Елизавета Дворецкая - Спящее золото. Книга 1: Сокровища Севера
– А что же молчит Вигмар Лисица? – спросила вдруг фру Арнхильд. Проницательная хозяйка понимала: спокойствие Вигмара означает, что он припас нечто невиданное и даже не боится соперничества. – Или ему нечего показать людям? Я не верю в это – кто же сравнится с ним в доблести?
Гости замолчали, ожидая ответа Вигмара. А тот лишь равнодушно пожал плечами, словно его спросили, какая завтра будет погода:
– Зачем тратить много слов? Все, у кого есть глаза, уже увидели, что я принес с собой.
Вигмар даже не обернулся, но взгляды устремились к копью, прислоненному к стене за его плечом.
– Я заметил, что ты обзавелся новым копьем взамен утопленного! – сказал Кольбьерн хельд, мельком подмигнув сыновьям. – Чего же в нем такого любопытного?
– А я думал, у вас память получше! – с самым искренним дружелюбием ответил Вигмар.
– Память? – Кольбьерн хельд вскинул брови.
– Конечно. Я слышал, что Старый Олень приходил к вам во двор с копьем. Приглядись получше, и пусть твои люди тоже посмотрят – не то ли это копье?
С этими словами Вигмар вытащил копье из-за спины и поднял так, чтобы все могли его увидеть. В гриднице застыла тишина: видевшие копье разглядывали его и силились узнать, а не видевшие – разглядывали и ожидали ответа видевших. Лица Стролингов как-то разом погасли и вытянулись – они узнали. Копье было то самое. А это значит…
– Ты его убил! – ахнула Рагна-Гейда, посмотрев наконец прямо на Вигмара.
В ее глазах плескались ужас и восторг, и в душе Вигмара вдруг вскипело и заискрилось такое ликование, такое торжество победы, что захотелось немедленно выйти на битву с десятком мертвецов.
Он смотрел прямо ей в глаза так твердо и весело, что сомневаться дальше было невозможно – это правда. В его взгляде виделось торжество, напоминание и какое-то обещание – и вдруг стало так радостно, как будто удивительная победа принадлежит ей самой. То самое чувство единения, мучавшее ее угрызениями совести во время буйства мертвеца, теперь наполняло гордостью и счастьем. Веселье бурлило горячим ключом; казалось, разведи руки в стороны – и приподнимешься над полом, легкая и сильная, как птица. Она выбрала правильно – он и правда лучше, отважнее, сильнее, даже красивее всех на свете!
– Гаммаль-Хьерт больше никогда не выйдет из своей могилы! – весело заверял Вигмар. – От него осталась маленькая кучка пепла. Она уже никому не причинит вреда. Но и новых сокровищ из кургана больше никто не достанет – ворота закрыты крепко и навсегда. Так что пришла пора выбрать наилучшее сокровище и назвать того, кто выиграл наш спор.
Рагна-Гейда встала на ноги, следом за ней невольно поднялись и Скъельд, и Модвид Весло. Помедлив, Вигмар тоже встал, опираясь на древко копья. Широкий и длинный наконечник с золотой насечкой сверкал острыми гранями, как застывшая молния. Он казался сердцем всей палаты, как огонь, притягивал все взгляды, подавлял робких, внушал зависть сильным. Кольбьерн хельд хмурился с беспокойным недовольством, лицо Модвида застыло. Почему-то все они заранее знали, что выберет Рагна-Гейда.
А та смотрела то на Вигмара, то на копье в его руках, начисто забыв обо всех остальных. Затаив дыхание, гридница ждала, что скажет хозяйская дочь, но она не находила слов. Мысли толкались, как люди в доме возле узких дверей, мешая друг другу, а разум призывал к осторожности: не скажи такого, о чем потом пожалеешь. Хотелось рассказать Вигмару, как она восхищена им, но разве можно это сделать при всех. Да и к чему слова: он видел счастливый восторг в глазах, он все понимал.
И тогда заговорил сам Вигмар. Все получилось точно так, как он воображал, сидя в кургане в ожидании его мертвого хозяина: на них с Рагной-Гейдой смотрела сотня глаз, но он должен был сказать о своей победе и своей любви только ей. И он произнес:
На словах ловить нетрудно
выкуп выдры в недрах темных;
пламя битв Олень утратил:
слов на ветер скальд не скажет.
Каждый горд удачей дивной —
дар доставил Ловн полотен.
Верный выбор Фрейе* злата —
верит скальд – укажут боги.[24]
Рагна-Гейда хотела бы ответить стихом, но слова и строчки не шли на ум.
– Я думаю, что Вигмар сын Хроара раздобыл лучшее сокровище кургана, – просто сказала она. – Кубки и та другая вещь, – она повела рукой в сторону Модвида, но даже не взглянула на него, не в силах отвести глаз от Вигмара, – хороши, но эти сокровища их хозяевам придется защищать. А копье само защитит владельца.
– Хорошо же оно защитило прошлого!! – с досадой бросил Скъельд. – Смотри, Вигмар, как бы это копье и тебе не принесло смерть, как Гаммаль-Хьерту!
Спорить с решением Рагны-Гейды было бы глупо – сочтут вздорным завистником и не больше, – но все же Скъельд не мог так легко принять поражение и злился на сестру. Встречи с мертвецом, которыми он лишь сегодня утром так гордился, теперь жгли позором. Лисица неспроста усмехается: наверняка тролли нашептали, как его, Скъельда сына Кольбьерна, тащили из кургана на веревке, а он дрыгал ногами и орал!
– Мне не предрекали смерти от собственных сокровищ! – весело ответил Вигмар. Сияние глаз Рагны-Гейды сделало его совершенно счастливым, он не испытывал никаких дурных чувств к ее родне, и даже яркая досада, написанная на лицах Стролингов, ничего не значила.
– А от чужих? – ядовито осведомился Фридмунд Сказитель, стремясь отыграться хоть как-нибудь.
– А чужое на то и существует, чтобы стать своим! – уверенно ответил Вигмар и вдруг так дерзко взглянул прямо в глаза Фридмунду, ждавшему ответа, что все Стролинги разом вздрогнули. Показалось, что Вигмар имеет в виду их собственные сокровища. Какие?
– …и тогда злобное колдовство квиттинской ведьмы вызвало чудовищного тюленя, который утопил все наши корабли… Конунг Стюрмир со своими людьми был рад услышать о нашем позоре… Гримкель Черная Борода говорил, что не продаст нам железа… Они боятся нашей мощи… Квитты – наши враги, и ни один из фьяллей не сможет быть спокоен за свою честь, пока мы не рассчитаемся с ними за обиды!
– Веди нас, конунг! Пусть у нас будет одна судьба с тобой! А в квиттинских усадьбах найдется достаточно добра, чтобы вознаградить нашу доблесть!
Эрнольв Одноглазый молча кивал головой, глядя в свой кубок. В каждой усадьбе, где останавливался Торбранд конунг по пути на север, слышал он эти воинственные речи.
– Я клянусь памятью моих предков, что пойду с тобой в поход, конунг, и пусть у нас будет одна судьба! – провозглашал хозяин, местный хельд, поднимая к закопченной кровле посвященный Одину рог. – Я клянусь именем Отца Ратей: я не отступлюсь от тебя до самой победы и лучше погибну в битве, но не покажу себя трусом!
Родня и дружина хозяина радостно вопили, предвкушая будущие подвиги, добычу и славу. Их мечи и копья соскучились праздно украшать стены, в глазах хозяев уже блестело квиттинское золото, в ушах звенели победные кличи и хвалебные песни. Эти люди не видели черную спину квиттингского чудовища в бурных волнах, они еще не теряли братьев.
Смелым в сраженьях
радость приспела:
молнии блещут —
то копья валькирий!
Гремит их оружье,
как гром поднебесный! —
пел Кольбейн ярл, кроме смелости одаренный еще и хорошим звучным голосом. Торбранд конунг не сводил глаз с певца: эта песня звучала на каждом пиру, но каждый раз он слушал, как впервые. Жажда мести так глубоко вошла в сердце, что он почувствовал бы себя опустошенным, если бы ее вдруг не стало. Убежденность конунга заражала всех вокруг, и забывались страшные рассказы о квиттинской ведьме и чудовищном тюлене, опасения уступали место отваге. Это очень просто и не требует размышлений: обида конунга – обида всего племени, а за обиду надо мстить, за кровь брать кровью. Так завещано предками, а предки не могут ошибаться.
Молнии моря
щедро он дарит
верной дружине —
вот слава конунга!
Волки и вороны
рады добыче,
Павших Отцу
угодить он умеет![25]
Хельды и их хирдманы радостно кричали, прославляя Одина и Торбранда конунга, а Эрнольв думал о теле Халльмунда. Едва ли тот, кто нашел рунный полумесяц, дал себе труд похоронить тело врага. Оно досталось волкам и воронам. А все эти люди, ослепленные жаждой мести и наживы, почему-то не думают, что в число жертв богу войны могут попасть и они сами. Разве высшее счастье не в том, чтобы со славой погибнуть и попасть в Валхаллу? Фригг и Хлин да будут с тобой, бедный одноглазый безумец! Если не в этом, то в чем же тогда? Не знаешь? Вот и молчи.
– Что ты притих, Эрнольв? – окликнул вдруг Хродмар сын Кари. – Тебе не нравится эта песня – так сложи новую, получше. Ты ведь теперь стал так красноречив!
Эрнольв не сразу нашел взглядом Хродмара: слишком много народа набилось в тесную гридницу. Сидели на полу и на скамьях, было полутемно и очень надымлено. А, вон он: светловолосая голова виднеется возле подлокотника почетного хозяйского сиденья, сейчас занятого конунгом.
