Аарон Дембски-Боуден - Кровавый Грабитель
Ну, что-то в этом роде.
На нем были видны неровные помехи, что указывало на нечто гораздо худшее, чем сбой настройки. Возможно, отказ техники. Ни картинки, ни звука, вообще ничего. Не то, чтобы существовавший на Ганге бесконечный цикл проповедей Экклезиархии, некрологов и трансляций по технике безопасности был захватывающим, однако он был лучше, чем одни лишь помехи.
Он постучал по индикатору громкости. Даже на пределе громкости тишина только превратилась в шепчущий свист мертвых голосов помех. Чудесно. Нет, правда. Просто замечательно. Можно подумать, у него были лишние кредиты на повторный вызов технических сервиторов. Прекрасно.
Он позволил пульту выпасть из заляпанных маслом пальцев, и тот тут же развалился на полу на две части, снова оставшись без батарейного отсека. Затем он громко произнес в пустоту жилого помещения: "Да и хрен с ним!", решил, что слишком устал, чтобы разложить диван в кровать, и начал работать над тем, чтобы проспать еще один бесцельный день во все более бесцельной жизни.
Гордился ли он? Нет. Но еще "всего" семь лет этого — и он накопит достаточно, чтобы навсегда выбраться с Ганга, сев на корабль куда-нибудь еще — в место с чуть менее мрачными перспективами. Он бы уже давно записался в Имперскую Гвардию, если бы проклятые глаза хоть что-то видели как следует. Но они и не видели, и он не записался.
Вместо этого он обслуживал здесь строительные конвейеры, со вздохами делая работу, которую сочли слишком неквалифицированной, чтобы утруждаться программированием сервитора для нее.
Занимая этими мыслями основную часть больной головы, Марук уплывал в дрему. Сон не был спокойным, однако это не имело значения. поскольку он все равно не продлился долго.
Экран завизжал.
Марук, издав серию ругательств, рывком вернулся с грани сна, схватил пульт и хлопнул батарейным отсеком, ставя его на место. Он приглушил громкость, ощупывая свободной рукой собственные уши, чтобы убедиться. что они не кровоточат.
Не кровоточили. Это его почти удивило.
Взгляд на настенный цифровой хронометр показал, что он спал, ну или почти спал, меньше пяти минут. Звук отчетливо вернулся на монитор, хотя это не было похоже ни на какие из слышанных им ранее помех. Этот модуль создавал ему немало технических проблем. Раньше экран трещал, жужжал, хлопал и шипел. Но никогда не визжал.
С затуманенным зрением и пусльирующей головной болью, он снова прибавил громкость. Звук стал сильнее, но не отчетливее. Визг измученной машины с болезненно высокой тональностью. Сотня человеческих голосов, лишенных формы и гармоничности, которые превратились в нечеловеческие, утонув в помехах. То и другое, и в то же время ничего из этого.
Над головой моргнуло освещение. Надвигалось очередное отключение энергии. Ганг и в лучшие времена был запущенным захолустьем, застрявшем на орбите мертвого мира в самой заднице пустоты. В последний раз, когда свет отключался, его не было три дневных цикла, пока технические команды снова не вернули генераторы к жизни. Разумеется, работа не прекращалась. Только не с тем планом, который ставился каждому сектору. Весь западный район станции провел семьдесят часов, трудясь при свете факелов. Десятки чернорабочих лишились в механизмах конечностей или пальцев, и некрологи за ту неделю растянулись, будто молитвенный свиток на праздник всех святых.
Марук соскорчил с дивана как раз в тот момент, когда освещение отключилось. Шаря в темноте, он добрался до стены и открыл аварийный шкафчик, где находился его осветитель и кучка стандартных батарейных блоков, используемых во всех скудных и примитивных приборах жилого отсека. Он всегда отличался небрежностью по отношению к их подзарядке, так что теперь было загадкой, какие все еще оставались рабочими. Действуя при дрожащем освещении ручного светильника, он рассовал все восемь дисков размером с ладонь по наружным карманам, а затем рухнул обратно на диван, чтобы дождаться неизбежного обращения к персоналу, где будет сообщаться, чтобы они все "вели себя, как обычно" и что "освещение будет восстановлено в кратчайшие возможные сроки".
Трон. Ну и дыра.
Прошло две минуты, затем пять. Пять сменились десятью. Марук периодически щелкал осветителем и наводил его луч на настенный хронометр, хмурясь по мере течения времени.
Наконец, из установленного над дверью вокс-динамика раздался звонок. Но вместо ожидаемого автоматического сообщения станционная вокс-система издала тот же визжащий вопль. что и экран, только вдвое громче. Руки прижались к ушам, как будто пальцы и грязные ладони могли сдержать больше сотни децибелов вопля, от которого болел череп. Марук ударил локтем по дверному запору и на коленях вывалился в общий коридор. Звук последовал за ним, палубные динамики вопили точно так же. Скользнув, открылись и другие двери, но от этого звук только усилился: вопль рванулся из индивидуальных жилых отсеков вместе с вышедшими из своих комнатах пошатывающимися членами персонала.
Что за чертовщина творится?
Он выкрикнул эти слова, но так и не услышал, как они покинули его глотку, и никто поблизости не ответил.
Когда все покатилось прямиком в ад, Арелла рассказывала историю про свою кошку. Это был не особо веселый или интересный рассказ, однако на наблюдательной палубе считалось желанным развлечением все, что помогало скоротать время. Рабочие смены всегда состояли в проведении двенадцати часов за наблюдением за ничего не показывающими экранами сканеров, чтением рапортов экипажа, которые никогда не отличались от аналогичных за предыдущие дни, и обсуждением того, что все они будут делать, когда их переведут с этой заброшенной станции снабжения и, будем надеяться, вернут обратно на настоящую флотскую службу. .
Сегодня что-то происходило, и несущий смену экипаж не был особенно в восторге. Старший офицер, Арелла Кор особенно пылко желала, чтобы все оставалось в покое.
Система вооружения была активна, оборонительные турели глядели в пустоту. Щиты работали, многослойные сферы незримой силы защищали безобразный корпус станции. Арелла перевела взгляд на таймер своей консоли. С момента начала помех прошло семь минут и сорок одна секунда. Она называла это "помехами", поскольку такая формулировка звучала гораздо менее тревожно, чем "проклятый вопль".
На данный момент проклятый во… то есть, помехи транслировались по внутренней вокс-сети, вереща с безумной громкостью на каждой палубе. Отключить их было невозможно, причем никто не знал, почему.
— Только что отключилось освещение в Западном-Два, — воскликнул один из остальных. — Вот дерьмо… еще и Западный-Один. И Западный-Три. И весь Восточный сектор. И…
Как раз в этот момент свет погас и на командной палубе. Заработали резервные генераторы, погрузив их всех в вызывающее головную боль красное аварийное освещение.
— Это внешний сигнал, — офицер у соседней консоли постучал по своему экрану, похоже, одному из тех немногих на борту станции, которые еще функционировали. — Что бы это ни было, оно исходит откуда-то оттуда.
Арелла сдула с лица прядь волос. На командной палубе всегда было слишком жарко, система фильтрации воздуха никогда не работала как следует. От стресса легче не становилось.
— Подробности? — она промокнула рукавом вспотевший лоб.
Офицер снова ткнул в экран кончиком пальца.
— Передача с неизвестным источником, десять минут назад. Вот она, отражена в архиве. Когда когитаторы обрабатывали сигнал, чтобы записать его и сохранить в файл, он… распространился. Практически как болезнь. Он захлестнул определенные системы станции: коммуникационное оборудование и наиболее примитивные части энергосистемы.
Арелла прикусила нижнюю губу, борясь с потребностью выругаться.
— Гравитация?
— Без отклонений.
— Щиты?
— Все еще подняты.
— Атмосфера. Жизнеобеспечение. Оружие.
— Все продолжает работать. Это простой, грубый, рандомизированный пакет мусорного кода. Он не в состоянии отключить что-либо сложное. Только коммуникации, ауспик и… похоже, что не работает сеть освещения. Самые простейшие системы, но все они заполнены вторгшимся кодом, который мешает их работе.
Она снова посмотрела на собственный экран сканера, на тот же самый поток испорченных данных, который она наблюдала последние десять минут.
— Сканеры, свет и вокс. Мы слепы, глухи и немы. И вы знаете, что нам за это надают по зубам. Лязгуны найдут недостатки во всех наших записях. Вот увидите, — словно это могло что-то изменить, она впервые за все бесчисленные смены рассеянно расстегнула верхнюю пуговицу форменного кителя.
— Вас не тревожит, что это может быть нападение? — спросил другой офицер.
Арелла покачала головой.
— Наши щиты и оружие все еще работают. Волноваться не о чем, кроме того, кого сочтут ответственными механикус. А это будем мы. Чертовы лязгуны с их коэффициентами прибыли.
