Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 2: Блуждающий огонь
Весь вечер она ухаживала за Брендольвом, подливала ему пива и подкладывала куски получше, глядя на него с лихорадочным восторгом, точно на последний подарок судьбы. Сейчас она просто сидела рядом, накрыв ладонью его руку, чего он совершенно не замечал, поскольку совсем о ней не думал. Зато Мальфрид думала только о нем и без труда читала его несложные мысли.
– Далла вовсе не так глупа, – шептала она Брендольву, придвинувшись к нему совсем близко и почти положив подбородок на его плечо. – Она знает, чего добивается: она умеет всякого обойти. И Торбранд Тролль перед ней не устоит. Она и ему докажет, что быть конунгом квиттов ему ни к чему, а следует поставить на это место кого-нибудь послушного. А кто послушнее годовалого младенца? Пусть пока правит кто-нибудь из Торбрандовых ярлов. И лучше всего, если он будет не женат. Главное, чтобы конунгом провозгласили Бергвида. И она опять будет на коне. А когда он подрастет, до тех пор вырастут новые бойцы. Разве глупо? Ну, скажи?
Бедная Мальфрид! Ей так нужна была поддержка, хоть немножко внимания и надежды! В родном доме она чувствовала себя такой же потерянной и несчастной, как беглецы в лесу. Брендольв, мужчина, опора и надежда на спасение, казался ей сейчас ближе родной матери. Но Брендольв в ответ только повел плечом: он не особенно вникал в ее рассуждения и думал только о том, как выбраться с Острого мыса. Здесь больше нечего делать.
На следующий день с утра собрался тинг. Древнее поле казалось слишком просторным для той кучки людей, которая на нем столпилась. Сюда явились все: беженцы с севера и с запада, жители юга, женщины и старики, рабы и бонды, горстки беглецов из войска, кое-как добравшихся сюда. Вся эта толпа выглядела жалко, и при виде нее на душе у Брендольва стало еще хуже. До сих пор он еще мог тешить себя надеждой, что от державы квиттов что-то осталось. Теперь остатки были представлены во всей красе. Это не тинг, а сброд побирушек! Трусливых, жалких, голодных и отчаявшихся. Брендольв знал, что и сам такой, но от этого смотреть в толпу и видеть в каждом лице свое собственное отражение было еще противнее.
На Престол Закона выбрался Гримкель Черная Борода. На Остром мысу не нашлось другого знатного человека, который мог бы возглавить тинг. Все остальные теперь занимают почетные места в Валхалле.
– У нас остался только один выход! – объявил Гримкель, и толпа молча ждала, что же это за один – хотя бы один! – выход у нее есть. – Мы больше не можем сопротивляться. Войско Стюрмира разбито, сам он погиб, затоптанный великаном. Восток не прислал войска. Слэтты обманули нас. Мы предоставлены своей злой судьбе. Осталось только одно: послать людей к Торбранду конунгу и изъявить ему нашу покорность. Мы предложим ему стать нашим конунгом и пообещаем дань. Тогда он не станет разорять наши земли.
– Да чего их разорять? – закричали в толпе хриплые, злые голоса. Теперь никто не просил позволения говорить, не соблюдал порядка знатности, не называл имен. У каждого слишком накипело на сердце, слишком полнилась душа отчаяньем, чтобы помнить о каких-то порядках.
– Чего разорять, уже все разорили! Во всей усадьбе ни горсти зерна, жрем одну рыбу, все провоняло чешуей!
– Эти бродяги все подмели!
– Торбранду здесь будет нечего взять!
– Разве что нас – и всех продаст как рабов!
– Но он же хочет получать дань! – убеждал Гримкель. – А с мертвых дани не получишь! И рабов можно продать только один раз!
– У фьяллей мало хорошей земли! Им нужна наша земля! Наши усадьбы Торбранд раздарит своим ярлам! А нас всех сделает рабами и заставит на них работать!
– Торбранд Тролль не так прост, как наш бывший конунг Стюрмир! – кричал какой-то толстый старик, выбравшись на Престол Закона. Брендольв мельком видел его когда-то в усадьбе Железный Пирог, но не знал его имени. – Его не прельстить одними словами. Ему понадобится хороший залог нашей покорности, чтобы он согласился не разорять наши земли!
– Какой залог? – удивился Гримкель, искренне не знавший, что еще может предложить разоренный Квиттинг.
– Твоя сестра с ее ребенком! – Старик ткнул пальцем в кюну Даллу, стоявшую на краю Престола Закона. Рядом с ней Фрегна держала маленького Бергвида. – Ее сын – сын конунга. Торбранд Тролль будет рад получить его в залог. И знать, что прежний род наших конунгов ничем ему не угрожает. Вот тогда он поверит в нашу покорность!
– Что ты придумал, Ульвгрим Поросенок! – возмущенно закричала Далла, мгновенно пробравшись вперед. – У тебя большое брюхо, да ума меньше, чем у борова! Ты – предатель! Ты хочешь продать законного конунга, чтобы спасти свою дрянную шкуру! Да пусть бы Торбранд ее содрал – ты того стоишь! Тебя только в жертву заколоть! Я не позволю, чтобы моего сына сделали рабом Торбранда! Он рожден конунгом, и он будет конунгом! И никто ему не помешает! Ни ты, ни другие трусы!
Толпа неопределенно зашумела: одни соглашались с Ульвгримом, другим остатки совести еще мешали такой ценой купить надежду на безопасность. Женщина и ребенок – неподходящий щит для мужчин, даже когда они рассеяны и обезоружены.
– Это ты во всем виновата! – Из толпы вылезла высокая женщина средних лет со вдовьим покрывалом на голове и закричала, острым пальцем указывая на Даллу. – Ты виновата! Ты – хуже ведьмы! Это ты уложила Вильмунда, как только его отец отвернулся, ты вертела им как хотела, ты поссорила его с Фрейвидом! Если бы не ты, Вильмунд не поссорился бы с отцом и Фрейвида не назвали бы предателем! И войско Запада шло бы вместе с нашим! И победило бы, и мой муж был бы жив! Чего ты добилась, потаскуха! Теперь ступай греть постель Торбранду, тебе это понравится! И нарожаешь щенков, чтобы ползали со свиньями в навозе!
– Замолчи, тощая жердь! – взвизгнула Далла. – От такой заразы любой муж сам сбежит в Валхаллу, чтоб и не видеть!
– Ты еще… – Не договорив, женщина кинулась на Даллу и сильными руками вцепилась в ее покрывало. По ее ожесточенному лицу лились злые и горькие слезы.
С пронзительным криком две женщины на Престоле Закона драли друг другу волосы, люди на поле отворачивались, морщились, закрывали уши ладонями. Из-под этого визга хотелось уйти, выскочить, как из-под струи холодной воды.
– Да уймите их! Разнимите! – призывали страдальческие голоса здесь и там. Постыдная, отвратительная брань и драка женщин на тинге унижала всех, кто здесь собрался. Вот до чего ты докатилась, держава квиттов!
Не выдержав этого стыда, Брендольв первым бросился вперед, схватил кюну Даллу за руки, оторвал от противницы и потащил прочь. За вдову тоже кто-то взялся, подбодренный его примером, оглушительный визг умолк. Маленькая кюна оказалась такой сильной, что Брендольв едва справился с ней; уже оттащенная в сторону, она все норовила плюнуть в сторону вдовы Брюньольва Бузинного, грозила ей кулаками, кричала такие слова, какие и Брендольв при женщинах старался не произносить. Все это было гадко, но не удивительно. Такой стала теперь судьба Квиттинга.
Наконец Далла, уведенная с Престола Закона, немного затихла. Все на них оглядывались, но подходить никто не хотел. Крепко обнимая за плечи, Брендольв вел Даллу к усадьбе Лейрингов, а она взахлеб рыдала, задыхаясь и вскрикивая, утирая лицо то своим рукавом, то о плечо Брендольва. Похоже, она не замечала, кто ее держит, и ей было все равно. Да и Брендольву было все равно: что кюна, что служанка. Оказалось, что разницы никакой, и под покровами гордости и воспитания все люди одинаковы.
Оставив Даллу в усадьбе, где вокруг нее принялись хлопотать боязливые служанки, Брендольв снова вышел. Ему не хотелось возвращаться на поле тинга, но и оставаться в усадьбе Лейрингов не хотелось. Его даже не занимало, какое же решение в конце концов примет тинг. Его занимало только одно: каким образом ему попасть на восток? Нестерпимо хотелось вообще уйти из всей этой жизни, где все так бестолково, подло и безнадежно. Шагнуть бы куда-нибудь, чтобы все разом осталось позади… Ладно, нечего бредить наяву, этим горю не поможешь. Ворот в Валхаллу не найти, и единственным выходом виделся Квиттингский Восток. Но как туда попасть? «Морской Баран» теперь достался фьяллям, дружина погибла, а если кто и выжил, то где их теперь искать? Перед мысленным взором Брендольва мелькали лица кое-кого из дружины, и он с трудом вспоминал имена, как будто в разлуке прошли десятилетия. Арне сын Арнхейды… Мать не хотела во второй раз отпускать его, но он все же ушел, веря, что для мужчины честь дороже жизни. Асмунд, которого Брендольв после отъезда с озера Фрейра больше не видел, Эрнгельд, которого увидел мельком перед самой битвой… Даже если кто-то из них и жив, то увидеться раньше Валхаллы едва ли случится. Поле битвы разнесло их, как бурное море, по разным концам света. Брендольв был один.
Занятый всеми этими мыслями, он брел к морю и вдруг остановился. Крепко упираясь в землю расставленными ногами, точно она качалась, Брендольв смотрел на фьорд. На берегу стоял только что вытащенный корабль с рогатой жабой на штевне. Перед глазами Брендольва проходил пир по поводу его обручения, Хельга, хёвдинг, державший в руках тот меч, который исчез во время битвы неизвестно куда… И этот корабль, который привез им вести о новом конунге и навсегда разрушил веселье, согласие, надежды на счастье… А от корабля к нему уже бежал высокий и широкоплечий человек с полуседыми-полурыжими волосами и мятым морщинистым лицом. Он был разом изумлен и обрадован, и вид его потряс Брендольва, отвыкшего, что кто-то еще может радоваться.
