Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ
С нижней палубы раздались крики. Уже не осталось сомнений — заключенные, пережившие обстрел из штурмовых болтеров, проникли на борт катера.
— Проклятье.
Септимус отвернулся от консоли и взялся за рукоять мачете, примотанного к его голени.
— Стоило попытаться.
Эвридика перебросила ему один из пистолетов:
— Похоже, мне все-таки не судьба вести корабль твоих еретиков-хозяев через Море Душ.
На губах ее появилась язвительная ухмылка, в равной степени окрашенная горечью, страхом и торжеством.
Септимус навел пистолет на запертую дверь рубки:
— Поглядим.
IX
ЧЕТЫРЕ БОГА
Наши братья бежали к самым границам Империума, чтобы укрыться в тени Богов Хаоса, взявших их под свое покровительство. Только мы, Повелители Ночи, сыны Конрада Курца, оказались достаточно сильны, чтобы не искать ничьей помощи. Мы обрушим свой гнев на предавший нас Империум. И хотя время и предстоящая нам бесконечная война могут разъединить и сломить нас, скверна не коснется Повелителей Ночи до тех пор, пока светят звезды!
Военный теоретик Малкарион Эпилог книги «Темный путь»Талос открыл глаза и обнаружил, что вокруг чернота.
Для того, кто видел в абсолютной тьме с такой же легкостью, как обычный человек при дневном свете, ощущение было непривычным и неприятным. Талос развернулся, по-прежнему ничего не видя и не зная, в чем причина — то ли чернильный мрак совершенно пуст, то ли сам Астартес ослеп. С немалой долей сарказма Талос сообразил, что обрек на подобную участь великое множество смертных, приходивших в себя в черных глубинах «Завета». Ирония происходящего заставила его скривить губы в осторожной улыбке.
Касавшийся кожи воздух был холоден.
Кожи? С чувством холода вернулось и зрение — теперь Талос мог видеть себя. Поднятые к лицу руки, мертвенно-бледные, в синеватом узоре вен, и рукава мундира из темной ткани. Боевой брони на нем не было. Как это возможно? Неужели рана оказалась настолько тяжелой, что Первому Когтю пришлось разрезать броню и…
Постойте. Его рана.
Талос распахнул мундир. На его теле — бледном, похожем на мраморные статуи воинственных богов Древнего Рима, — не было никаких ран. На груди темнели разъемы и порты для связи с системами брони, и под кожей проступали очертания черного экзоскелета, образующего еще один слой защиты и необходимого для взаимодействия с сенсорами доспеха.
Но никаких ран.
— Талос, — донеслось из черноты.
Талос развернулся, чтобы встретить противника, и рефлекторно потянулся за оружием. Но оружия при нем здесь не было — где бы это «здесь» ни находилось.
С ним говорил Повелитель Ночи. Талос мгновенно узнал броню, потому что это была его собственная броня.
Стоя в беспросветном мраке лицом к лицу с самим собой, Талос смотрел на призрака в доспехах со все возрастающей яростью.
— Что это за безумие?
— Это испытание, — откликнулся его двойник, снимая шлем.
Лицо под шлемом было и одновременно не было лицом Талоса. На пророка уставились глаза цвета серебра, а в центре лба пылало клеймо — тошнотворная руна, знак поклонения Темным Богам. Ожог был свежим, и по лицу двойника все еще струилась кровь.
— Ты — не я, — произнес Талос. — Я никогда бы не носил рабское клеймо Губительных Сил.
— Я — тот, кем ты можешь стать, — улыбнулось его отражение, сверкнув серебряными, как и глаза, зубами. — Если тебе хватит смелости развить свои способности.
«И если ты не захочешь выслушать предложение от меня, тебе придется выслушать его от моих союзников». Слова Магистра Войны прозвучали снова, тонкой струйкой сочась в сознание, как кровь, стекавшая в серебряные глаза его двойника.
— Ты — не один из Повелителей Хаоса, — сказал Талос своему отражению. — Ты не бог.
— В самом деле? — ответил тот со снисходительной усмешкой.
— Бог не стал бы сам являться за мной. Это слишком прямолинейно и грубо. Охотиться за одной-единственной душой? Никогда.
— Каждую секунду миллионы душ проходят перед моими глазами. Такова природа божества.
В этот момент Талоса посетила неприятная мысль.
— Я мертв?
— Нет, — снова улыбнулось божество, — хотя в материальном мире ты ранен.
— Тогда это варп? Ты вырвал мою душу из тела?
— Помолчи. Остальные на подходе.
Двойник не ошибся. Во мраке проявились другие фигуры — одна сзади, одна слева и одна справа, — окружив Талоса молчаливым караулом. Пророк не мог толком их разглядеть. Каждый раз, когда Повелитель Ночи поворачивался, он видел лишь смутную тень на границе поля зрения.
— Вот, — сказал первый, — что я тебе предлагаю.
Он протянул закованную в бронированную перчатку руку к Талосу.
— Ты прозорлив и умен. Ты знаешь, что ваши армии, армии потомков богов, потерпят поражение, если их не будут возглавлять истинные боги. Ваши божества из плоти пали. Ваши отцы убиты. У вас не осталось богов, а без богов вы проиграете.
— Коснись меня — и умрешь, — процедил Астартес. — Запомни мои слова. Если ты притронешься ко мне, то умрешь.
— Я — Слаанеш. Тот, Кто Жаждет. Во мне куда больше от бога, чем когда-либо было в твоем прародителе-примархе. И это, — повторило существо, — то, что я тебе предлагаю.
Талос…
…открыл глаза и очутился на поле боя.
Боя, в котором он одержал победу, неоспоримую и окончательную. Противник — имперская армия — превратился в кладбище мертвой техники и человеческих тел, раскинувшееся от горизонта до горизонта.
Талос стоял перед своими коленопреклоненными воинами. Новый боевой стимулятор, разлившийся по венам, приятно щекотал тело. Талос был ранен — на его непомерно раздувшейся боевой броне виднелись трещины, и из них стекала красная жидкость. Эти раны, резаные и рваные, открытые прохладному ветерку, причиняли столь сладкую боль, что Повелитель Ночи криком возносил благодарность далеким звездам.
Так вот что значило быть примархом? Смеяться над ранами, которые убили бы даже Астартес? Относиться к войне как к веселой игре, сокрушая при этом миллионы врагов мощью своих армий?
Быть может, что-то похожее испытывал Ночной Призрак. Такой же восторг. Окровавленные когти оставили свежие раны на щеках — Талос раздирал собственную плоть, смеясь от упоительной боли. Боль ничего не значила для бессмертного.
— Принц Талос! — скандировали его войска. — Принц Талос!
Нет, не скандировали. Это было молитвой. Они падали ниц, рыдали и молили его уделить им хоть толику божественного внимания. Это…
— …неправильно! — прорычал Талос. — Ночной Призрак никогда не пытался возвеличить себя и предстать перед нами бессмертным и совершенным. Он был обречен и проклят, и перенесенные им муки и боль делали его лишь сильнее. Он, — завершил пророк, развернувшись к Слаанеш, — жил не так. И я никогда не буду.
— Кирион, — улыбнулся его двойник.
Талос никогда не улыбался так.
— При чем тут Кирион?
Астартес сузил черные глаза и инстинктивно потянулся за оружием — но оружия не было.
— Я прикоснулся к его душе. Твой брат чувствует страхи всех живущих. Это мой дар ему.
— Он сопротивляется.
— Только на первый взгляд. Какая-то часть его сознания наслаждается стоном терзаемых душ. Он питается страхом. Ему нравится то, что он чувствует.
— Ты лжешь, — сказал Талос, но в его сорвавшемся голосе прозвучало сомнение. — Убирайся!
Первая фигура со смехом растворилась во мраке, но Талос этого не увидел — он уже обернулся ко второму призраку. Талос не удивился, обнаружив еще одного Повелителя Ночи в знакомых доспехах. Воин почувствовал, как губы его кривит улыбка: ничем не приукрашенная броня несла следы всех починок, и разнородные, собранные из других комплектов части стали видны невооруженным глазом. Нагрудник сохранил изначальный, темно-голубой цвет легиона Ультрамаринов. Наголенник ярко-желтый, как у Имперских Кулаков, а набедренник металлически-серых тонов ордена Стальных Исповедников. Это клоунское многоцветье погрузило Талоса в воспоминания о том, когда и где были добыты трофеи. Речь шла даже не о годах — о десятилетиях.
Особенно приятно было вспомнить о наплечнике, сорванном с мертвого тела ветерана ордена Багровых Кулаков. Они боролись врукопашную — безыскусная схватка, ярость против ярости. Удары бронированных кулаков оставляли вмятины на вражеских доспехах. Астартес сражались до тех пор, пока Талос не сумел пережать противнику трахею. После того как лоялист потерял сознание, Талос сломал ему хребет и размозжил череп о корпус «Лэндрейдера» Первого Когтя. Когда Багровый Кулак наконец-то испустил дух, Талос швырнул безжизненное тело на землю.
