Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 1: Гроза над полем
На привалах, особенно ночных, когда в укромных местах разводились костры, а над ними вешались черные котлы, Вышень нередко принимался рассказывать о землях по Оке, куда лежал их путь, о далеких странах, хоть он уже рассказывал об этом не раз. Его слушали с удовольствием – чем еще заняться, пока похлебка варится?
– Что ты парням душу травишь? – как-то сказал Вышеню Толига. – Ты не забыл, куда мы путь-то держим? Нам княжон вызволить и домой скорее ворочаться. А ты тут распелся, как птица Нагай, будто мы на хазар воевать идем и все их сокровища завоевывать. Ага, двумя десятками копий. Только онучи перемотаем!
– А что же и не пойти? – ответил Вышень и продолжал, оглянувшись, не слышит ли их кто-нибудь лишний. – Двумя десятками хазар не завоюешь, да что же, у нас на Угре и людей нет? Мужики повывелись, одни бабы остались? Ты сам-то подумай, Толигнев. Вырастил ты княжича, воспитал, а дальше что? Так и сидеть ему, ждать, пока сперва отец, потом оборотень ему стол угрянский освободят?
– Ты о чем это, Вышко? – Толига выразительно выпучил глаза. – Тебе что же – князь не нравится?
– Да ну тебя, дурень! – Вышень махнул рукой. – Как это мне может князь не нравиться, когда мы с ним одного рода и пращур у нас общий? Что же я тебе, упырь какой, родства не помнящий? Я тебе про что толкую?
– Вот я и не пойму, про что такое ты толкуешь! – Толига нахмурился.
– Про то, что варга Лютомер Хвалиса твоего сожрет и не подавится. А сам навек в лесу сидеть останется, с волками своими. Хоть Вершина и говорит: вот вернется Лют из леса, женится, внуков мне родит! Жди! Уж лет семь этого счастья дожидаемся. А Люту ты помнишь сколько лет? Я сам у бабки Темяны спрашивал, она ж его принимала, – с этой весны двадцать пять! У него полное посвящение волчье. Уж если он до таких лет из Варги не вернулся – все уже, навек душа его лесу принадлежит. А если и придет в Ратиславль, все равно в душе волком останется. Недаром его Семилада от Велеса родила. Так что считай, Толига, нет у Вершины сына Лютомера. А есть Хвалислав, старший его сын. За него нам и надо держаться, если не хотим, чтобы правил нами волк лесной.
– Вот у тебя какие мысли! – Толига даже растерялся немного от неожиданности. В Ратиславле, конечно, поговаривали, что старший княжич уж слишком долго задержался в Варге, но сам князь Вершина пока был крепок и бодр, немедленной надобности в выборе наследника не имелось, и Ратиславичи особенно не задумывались над этим.
– Да не у меня одного такие мысли, чтоб ты знал. Многие люди так думают, и сродники, и себры! Это ты, Толига, дальше носа не видишь, а слышишь только то, как за стол зовут.
– Зато ты, я смотрю, больно умный! – Толига даже отодвинулся слегка, намекая, что не желает иметь с этим умником ничего общего. – То, что ты надумал, Вышко, большой кровью пахнет! И не чужой, а нашей, ратиславльской! Чего ты этим добиться хочешь? Или впрямь волков испугался? Авось не съедят, не дрожи!
– Я не дрожу! А только не хочу, чтобы с волком во князьях мы и сами весь век в лесу просидели, хуже волков! Я давно говорю. И мехов можно больше добывать, и меда, и воска, и шкур всяких. А полон знаешь какую цену имеет? Мне люди бывалые рассказывали. Все бы это брать да каждый год в Итиль возить – не то что с бронзовых, с золотых блюд будем есть. А не с этих! – Он презрительно глянул на глиняный горшок с толстыми стенами и чуть кривоватый, вылепленный руками какой-то из ратиславльских женщин, – такой же, как у всех.
– Ну, хочешь ездить, так езди! Что тебе мешает-то?
– А ты бы знал, скольким князьям пошлины платить, пока до Итиля доберешься! Оковскому князю плати, лебедянскому плати, воронежскому плати, северянскому плати! Я уж про самих хазар молчу – эти последнее сдерут, что еще и сам себе в убыток проездишь! Вот и сдаем товар варягам, а те дадут два шеляга за сорок соболей – и еще кланяйся им.
– Ну, так уж и два! Это ты, брат…
– Да и тем двум рад будешь! Или твоей жене в ожерелье шеляги не нужны?
– Да ну тебя! Сам как баба, только о шелягах и думаешь! И так уж два горшка в лесу закопали под кривой березой – мало тебе?
– А что толку? Закопаешь тут – девать-то некуда! Пока варяг какой заезжий паволок привезет или там…
– Паволок ему! – опять перебил Толига. – Без порток ты, что ли, ходишь? Жена прясть-ткать разучилась? Паволоки ему нужны! Да пропади они пропадом! Далеко мы от хазар – и спасибо чурам! А то ведь сам в холопы угодишь – вот тебе и паволоки с шелягами!
Но Вышень был не робкого десятка и богатства жаждал сильнее, чем боялся неудач.
– А жили бы мы с русскими князьями в дружбе – может, и поменьше бы с нас брали. Зазвенел бы в калите лишний шеляг – плохо ли? Сам-то подумай!
– А мне чего думать? – отозвался Толига, но отразившаяся на его лице мрачность означала, что кое-что он понял. – Мое дело – воевать, раз нужда такая…
– Я вот к чему веду! – Вышень наклонился к нему еще ближе. – Нам в князья надо княжича Хвалислава. У него и мать из дальних краев, тоже ему, поди, нарассказывала, как там. А самое главное – мы ему на стол сесть поможем, а он нам будет меха и дружину давать, чтобы в походы ходить почаще. И сами обогатимся, и его не обидим. Ну, и тебе, понятное дело, перепадет кое-что. Кого же он воеводой при себе поставит, как не тебя?
– Ну, ты замахнулся! – Толига смотрел на него почти как на одержимого. – Тебя не сглазили, часом? Как же ты ему поможешь? Как Люта обойдешь?
– Мы, может, Люта и не обойдем, да можно кого посильнее найти.
– Это кого же?
– Да хотя бы оковского князя. Мы же к нему едем? Вот и надумали мы с мужиками. – Вышень показал глазами на Глядовца и Домшу, которые с загадочным видом закивали. – Едем мы к князю Святко, и оборотень тоже едет. А как приедем, проберемся к нему, Святко, и скажем: так и так, идет оборотень, хочет тебя погубить. А мы тебе друзья и помочь хотим. Надо – с хазарами пойдем воевать. Ты только помоги оборотня избыть, а дочерей княжеских бери себе. Не будет оборотня, а будет сам князь Святко у нас в друзьях – уж тогда-то мы князя уговорим Хвалислава наследником назвать. Да и по торговым делам нам вятичи пригодятся.
– Не знал я, Вышко, что у тебя в голове такие мысли водятся… – в задумчивости пробормотал Толига. – Не знал…
– Я ж и тебе помочь хочу, не чужие, чай, не голядины какие-нибудь, Ратислава Старого правнуки! – продолжал Вышень. – Ты меня слушай. Я тебе как брату родному доверился. А если не захочешь мне братом быть – смотри, как бы чего…
– Ты мне не грози! – рявкнул Толига, который вот это понял очень быстро. – Борода не доросла – мне грозить. А что сказал – подумаю. Князь Святко тоже не так прост. Еще он-то захочет с вами дружить? Прям спит и видит!
– Он-то захочет! – Вышень прищурился и усмехнулся. – Нам есть чем ему поклониться. Посмотрим еще…
Затевал Вышень разговоры и с самим Хвалисом. Тот едва верил своим ушам: старейшина говорил ему о том самом, о чем он так неотступно и тревожно думал в последнее время, будто в воде видел все его мысли! Подружиться с оковским князем и избавиться от Лютомера – и Галица, и мать, а теперь и кормилец Толига с другими старейшинами – все видели его задачу именно в этом.
– Но дружина-то как же? – отвечал Хвалис соблазнителям. – Дружина на такое дело не пойдет!
– Пойдет! – уверял его Глядовец. – Лютомер – оборотень, и бойники его все – волки, а с волками людям не по дороге! Их вон в прежние времена и к жилью-то не пускали, это теперь они к нам на праздники ходят! А души в них по-старому лесные, волчьи! Надо будет – мы найдем чем дружину убедить. Главное, ты, княжич, от нас не отстань. Ты – сын Вершины, внук Братомера, из рода Ратислава Старого, тебе с оковским князем говорить и дружину в битву вести. А мы поможем, не сомневайся.
Хвалислав все-таки сомневался – уж слишком он, как и любой другой, привык к мысли о неукоснительном послушании старшим и главе рода. Отец, конечно, не одобрил бы этих разговоров. Достоин Лютомер, оборотень и сын Велеса, быть наследником угрянского князя или не достоин – решать это самому Вершине, решать волхвам и вечу, но уж никак не Вышеню с Глядовцем, хоть они и знают лучше всех, сколько в гривне кун, а сколько дирхемов.[14] Но то, что его права признал хоть кто-то из угрян и из Ратиславичей, что родичи готовы оказать ему, сыну робы-хвалиски, хоть какую-то поддержку и именно с ним связывают свое будущее благополучие, – эти мысли ободрили его и укрепили веру в себя. Перед ним открывался заманчивый вольный простор, и Хвалислав плохо спал ночами от возбуждения, от предвкушения удачи и от тревоги. Ведь за все эти блага еще предстояло сражаться – с оборотнем, с бойниками, с вятичами, с хазарами!
– Мы там, на Оке, у князя Святко дочь тебе в жены попросим, вот и будешь ему родичем! – рассуждал Домша. – Он даст, ему ведь друзья теперь надобны. Мы ему дадим невесту, а он нам. Он тебя к сердцу прижмет и сыном любимым назовет. И ничего, что нас два десятка с тобой всего – за нами угрянская земля. А вернемся домой без оборотня, да с невесткой Святомеровной, да еще, даст Перун, со славой и добычей – никто нам не будет страшен.
