Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус
— Как непохоже на Освященных, — комментирую я. В моих словах нет иронии. Отступление не в правилах этой банды. Они дерутся до конца, а иногда и ещё дольше.
— Согласен, — отвечает Кастигон. — Логичным будет предположить, что выход из боя был стратегическим маневром.
— Кораблю было больше ничего не нужно в системе, — делаю я свой вывод. — Вы просканировали планету?
— Да, множество инверсионных следов, растаявших уже, большая часть сконцентрирована над городом Векайра.
— Вторжение, — говорит Альбинус, — их силы уже полностью высадились.
Лицо Квирина становится маской ужаса. «Это не должно продолжаться, — выговаривает он, — освященные должны быть уничтожены».
— Конечно, они будут уничтожены, реклюзиарх, — голос Кастигона звучит раздраженно от того, что его наставляют в таком деле. — Вы можете себе представить, чтобы мы сдали предателям мир Империума без боя?
— Прошу прощения, капитан. В мыслях не было оскорбить вас. Но на кону гораздо больше, чем вы знаете. Это важно, так что я расскажу об этом, когда рота будет вся в сборе. Великолепная, священная судьба ждет нас внизу.
Великолепная. Священная. Этим словам здесь не место. Я без усилий дотягиваюсь до течений варпа и прикасаюсь к ним. Они влекут нас на поверхность Паллевона. Тяга просто непреодолима. Ничего святого нет в той катаракте под нами, куда мы вот-вот погрузимся. Хотя Квирин тоже не лжет. Я исследовал его так же тщательно, как и он меня. Он не запятнан. Вера его легендарна. Она всегда была примером для прославления. Она пронесла его сквозь испытания в эмпиреях и теперь нацелила на Паллевон. На Векайру.
В катаракту. Во тьму.
Мы высаживаемся на Паллевон. Мы высаживаемся во всеоружии. Мы спускаемся на крыльях ярости, неся правосудие, неся разрушение. Мы идем, чтобы карать, проводить зачистку и вычищать. Атмосфера Паллевона разрывается от дождя из пламени и железа. Десантные корабли, транспорты и десантные капсулы устремляются к поверхности. Их посадка это ритм: удар, взлет, барабанный бой, поддерживающий симфонию войны.
— Братья, — говорит Квирин, — во время моего изгнания в эмпиреях меня посетило видение.
Он говорил на посадочной палубе «Багрового призыва». Оружие было благословлено. Клятвы принесены.
Точка нашего сосредоточения — огромная равнина сразу за стенами города Векайра. Мы собрали свои силы в кулак. Мы стали самой ужасной осадной машиной.
— Под нами, — сказал Квирин, — есть святыня. Она посвящена нашему любимому примарху. Она была спрятана от посторонних глаз тысячелетия, но сейчас она раскрылась сама. Её существование — это награда за нашу веру. Это также вызов нашим качествам. Отыскать святыню и очистить её от мерзости падших, вот наша миссия. Это наша задача.
Про Паллевон известно довольно мало. Мы обладаем лишь обрывочными, разрозненными и древними данными. Я не отыскал при подготовке к десантированию ничего возрастом менее чем пять тысяч лет. В стороне от торговых путей, позабытый Адептус Администратум, Паллевон выпал из хроник. Это островок галактики, попавший в пузырь мрака. Он застаивался или поддавался разложению пять тысячелетий.
Не так давно я ходил по палубе корабля, исчезнувшего пять тысяч лет назад. Я не вижу здесь совпадения. Я вижу в этом замысел.
Мы высаживаемся. Мы готовимся к наступлению. Нет вообще никаких вокс-трансляций в эфире над Паллевоном. Подобная тишина ожидалась в отношении захваченной Векайры. Но весь остальной мир тоже молчит. Никаких внутренних переговоров. Не наблюдается мобилизация СПО. Только могильная пустота без движения.
Квирин закрепил на броне Кастигона печать чистоты. От печати тянется свиток с нанесенными на него литаниями для нашей миссии. Теперь наш путь стало невозможно изменить не только в поле судьбы, но и по долгу. Посадочная палуба наполняется гулом одобрения. Слова Квирина наполнили моих братьев надеждой.
Я не зову их глупцами. Я просто говорю, что они неправы.
Квирин, Кастигон и я стоим перед вратами Векайры. Мы смотрим со стен вниз по склону на равнину и на свирепое зрелище развёртывающейся Четвёртой роты Кровавых Ангелов. Солнце Паллевона относится к классу красных гигантов. Дневной свет выглядит как бесконечный закат, вечером световые потоки кровавого цвета отползают прочь к горизонту. В отсветах умирающего дня наш сборочный пункт обращает поток крови вспять. Багровый шторм подымается, чтобы смести всё на своем пути. Воздух разорван рёвом «Громовых ястребов», «Штормовых воронов» и «Штормовых когтей», сотрясающими землю рыками «Хищников Ваала», «Лэнд Рейдеров», «Рино» и уверенным, беспощадным топотом керамитовых ботинок.
Если бы только видения Квирина привели нас на эту планету, в этот город, в это время, то я бы констатировал безумие подобного развертывания. Но Паллевон подвергся массовому вторжению сил предателей. Это установленный факт. На подобное осквернение мира Империума есть только один ответ. И мы его дадим.
Знаменосец Маркос присоединяется к нам. Он вскидывает наш стяг к небесам, в то время как Кастигон поднимает руки — в правой болтер, в левой — цепной меч. В этот момент политик ушёл. Остался воин, чемпион Императора, и нет никаких сомнений, что он достойный лидер Четвёртой роты.
— За Императора и Сангвиния! — кричит Кастигон, вокс динамики разносят его голос до дальних уголков сборочного пункта.
— Смерть! — приходит ответ. «СМЕРТЬ!» Столько мощи в одном слове, такая концентрация коллективной воли, что её одной почти достаточно, чтобы обрушить стены.
Мы выступаем. Мы выламываем ворота. За ними широкая главная улица, ведущая к внутренним районам города. Прямой линией она уходит вперед на две тысячи метров. Мы идем по ней единым целым, вооруженные огнём, оружием и яростью. Над нами летят корабли поддержки, сначала в формации, затем они рассыпаются для манёвров среди шпилей Векайры. Проспект заканчивается, разделяясь на узкие улицы, мы идем по ним, словно пальцы огромной багровой перчатки.
Мы не встречаем сопротивления. Нет никого, чтобы даже заметить наше появление. Ни одного огонька не появляется в слепых окнах башен с наступлением ночи. Вдоль улиц не стоят толпы перепуганных зевак. Никто не поёт гимнов и не воздаёт благодарных молитв. Узкие каньоны улиц разносят гулкое эхо нашего марша. Эхо — единственный звук в городе. Это не город, а сборище монументов.
Кладбище.
Не по этой ли причине я чувствую родство с этим местом? Возможно ли, что я, Властелин Смерти, наконец-то нашёл свои владения? Если так, то ни впечатляют: богатые, обширные и величественные. Векайра не улей, но, несомненно, перед своим концом она уже почти достигла критической плотности, которая привела бы её к виду спирали-муравейника, что является жизнью и судьбой любого улья. Башни Векайры толкаются друг с другом, и как деревья в джунглях, тянутся к небесам, стараясь перерасти соперников, чтобы ухватить побольше света умирающего солнца. Уровень улиц — это царство вечной тени. С приходом ночи башни исчезают из виду. Лишь прожекторы наших машин выхватывают фрагменты зданий из тьмы. Они старинные, величественно-громоздкие. Это старый город. Смерть его пришла не с вторжением Освященных. Ничто здесь не жило уже долгие годы. Камни выпирают из башенных фасадов. Окна превратились в мертвые провалы величественных витражных розетт, ныне подернутых пленкой и заполненных лишь тьмой. Сводчатые аллеи ведут от шпиля к шпилю. Но красота поблекла, порушилась, раскрошилась. Время источило Векайру. Улицы замусорены упавшими камнями. Некоторые аллеи обрушились полностью, блокируя пути, заставляя идти в обход. Здания обветшали, стены подернуло рябью. Улицы города превратились в рваные линии. Тысячелетия минули, и ни одна рука не поднялась, чтобы противостоять им, камни разрушались ветром и дождями, градом и морозами. Ничто не ремонтировалось со времен Эры Отступничества.
Несмотря на всеобщий упадок, на то, что Векайра медленно обращалась в пыль, она всё же заслуживала уважение. Что-то уничтожило город. Смерть, должно быть, настигла его внезапно, потому как нигде не видно разрушений свойственных для впавших в варварство горожан. Соборы гордо возвышаются, неоскверненные и неразрушенные ничем, кроме самого времени. Жизненная сила была украдена из Векайры, и всё же он узнаваем. Город сохранил верность Императору.
Я отдаю должное его вере.
Зрелище стоической смерти, сквозь которое мы идём, очень кстати. Как раз такое, какое сейчас необходимо. Мне не понравился приём, оказанный видениям Квирина. Кровавые Ангелы уже страдали из-за грандиозных религиозных заявлений ранее. Я не допущу, чтобы мы попали в эту ловушку вновь. Наша встреча с этим городом безмолвных башен подрывает бездумный энтузиазм. Я замечаю, не без толики удовлетворения, что окружающая обстановка повлияла и на Квирина. Он хотя бы на время прекратил пророчествовать. Он идёт молча, шлем его поворачивается, когда он поочередно рассматривает открытые двери, пустые окна, а потом пустынную улицу. Он, Альбинус и я идём во главе колонны. Кастигон перебазировался на «Рино» «Эхо Зорана» и командует с этого мобильного штаба на расстоянии двух перекрёстков от нас.
