Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус
Протей: Но у нас их, кажется, нет, капитан.
Тибальт: Услышь последние в своей жизни слова, Кровавый Ангел. За Трамессину и сынов Кадмеи я приговариваю вас к смерти! Расстрельный отряд! Оружие на изготовку!
Леонатос: Подожди! Неужели ты не хочешь узнать, почему вам не позволили отступить на Трамессине? Неужели ты думаешь, что твои люди погибли лишь потому, что Кровавые Ангелы хотели что-то доказать? На то была причина!
Тибальт: Мне все равно! Целься!
Осколок меча был уже в руке Леонатоса, и он резал лозу, крепко его связывавшую.
Протей: Мой капитан говорит правду! Ксеносы могли выйти нам во фланг, и тогда все было бы кончено! Мы знали, что Кадмейцы не сдадут позиций и будут сражаться, а значит, дадут нам время перейти в наступление! Кадмейским янычарам это стоило многих жизней, но без них Трамессина-IV была бы потеряна.
Тибальт: О, то есть нас повысили с жертвы доктрины до отвлекающего фактора? Как я сожалею, что могу убить вас только один раз. Огонь!
Лоза поддалась. Леонатос вырвался из пут, занес руку и метнул осколок меча. Он был как всегда меток.
*хрипение Тибальта*
Клотен: Хороший бросок, капитан.
Освободившись, Леонатос сорвал лозы со своих боевых братьев.
Гвардеец: Они вырвались! Открыть огонь! Открыть огонь!
Леонатос: За Ваал! За Данте! За Сангвиния!
Сказанные ранее слова Леонатоса, что у них есть оружие, были правдивы одновременно в нескольких смыслах. У них были их кулаки, дополненные сверхразвитой мускулатурой и невероятно плотными костями. У них была скорость восприятия, благодаря которой в битве время словно замедлялось. Даже без болтеров, цепных клинков и силовой брони все они оставались живым оружием. Они бросились к гвардейцам с такой стремительностью, что даже солдатам расстрельного отряда удалось сделать лишь пару выстрелов, прежде чем Леонатос и его боевые братья оказались среди них. Кровавые Ангелы не обратили внимание на боль от тех немногих выстрелов, что в них угодили. Они преодолели расстояние до гвардейцев за полсекунды и начали убивать.
Что я могу сказать о сражающемся космическом десантнике, что не говорилось уже тысячи раз во всех боевых проповедях и песнях? Вам это описывали как танец смерти, где каждое движение, тщательно выбранное и исполненное, наделяло убийство неким кровавым изяществом. Возможно, вам описывали материализовавшуюся ярость, отбрасывающую нас к тем временам, когда человек был диким животным, и звериную неистовость, вновь возвращающуюся на поля сражений.
Я долго пытался подобрать слова, которыми можно было это точно описать. Но слов недостаточно. В Мууле они были божественны, они были аватарами войны. В оазисе, охваченные яростью, в пятьдесят раз уступающие противнику по численности — совсем иными, воплощениями гнева и разрушения. В этот момент я осознал, что они не просто так назывались ангелами смерти.
А что касается меня… Я, разумеется, тоже погиб. Все мы погибли. Они уничтожили всех солдат 409-го Кадмейского. Те, кого успели предупредить, схватились за лазганы, но разгневанные космические десантники уже стояли перед ними мгновение спустя. Многие сбежали в пустыню и там стали жертвами местных хищников или погибли от перегрева. Некоторые укрылись в пещерах; их пожрали сирены, договор с которыми закончился в тот же момент, когда они отдали нам Кровавых Ангелов для казни.
С гордостью могу отметить, что я погиб сражаясь. Я никогда не отличался ни боевыми умениями, ни храбростью, но я знал, что мой час настал. С лазерным пистолетом в одной руке и боевым ножом в другой я побежал на Кровавых Ангелов, ворвавшихся в наш лагерь с места казни. Меня убил воин по имени Лизандр. Он проломил мне череп ударом кулака, и я упал, перестав что-либо воспринимать. Его лицо, перекошенное от гнева и ненависти, стало последним, что я запомнил. Он был послушником в ордене, новобранцем в рядах Кровавых Ангелов, но мне казалось, что сама смерть явилась в его обличье. И эта смерть была куда величественнее, чем заслуживал такой ничтожный человек, как Демосфен Кейн.
Но как же я тогда веду свой рассказ, спросите вы? Дело в Эйдолоне, разумеется. На этой планете смерть — это не путь из бытия. Эйдолон не отпускает своих мертвых, он использует их. Ныне мой дух привязан к забрызганным кровью камням пустыни, и на этих камнях я вырезаю свою историю, проговаривая ее миллионы раз, переживая ее снова и снова и каждый раз умирая.
Это не награда. Это не наказание. Просто таков Эйдолон.
Кровавые Ангелы забрали свою броню и оружие и ушли из лагеря, заваленного телами. Они продолжили путь по пустыне, вновь направляясь к следующему пункту назначения, городу под названием Вада.
Клотен: Еще одна пачка предателей уничтожена. На Эйдолоне они никогда не заканчиваются.
Леонатос: Нет, брат Клотен, они были не такие, как прочие. Да, они были предателями, но породил их не Эйдолон. Их породили ангелы смерти.
Они молча продолжили путь. Между тем наступила ночь, и на демонический мир опустилась холодная тьма.
Данте и Мефистон
Мефистон: Лорд Данте! Вы нечасто удостаиваете библиариум ордена своим присутствием. Полагаю, вы уже прочитали скрижали?
Данте: Да, старший библиарий. Я в смятении.
Мефистон: Командующий Кровавыми Ангелами, Данте, в смятении? Не думал, что мне когда-либо доведется это увидеть.
Данте: А я не думал, что мне доведется вновь услышать о капитане Леонатосе. Я был уверен, что послал его на смерть, отправив искать меч Белария. Где нашли эти записи?
Мефистон: Нам их передал исследовательский отряд Адептус Механикус. Они утверждали, что обнаружили их на погибшем корабле, дрейфовавшем возле Вурдалачьих звезд. Их магос сказал, что он произвел анализ скрижалей и определил, что им несколько тысяч лет. С того момента, как Леонатос покинул Ваал, прошли годы, а не тысячелетия. Время в варпе действительно течет странно…
Данте: Варп приносит только ложь. Но автор, этот… Демосфен Кейн, знал о Леонатосе и его походе, и о его боевых братьях, отправившихся вместе с ним — хотя они многих, судя по всему, потеряли. Битва на Трамессине-IV описана так же, как в наших летописях — как и обстоятельства кровной клятвы с Кадмейскими янычарами.
Мефистон: Значит, вы считаете, что это правда?
Данте: Я считаю, что это и правда, и ложь одновременно. Если Леонатос действительно оказался на демонической планете, произошедшее там нельзя однозначно отнести ни к реальности, ни к иллюзии. Разве варп не извращает саму идею истины? Думаю, Леонатос жив, и его поход еще не закончен. Но описывает ли эта повесть по-настоящему реальные события? Было бы неразумно всецело доверять словам, порожденным варпом.
Мефистон: Может, это и ложь, командир, но смысла она не лишена. Она повествует о судьбе и о расплате. Могущественные силы следят за походом капитана Леонатоса, и они хотят, чтобы мы знали об этом. Независимо от того, как скрижали к нам попали, кто-то… Что-то рассчитывало, что мы их прочитаем. Леонатос стоит на пересечении многих судеб, я чувствую это. С того момента, как вы заменили его приговор изгнанием, вокруг него сплелись нити будущего. Он — пешка в тысячах чужих планов. О одних ему известно, об иных — нет. Но он в любом случае оставит свой след и в нашей реальности, и в варпе, как Кровавый Ангел или же как инструмент каких-нибудь неизвестных мне темных сил.
Данте: Леонатос пользовался большим уважением в ордене. Боевые братья захотят узнать, жив ли он.
Мефистон: Но если он мертв, а это послание — лишь поток лжи, призванный запутать нас…
Данте: Согласен. Мы не можем доверять этим словам. Хотя братья ордена были бы рады узнать, что Леонатос еще жив, если окажется, что это не так, они станут скорбеть еще сильнее, чем сейчас. И честь Кадмейских янычар будет несправедливо запятнана, если эти записи — очередная выходка варпа. Мы должны скрыть скрижали от остального ордена. Их читали только мы с тобой; пусть так будет и дальше.
Мефистон: Как вам угодно, лорд Данте. Я спрячу их в башне Амарео, в склепах, куда лишь старший библиарий и магистр ордена имеют право доступа. Возможно, однажды, когда их правдивость или лживость подтвердится, мы извлечем их оттуда. А пока они будут лежать вдали от посторонних глаз.
Данте: Мефистон, как ты думаешь, Леонатос вернется?
Мефистон: Думаю? Я думаю, что многие сыграют здесь свою роль: силы варпа, союзники и враги, которых Леонатос приобрел за время своего похода, боевые братья, сражающиеся за него… Но еще я думаю, что в конечном итоге ответ на этот вопрос будет зависеть от самого Леонатоса.
