеть воду. Кожа песчаной форели — движитель моей метаморфозы — усвоила чувствительность Червя.
Монео и многие другие из гвардии знают о моем отвращении.
Лишь Монео подозревает правду: что это — важная веха, очередной перевал на моем пути. Мне ощутим в этом мой конец — еще не скорый, по меркам Монео, но, по-моему, достаточно близкий. В дни Дюны песчаная форель тянулась к воде, на ранних стадиях нашего симбиоза это представляло проблему.
Силой моей воли я справился с этой тягой, наступил период, когда мы достигли равновесия. Теперь я должен избегать воду, потому что нет больше песчаной форели, кроме той, что составляет мою кожу, полупрогруженная в спячку. Без форели, необходимой, чтобы опять превратить этот мир в пустыню, не возникнет снова Шаи-Хулуд; песчаный червь не способен развиться, пока земля не обезвожена до предела. Я — их единственная надежда.
Украденные дневникиПеревалило за полдень, когда Королевское шествие вступило, наконец, на последний склон перед предместьями Фестивального Города. Улицы были заполнены приветствующими их толпами, сдерживаемыми цепочками Рыбословш, обладающих медвежьей хваткой, в зеленых атридесовских мундирах, со скрещенными и сомкнутыми боевыми дубинками. При приближении королевской свиты над толпой поднялась буря криков. А затем начали напевно скандировать Рыбословши:
— Сиайнок! Сиайнок! Сиайнок!
Эхо отдавалось между высокими зданиями. Скандируемое слово произвело странный эффект на толпу, не понимающую его смысла: молчание разлилось над затопленным народом проспектом, и лишь гвардия продолжала скандировать. Люди в благоговейном страхе смотрели на вооруженных женщин, охранявших королевский проход и напевно скандировавших, не отрывающих при этом глаз от лица Владыки, движущегося мимо них.
Айдахо, шедший вместе с Рыбословшами позади королевской тележки, впервые услышал это напевное скандирование и почувствовал, как у него волосы дыбом встают на затылке.
Монео шел рядом с тележкой, не глядя ни вправо, ни влево. Некогда, по случаю, он спросил Лито о значении этого слова. Они находились тогда в палате аудиенций Бога-Императора под центральной площадью Онна, Монео был совершенно изможден после долгого дня обустройства высоких гостей и сановников, понаехавших в несметных количествах на торжества Фестиваля, проходившего каждые десять лет.
— Только один ритуал дан мною моим Рыбословшам, — сказал ему тогда Лито.
— И что же скандирование этого слова может иметь общего с Твоим ритуалом, Владыка?
— Ритуал называется Сиайнок — праздник Лито. Это поклонение моей персоне в моем присутствии.
— Древний ритуал, Владыка?
— Этот ритуал был у Свободных еще до того, как они стали Свободными. Но ключ к секретам Фестиваля исчез вместе со смертью прежних хранителей. Теперь только я им владею. Я возродил Фестиваль по-своему, ради моих собственных целей.
— Значит, Музейные Свободные не пользуются этим ритуалом?
— Никогда. Он — мой и только мой. Я провозгласил вечное право на него — потому что я и есть этот ритуал.
— Это странное слово, Владыка. Я никогда не слышал подобного.
