Мэтью Фаррер - Наследие
– Он стабилен, – прожурчал в ухе Д’Лесте голос Диобанна. Они привыкли использовать микробусины, когда находились рядом с койкой, особенно если обсуждали состояние пациента. – Если вы будете следовать моим наставлениям, не мешать сервиторам делать их работу и сохранять бдительность, тогда он останется стабилен.
– Как долго? – спросил Д’Лесте. Его все это не радовало. Он никому бы не признался, но его пугала мысль о том, что он теперь за главного. Он уже привык к уверенным действиям и сверхъестественному спокойствию магоса. Его тревожила мысль, что нет никого, к кому можно было бы обратиться, если что-то случится.
– Достаточно долго. Пока я не вернусь, – холодно проинформировал Диобанн. – Вам не понадобится начинать никаких новых стадий обработки. Если даже я задержусь, мы, по крайней мере, успели довести нашего субъекта до такого состояния, когда его ткани могут подтвердить, что он – родич Фраксов. Мы не узнаем, что именно потребует эта арбитр Кальпурния, пока не достигнем момента принятия решения.
– Мы постараемся выяснить, что это будет, – сказал Д’Лесте, хотя не питал больших надежд. Пока что все усилия Кьорга в этом плане сводились к тому, что он назначил клерка – женщину, которая, как был уверен Д’Лесте, была его любовницей – чтобы отправить вперед сообщение. Он даже не знал, отправлено оно уже или нет.
– Если она потребует образец живой ткани, тогда я предоставляю вам возможность импровизировать решение, – сказал магос. – Однако я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы подготовить для этого фундамент. Вот почему лучше всего поехать мне. Я доверяю себе больше, чем Кьоргу.
– Как и мы все.
– Это не мое дело, – добавил Диобанн. – Я не посол, но для этого поручения я гожусь лучше всех. Генетор-магос Санджа – именно тот, кто производит ритуалы анализа, и он будет польщен тем фактом, что я счел нужным заблаговременно представить ему образец. Тот факт, что мне нужно изменить лишь малую частицу, а не целое живое существо, позволяет мне произвести более тщательные изменения препарата, который я ему преподнесу… – он приподнял в блестящей руке металлическую флягу, – …однако, если моего дополнительного труда будет недостаточно, чтобы убедить его, я также лучше всех смогу изложить доводы за то, чтобы флотилия продолжала владеть хартией. Отношения между флотилией и Механикус были весьма плодотворны для обеих сторон, и магос Санджа поймет, что новый наследник не таков, чтобы можно было гарантировать их продолжение.
Д’Лесте был горд это слышать. Никто точно не знал, что Варрон может решить касательно положения Диобанна во флотилии, но врач рассказал магосу, что Варрон известен антипатией к Механикус, и, видимо, был в этом весьма убедителен. Он снова указал на койку.
– Я так понимаю, что Гайту не придется долго ждать?
– Не придется, – подтвердил Д’Лесте. – По протоколам Флота мы задержимся еще как минимум на несколько дней, пока не долетим до Гидрафура, и Гайт говорит, что ему понадобится все это время, чтобы гарантировать, что Петрона сможет вести себя, как подобает будущему вольному торговцу. Он и так немного злится, что ему пришлось так долго ждать. Вот поэтому мне и нужно точно знать, что Петрона будет в достаточно здравом состоянии, – он покосился на кровать. – Он сможет взаимодействовать с людьми? Сможет учиться чему-то? Гайт ничего не добьется, если он все время будет в помутненном сознании.
– Субъект, – ответил Диобанн, начиная двигаться к двери, – в ясном уме и контролирует себя. Я заставил его произвести определенные вербальные, физические и логические упражнения и использовал дозы болеутоляющего в качестве небольших наград. Можно передать Гайту, что он не должен делать скидки на любое теоретическое снижение его умственных способностей.
Д’Лесте крякнул. Он не знал об упражнениях.
Двойные двери широко распахнулись перед Диобанном, и магос покинул Д’Лесте, сопровождаемый двумя сервиторами. Апотекарий не знал, какую власть использовал Диобанн, чтобы вызвать внутрисистемный корабль-дромон, на котором он мог опередить флотилию, но был рад его уходу, хотя и нервничал, что на его попечении осталась эта человеческая развалина. Это значило, что наконец-то хоть что-то начало происходить.
Он повернулся обратно к белой занавеси и приблизился к ней лицом, но все, что он мог разглядеть – слабый намек на медленные движения в постели. Наверное, ему следует пойти и сообщить Гайту, что его ученик готов. Вскоре Петроне нужно будет предстать перед Арбитрес, и Гайт обещал, что научит его, как играть свою роль.
Петрона Фракс наблюдал из-за занавеси, как здоровяк-доктор уходит прочь. Он лежал, прикрытый одеялами лишь наполовину: нижняя часть его тела начала периодически содрогаться в безболезненных судорогах, от которых покрывала все время сползали. Даже шторы не спасали от света, который причинял дискомфорт его глазам – они стали почти черными, с легким оттенком желтизны. Однако он заставлял себя пристально смотреть вслед Д’Лесте, пока двери не закрылись за его спиной.
Что-то произошло с его слухом – часто чужие слова как будто приобретали странное, металлическое, двоящееся эхо – но он достаточно хорошо разобрал их беседу. По крайней мере, то, что говорил Д’Лесте, который так и не научился беззвучно говорить в микробусину связи.
Скоро он выйдет отсюда и окажется среди других офицеров. Скоро он снова будет среди своих братьев и сестер по униформе. При этой мысли из глаз Петроны начали сочиться странные цветные слезы, пачкающие его подушку. Он не сомневался, что сможет ясно донести до них свои планы и то, что ему нужно. Он не сомневался, что они встанут на его сторону, не Гайта.
Он не сомневался, что они помогут ему отомстить.
Санкционированный лайнер «Ганн-Люктис», доковая орбита, Санто Певрельи
Домаса Дорел, обычно хладнокровная и сдержанная в жестах, хотела запрокинуть голову и завыть.
Она стиснула в деформированном кулаке коммюнике с Гидрафура, написанное на хрупкой рисовой бумаге теми же кодированными слогами, в которых его получил астропат. Шифр был особый, разработанный специально для этого конкретного информатора. Домаса изучила его по бумагам, присланным ее союзниками из Навис Нобилите, и это помогло ей отвлечься от беспокойства во время того бурного варп-перехода, который привел их сюда.
Новость была настолько скверной, что Домасе от злости хотелось порвать листок в клочья, но она не была уверена, что не придется показывать его Варрону. Если он еще не совсем убежден в необходимости срочно достичь цели, это отлично подойдет.
Так где же он, черт бы его побрал? Домаса уже полчаса рыскала по верхним пассажирским палубам, чувствуя, как все ее нутро протестует против этого: может быть, в мире навигаторов она и была мелкой рыбешкой, но она не привыкла исполнять роль девочки на побегушках. Она выгнала из постелей Черрика и его сослуживцев, послала их проверять нижние жилые палубы и хозяйственные уровни и немного улучшила свое настроение, гоняя их приказами по приватной вокс-связи. Но слишком многое начинало выходить из-под контроля, и ей очень не нравилось ощущение, что ее задание идет под откос, а она ничего не может сделать, чтобы удержать его на рельсах.
Она пыталась избавиться от бессмысленной тревоги, но, пока она скользила, словно облаченная в мантию тень, по арочному коридору, ведущему к залу для торжественных обедов, ее мысли все время возвращались к проблемам, как язык к шатающимся зубам или как ногти к коросте.
Варп-бури были крупнейшей и наименьшей из ее проблем. Она серьезно относилась к тому факту, что турбулентность между Санто Певрельи и Гидрафуром перерастала в шторм, подобного которому она никогда не видела. Она доверяла старому Аухудо Йимора, он был хорошим навигатором. Но неважно, насколько он был хорош, мрачно размышляла Домаса, стоя в темном тамбуре обеденного зала – всегда был порог, за которым даже самое зоркое варп-око ни на что не годилось, кроме как чтобы заставить своего хозяина испачкать штаны от вида того, во что угодил его корабль. Неважно, насколько умелым был навигатор, его навыки не могли провести судно сквозь по-настоящему гибельную бурю, точно так же, как атлет не может пробежать сквозь кирпичную стену, каким бы ловким он не был.
Ей почудилось движение за спиной, там, где длинный коридор тянулся вдаль и исчезал во мраке, но, когда она повернулась, там было пусто. Домаса скрипнула зубами и мысленно дала себе пинка – сейчас не время, чтобы позволять нервам брать верх над рассудком.
Все усугублялось еще и тем, что она лучше большинства других пассажиров знала, в каком состоянии был корабль после последнего отрезка путешествия. Домаса чувствовала мощные приливы и зыбкие волны антиреальности, которые судно пыталось то оседлать, то преодолеть, и как оно качалось туда-сюда, то срываясь с курса, то снова возвращаясь, как внезапные водовороты пытались разорвать корабль, словно обертку подарка, как резкие всплески энергии вдавливали поле Геллера почти в самый корпус, и варп-двигатели запинались и протестующе взвизгивали. Йимора демонстрировал головокружительное мастерство, которому лишь чуть уступали умения подчиняющихся ему пилотов: они поворачивали корабль, чтобы проехать по гребню самой мощной волны, возвращали назад, чтобы проскользнуть в самую малую щель спокойствия в стене бури, выкручивались из каждого завихрения энергетических потоков, которые, казалось, готовы были разорвать корабль пополам. Но Домаса сидела в своей каюте, нервно стиснув в обеих руках ткань своей мантии, и пыталась вспомнить молитвы и заговоры, которыми не пользовалась с самого детства. Подобное испытывал почти каждый навигатор, но очень немногие не-навигаторы удостаивались того, чтобы об этом услышать – ощущение, что ты выглянул наружу, в сердце самой смертоносной бури в имматериуме, и что-то оттуда посмотрело на тебя.
![Елена Белая - Дорога к себе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
