Брайан Херберт - Битва за Коррин
Сыпались искры, отваливались детали. Передаточные механизмы были разбиты, гель-контурные модули вылетали из гнезд и рассыпались по мостовой. Толпа не остановилась и не прекратила своего буйства до того момента, когда на месте бывших боевых роботов оказались разбросанные куски металла и пластика.
— Мы сможем с пользой употребить этот металл, — бодро заявил военный администратор. — Мартиристы уже начали выполнять программу по использованию металлолома для производства строительных материалов, сельскохозяйственных орудий и плотницкого инструмента. В древних писаниях тоже содержался призыв перековать мечи на орала.
— Недостаточно победить миньонов всемирного разума, — согласился с ним Нар Триг. — Победа будет слаще, если мы заставим их служить себе.
— Как Хирокса, — подчеркнул Истиан. Но друг в ответ промолчал.
Я представлял себя на месте Омниуса и мне виделись те далеко идущие решения, какие я мог бы принимать на его месте.
Эразм. ДиалогиВопреки обещаниям Рекура Вана, новая версия Серены Батлер оказалась сплошным разочарованием. Еще одна ошибка.
Эразм тем не менее продолжал надеяться, что неудачи с созданием Серены не являются неисправимыми. Используя сохранившиеся клетки Серены, которые он привез в машинный мир после бегства из Лиги и рассчитывал использовать как залог в торге по поводу своей безопасности, тлулакс снова и снова старался воссоздать женщину, но каждый раз сталкивался с одной и той же проблемой. Он вывез с Тлулакса клетки, в которых содержалась только генетическая программа внешнего вида — но не она сама. Не ее сущность. Секрет заключался не в клетках, но в ее душе — как бы сказала сама Серена.
И вот теперь лишенный конечностей торговец плотью дерзко отказался заниматься выращиванием других клонов.
Вероятно, это была реакция на неудачу, постигшую Рекура Вана и Эразма в выращивании приживленных зачатков конечностей пресмыкающегося. После многообещающего начала трансплантаты отторглись и отвалились от плеч, оставив очаги гнойного воспаления и обнаженные участки плоти. Тлулакс сильно расстроился, и это плохое настроение наверняка отразилось на неудачном исходе опытов по воссозданию Серены. Для того чтобы покончить с этим, Эразм отрегулировал дозы лекарств, которые он вводил Рекуру, чтобы тот сосредоточился на деле и забыл о несущественных мелочах. Этот человек постоянно требовал внимания и изменений схем лечения.
Нельзя одновременно заниматься многими вещами и смешивать опыты, думал независимый робот.
Теперь, видя фальшивую Серену в своем великолепном ухоженном саду, Эразм все же надеялся, что в ее лавандовых глазах промелькнет узнавание или хотя бы страх. Верный и послушный Гильбертус стоял рядом с роботом.
— Она выглядит точно так же, как на сохранившихся изображениях, отец, — сказал Гильбертус.
— Внешность часто оказывается обманчивой, — ответил Эразм, выбрав фразу из хранившихся в его памяти словесных клише. — Она соответствует человеческим стандартам красоты, но этого одного недостаточно. Это не то, чего я от нее жду.
Обладая бездонной и безотказной памятью, Эразм мог в точности воспроизвести все свои беседы с прежней Сереной Батлер. Он мог оживить в памяти все те многочисленные споры, которые они вели, когда Серена была особой рабыней на Земле. Но Эразм желал нового опыта общения с прежней Сереной, продолжения овладения теми знаниями, которые он получал, беседуя с ней. Эти озарения могли стать великолепным контрапунктом к опыту, который он получал, общаясь с Гильбертусом.
Нет, этот новый клон Серены тоже никуда не годится.
Она была тупа и неинтересна, как и все прочие образцы человеческого типа, и не обладала памятью и чистым упрямством, от которого Эразм, помнится, получал большое удовольствие. Да, эта новая женщина достигла физической зрелости, но не обрела просвещения прежним опытом.
— Мне кажется, что ее возраст эквивалентен моему кажущемуся возрасту, — сказал вдруг Гильбертус.
Почему он так заинтересовался этой женщиной?
Реальная Серена Батлер воспитывалась в Лиге Благородных, где она научилась верить в разнообразные интересные глупости вроде превосходства человека и врожденного права на свободу и любовь. Эразм досадовал, что в то время не обратил должного внимания на уникальность Серены. Но теперь было поздно жалеть об этом.
— Ты не знаешь меня, да? — спросил он у нового клона.
— Ты — Эразм, — ответила она, но голос ее был при этом ровен и бесстрастен.
— Я подозревал, что именно так ты и ответишь, — сказал Эразм, зная наперед, что надо сделать. Он не любил напоминаний об ошибках, когда они слишком часто попадались ему на глаза.
— Пожалуйста, не уничтожай ее, — попросил Гильбертус. Робот обернулся к своему воспитаннику, не забыв изобразить на металлическом лице удивленное выражение.
— Позволь мне говорить с ней, учить ее. Вспомни, что когда ты взял меня из рабского загона, я тоже был необразован, дик и пуст, не выказывая своих потенциальных возможностей. Может быть, заботой и терпением я смогу чего-нибудь добиться.
Внезапно Эразм все понял.
— Ты находишь Серену Батлер привлекательной?
— Я нахожу ее интересной. Из того, что ты рассказывал о прежней Серене Батлер, я заключил, что она сможет быть подходящей спутницей для меня, разве не так? Может быть, она сможет стать мне подругой?
Робот не ожидал такого поворота событий, но он показался ему весьма интригующим.
— Мне следовало подумать об этом самому. Да, мой Ментат, постарайся сделать это.
Рассматривая клон женщины, Гильбертус вдруг испытал робость, ему показалось, что он взваливает на плечи слишком тяжкую для себя ношу.
Робот решил подбодрить его.
— Даже если эксперимент не удастся, я все равно сохраню тебя, Гильбертус. Я никогда не пожалею о таком объекте эксперимента, как ты, — и о таком спутнике и товарище.
Для того чтобы лучше изучить предпочтения человека, Эразм сконструировал множество тренажеров, которые должны были укрепить мышцы Гильбертуса. Некоторые тренажеры были очень просты в применении, другие, напротив, представляли собой весьма сложно устроенные механизмы, трудные в управлении. Гильбертус был великолепным образчиком человека — как в физическом, так и в умственном отношении, — и Эразм стремился сохранить этот пик формы. Подобно механизму, живой организм нуждался в постоянном поддержании работоспособности.
Регулярно тренируясь, Гильбертус стал безупречным образцом мужчины с точки зрения физического совершенства. Когда человек постоянно использует компоненты своих мышц, сила его увеличивается; если же робот постоянно задействует компоненты какого-либо механизма, то он скорее изнашивается. Это была странная, но фундаментальная разница между людьми и машинами.
Эразм наблюдал, как Гильбертус без труда пробегает по дорожке много километров, поднимая при этом тяжести и занимаясь силовыми упражнениями для верхней половины тела в специально сконструированных полях сопротивления. Ум этого человека был упорядочен до невообразимой для существ его вида степени; все мышление было разложено по полочкам, разделено на ячейки, и только поэтому он мог выполнять такие неимоверно сложные упражнения. Обычно Гильбертус в течение дня тренировался на тридцати снарядах, практически не отдыхая. Единственное, что ему приходилось делать, — это пить воду для компенсации ее потерь.
Так как тренировки отнимали много времени, Эразм сделал новое предложение:
— Пока ты укрепляешь свою физическую силу и выносливость, ты можешь точно так же тренировать свои умственные способности, мой Ментат. Ты должен также упражнять память, делая вычисления и решая головоломки и отгадывая загадки.
Гильбертус помолчал, тяжело дыша. На соломенно-желтых волосах блестел пот, на лице появилось выражение, которое Эразм истолковал как удивление.
— Именно этим я постоянно и занимаюсь, отец. Я тренирую тело и ум одновременно. Я постоянно произвожу вычисления, выполняю проекции фигур и решаю уравнения. Каждая задача требует знаний, недоступных обычному мыслителю. — Сделав паузу, он добавил: — Я говорю тебе это, чтобы ты поверил в то, что ты сделал из меня.
— Ты не можешь обмануть меня. Какой цели ты сможешь достичь обманом?
— Ты сам учил меня, что людям нельзя доверять, отец, и я хорошо усвоил урок. Я не доверяю даже самому себе.
Гильбертус был его воспитанником уже почти семь десятков лет, и Эразм не допускал даже мысли о том, что этот человек может тайно обратить свои способности против мыслящих машин. Он бы уловил изменения в настроении Гильбертуса, да и Омниус бы усмотрел доказательства измены — наблюдательные камеры витали повсюду, и спрятаться от них было практически невозможно.
