Грэм Макнилл - Адептус Механикус: Омнибус
А она просто стояла и смеялась, радуясь собственному уничтожению.
— Обрекаем тебя! Обрекаем тебя! Обрекаем тебя! — кричали Обрекающие Воины, подходя на расстояние выстрела в упор. От плотного огня некоторые части существа почернели и стали хрупкими. Густо запахло горелым мясом. Когда тварь наконец рухнула, она была похожа на изорванный и растерзанный кожаный мешок. Повсюду были разбросаны куски плоти, мышцы и органов. В воздухе повисло зловоние и тяжелые запахи пара и кордита.
Это был эмиссар Нургла, чье имя было известно лишь слугам Ордо Маллеус, Святого Ордоса Имперской Инквизиции. И произносили они его лишь под психической защитой. Нечистого, являющего собой отчаяние, разложение, болезнь и смерть, на борту "Отчаяния Императора" знать не мог никто. Даже капитан Слейн никогда не сталкивался с демоном Чумного Бога.
На полу, среди запекшейся крови, лежали подвергшиеся порче губы демона. Они шевелились.
Слейн, не найдя подходящих слов, посмотрел на сержанта Канникса. Он пожал плечами, защищаемыми массивными наплечниками, как это часто делали Обрекающие Воины. Другие члены команды сделали то же самое, проверяя состояние болтеров.
Губы были живы, они высасывали звуки из воздуха и проталкивали их дальше:
— Вы вытащили меня наружу, дети мои, — хихикали губы, — Познакомьтесь со зря потраченной плотью бедного, несчастного Иеронима Роттла. Он так стремился избавиться от живого мяса. Он так до конца и не понял. — Слейн снова открыл огонь, разрывая губы на части. На палубу брызнули ошметки гнилой плоти. Но губы все равно продолжали говорить, непристойно извиваясь среди запекшейся крови. — Чтобы воздать должное хозяину, вам стоит лишь взглянуть на тело моего носителя. Вы думаете, что можете убить Иеронима Роттла, дети мои? Представьте, что в течение нескольки лет вы смотрите на мир его глазами, а затем линзами — как это делал я. — Губы сплюнули зловонный комок гнилой мокроты. Слейн почти задыхался от смрада, несмотря на имплантированные обонятельные фильтры. — Нет ничего кроме плоти, дети мои. Плоть — это жизнь, живая или мертвая.
Слейн с грохотом опустил керамитовый ботинок, почувствовав легкую неровность под ногой. Губ больше не было.
— Ну, здесь у нас плоть мертвая, капитан. — Канникс не мог не опровергнуть последние слова твари.
— Тихо, брат, — сказал Слейн. Сервиторы все еще невнятно бормотали и пускали слюни, производя свои невозможные вычисления.
Пергамент, кружась, падал на палубу из перегретых логических механизмов и поврежденных устройств вывода данных. Машинный дух Отчаяния Императора все еще стонал и кричал. Звуки сирены, звон и рев наполнили пусковую галерею оглушительным диссонансом. Что-то было все еще очень, очень неправильно.
Капитан убрал болтер и сотворил знамение имперской аквилы. Сцепив большие пальцы, он ударил в нагрудную пластину доспеха. Это было знамение приближающейся битвы.
Слейн представил, как Император прослезился на Золотом Троне. Космодесантник поклялся принести гибель темной планете внизу.
Бойня вернулась к жизни — и миллиарды немертвых воздвигли алтари Богу Разложения.
Марк Клэпхем
Посвященный
Это было зрелище, которое немногие когда-либо видели — вид изнутри Имперского линейного крейсера на поверхность планеты, не нарушаемый ничем, кроме слабого мерцания защитного энергетического поля. Мир внизу, окруженный яростно пылающим гало атмосферы, заполнял все поле зрения. Даже наиболее пресыщенные из людей признали бы это редкостным зрелищем, которое заслуживает хотя бы недолгого внимания.
Каспел пытался игнорировать его и старался держаться спиной к дыре, зияющей в корпусе корабля, насколько это было возможно. Не то что бы он страдал от головокружения — само присутствие мира внизу его тревожило.
Будучи техножрецом Адептус Механикус, служа во славу машин и Императора, Каспел никогда не ощущал чужую землю под своими ботинками и никогда не встречался с ксеносом лицом к лицу. Его воспитали на Марсе, родине братства, а позже он выполнял свой священный долг на технических палубах звездных кораблей Имперского Флота. Всю свою жизнь он ходил по коридорам из освященного металла, и хоть и гордился тем, что делал свой вклад в борьбу с врагами человечества, не имел никакого желания вступать в прямой контакт ни с чужаками, ни с их мирами.
У него было много работы. В корпусе имперского линейного крейсера «Божественная святость» имелась серьезная пробоина — результат удара, нанесенного в бою поврежденным некронским кораблем, который разрушил часть технической палубы и парализовал одну из двигательных установок корабля. Битва продолжалась весь день, и огонь озарил небо, когда боевой флот собрал все силы, чтобы отбросить врага.
Человечество одержало победу, но в то время, как остальной флот продолжил теснить некронов, урон, нанесенный двигателям «Святости», вынудил ее висеть на орбите над ныне мертвым миром. Временные энергетические поля сохраняли атмосферу и гравитацию в открытых космосу отсеках, а между тем капитан Рилк яро жаждал вернуться на фронт, как только это стало бы возможно, и в недвусмысленных выражениях изложил это желание Каспелу.
Каспел нашел эти страстные просьбы ненужными и слегка оскорбительными — он был техножрецом, и он бы восстановил все системы в полном благословенном порядке при помощи правильного ремонта и ритуалов, так эффективно, насколько можно. Разве он мог сделать больше или меньше?
В восстановленной атмосфере Каспел и его сервиторы могли работать быстро и эффективно. Наиболее серьезный урон пришелся на одну из двигательных установок корабля, каждая из которых представляла собой полный машин шестиугольный корпус высотой с жилблок, тянущийся по всей длине огромного помещения, что оканчивалось конусом маневрового двигателя в самой задней части корабля. Пласталевая стена отделяла видимый конец установки от самого маневрового двигателя. Помещение полностью вмещало в себя двигательную установку, сверху и внизу от нее имелись технические ярусы, а с каждой стороны — проходные мосты.
Там и стоял Каспел, глядя вниз, в сторону оканчивающегося маневровым двигателем конца отсека. Слева от него зияла дыра в обшивке, справа бригады сервиторов методично устраняли повреждения, нанесенные двигателю. Разрыв корпуса простирался как вверху, так и внизу, и, чтобы добраться до поврежденного двигателя, сервиторам пришлось устроить целую оснастку из временных лесов — шаткую сеть проводов и трубчатых балок, с которой часто открывался вид в открытый космос.
У сервиторов не было самосознания, поэтому их не могла беспокоить иллюзия бесконечного падения вниз. Каспел заходил на леса, только когда срочно требовалось его присутствие.
Работа сегодня шла хорошо. Сервиторы могли быть ненадежны, но под правильным наблюдением и с точными инструкциями, как обнаружил Каспел, их многочисленные руки — и другие механические конечности — легко управлялись с несложным ремонтом. Чувство открытости из-за разрыва в обшивке нервировало его, и Каспел ощутил облегчение, покинув двигательный отсек и вернувшись в более темные секции технической палубы.
В течение следующего часа Каспел бродил по темным коридорам и шахтам доступа, оплетавшим механизмы огромных двигателей, по большей части на ногах, но периодически используя три механодендрита, присоединенных к его позвоночнику, чтобы забраться в труднодоступные места. По мере продвижения он отмечал ход выполнения работ и раздавал новые инструкции техноматам, время от времени останавливаясь, чтобы произвести нужный ритуал или вознести молитву.
Срезав путь между двумя уровнями по воздуховоду — при этом его механодендриты находили опору там, где не смогли бы человеческие пальцы — Каспел прочитал несколько диагностических заклинаний, ритуально прорабатывая процессы работы двигателя, и произвел церемонии, которые вернули бы каждую отремонтированную часть обратно на связь.
Что-то было не так. Работа продвигалась, но системы не отвечали, как должны были — целые области, которые должны были выйти на связь, все еще молчали. Странно.
Каспел выпал из шахты и приземлился на палубу — пластины пола лязгнули под его весом. Коридор, в который он попал, был, фактически, трубой, облицованной по стенам и полу толстыми плитами пластали. Более богатые украшения в Имперском стиле были прибережены для другого конца корабля, где жили и работали офицеры. На технических палубах практичность стояла выше эстетики: трубки и кабели, словно нитки, уходили внутрь и наружу из стен, неподписанные двери вели в небольшие рабочие помещения, полные когитаторных терминалов и запасных деталей.
Каспел разгладил толстую красную мантию, которая покрывала его утилитарную кожаную спецодежду, и собирался следовать к следующей точке своего инспекционного марщрута, когда заметил руку, торчащую из ниши в стене дальше по коридору. Это была мясистая рука, завершающаяся простым клешнеобразным придатком.
