Елизавета Дворецкая - Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике
– Ты хочешь послушать «Вторую песнь об Альвкаре»? – спросил Вигмар. – Моя дочь споет тебе ее. Думается, всем прочим тоже приятно будет послушать.
Гости одобрительно зашумели. Альдона вышла к очагу, где ей поставили маленькую скамеечку. Она села, сложила руки на коленях; Хлодвиг и Бьёрн сели по бокам от нее с арфами на коленях. Гридница быстро затихла: видно было, что пение Альдоны они слушают нередко, но что это удовольствие никому не наскучило. У Хельги забилось сердце: сами эти приготовления, по виду простые, создавали тот же возвышенный, торжественный настрой, который поразил его при первой встрече с Альдоной. Эта красивая, нарядная, гордая девушка на скамье в самой середине палаты, освещенная огнем, два молодых мужчины с арфами на коленях по сторонам, хозяин дома, глядевший на них со своего почетного места, как Один с престола, благоговейно затихшая толпа – все это поднимало дух в небеса и погружало память в глубину веков, переносило в вечность, где от Альдоны до Альвкары – один шаг…
Альдона тем временем начала рассказ. Ее лицо было спокойным, строгим, как лицо норны, смотрящей в ткань вечности. Альдона рассказывала:
Жил на Квартинге конунг, и звали его Гейрвиг. Он был родичем Гамарда. Жену его звали Хильдебранда. У них был один сын по имени Хельгард. Он был высок и красив и славился как хороший воин. Однажды он сидел на большом кургане и увидел, что по небу скачут девять дев на конях цвета пламени. Впереди была самая статная, и конь ее был самым лучшим. Волосы ее сияли, как пламя.
Ударив по струнам, Хлодвиг запел за Хельгарда, и в лице его появилась такая сосредоточенная, напряженная важность, немного тревожная, словно он совсем перестал быть собой:
Кто вы, о девы
в шлемах железных,
как вы зоветесь,
откуда вы родом?
В ответ заиграл его брат, и Альдона начала петь. Голос ее, немного низковатый, звучный, лился широкой свободной волной и уносил с собой всех слушателей, открывал им мир, доступный до того ей одной.
Валькирий ты видишь
в железных уборах.
Один – отец наш,
Валхаллы владыка.
Носимся в битвах
над долом и морем,
несем мы героям
победу иль гибель.
Хельгард сказал:
Светлая дева
в бранном наряде!
Взор твой прекрасней,
чем солнца сиянье!
Ответ дай герою,
Гейрвига сыну:
как твое имя?
Откуда ты родом?
Альвкара сказала:
Альвкарой зовусь я,
Халльмар отец мой,
Альвмунд был брат мне,
родились мы вместе.
Хельгард сказал:
Светлая дева,
ликом прекрасная!
Женою назвать
лишь тебя я желаю!
Если любви
не подаришь ты Хельгарду,
жизнь не нужна мне
станет отныне!
Скорбью оденусь,
с тобой разлучившись,
горькими станут
воздух и хлеб мне,
солнце темнее,
чем ночь в новолунье,
Хельгарду будет
без девы желанной!
Альвкара сказала:
Горести слезы
туманят мне очи,
сердце одето
покровом печали:
Гамардом дерзким
брат мой убит был,
большего горя
дева не знала.
Клятву дала я
веселья не ведать,
слух отвратить
от любовных обетов.
Буду женой я
тому из героев,
кто Гамарда сердце
пронзит острой сталью.
Хельгард сказал:
Слезы утри,
светлая дева,
время печали
долгим не будет.
Мщенье свершу я
за брата Альвкары,
как если бы братом
родным ему был я.
Тогда Альвкара согласилась быть его женой. Они обменялись обетами и любили друг друга очень сильно. Когда мать Хельгарда Хильдебранда узнала об этом, она очень разгневалась. Хильдебранда сказала:
Безумен ты, Хельгард!
Предвижу я горе!
Ума ты лишился,
обет твой давая!
Забыл ты, что Гамард
наш родич по крови,
что предки совместно
с врагами сражались.
Хельгард сказал:
Светлая дева
мне мира дороже,
не видеть мне радости,
с ней не встречаясь.
Обет свой исполню,
как ей обещал я,
хотя бы весь род мой
противиться стал мне.
Хильдебранда сказала:
Тебя родила я
на горе себе же,
рода позору
жизнь подала я!
Тебя прокляну я,
предков забывший,
из памяти рода
исторгнут ты будешь!
Хельгард сказал:
Горе несут мне
речи премудрой,
тяжкой печалью
меня наполняют.
Норны дурную
судили мне долю,
дух мой в смятенье:
предвижу судьбу я.
Но все же Хельгард остался верен обету, который дал он Альвкаре. Она защищала его в битвах, и он прославил себя многими подвигами. И вот однажды он повстречал Гамарда с его дружиной. Хельгард сказал:
Час твой настал,
дерзкий убийца,
за брата Альвкары
смертью заплатишь!
Светлая дева,
что ты добивался,
женою мне будет:
мы связаны клятвой!
Гамард сказал:
Глупый, молчи,
щенок недоросший!
Сильней побеждал я
противников в битве!
Брата убил я
гордой Альвкары,
тебя погублю я,
коль встал на дороге!
Тогда они стали биться, и оружие их так гремело, что горы содрогались и море колебалось, как в сильнейшую бурю. Альвкара закрывала Хельгарда своим щитом, и оружие Гамарда не могло даже коснуться его. И вышло так, что Хельгард поразил Гамарда насмерть. Тогда Альвкара сказала:
Счастлив сей час!
Обеты свершились!
Брат отомщен мой,
повергнут убийца!
Светлая дева
в уборах из золота
будет наградой
герою отважному!
Но в это время копье Гамарда, которое дал ему Один, поднялось и само собой поразило Хельгарда. Так Отец богов наказал его за то, что он поднял оружие на своего родича. Пал Хельгард мертвым возле тела Гамарда. Горько заплакала Альвкара и сказала так:
Горек мой жребий:
двоих я лишилась,
тех, что дороже
жизни мне были!
Законы богов
не оспаривать смертным,
ты же, о Хельгард,
в Валхалле пребудешь.
Тогда она подняла Хельгарда и унесла его в Валхаллу, где Один дал ему почетное место среди героев. Так кончается вторая песнь об Альвкаре.
Пока Альдона пела, на лицах всех домочадцев и родичей Вигмара отражалась сдержанная гордость, как будто все они, до последнего человека, были непосредственно причастны к судьбе древней валькирии. Когда песнь кончилась, все еще некоторое время сидели тихо, словно прислушиваясь к затихшим отзвукам струн и вглядываясь в уходящие дали, а потом все разом зашумели, стали хвалить певцов и благодарить их. Только Хельги ярл сидел молча. Спокойное лицо Альдоны, переливы ее глубокого голоса и золотой блеск рыжих волос в свете пламени околдовали его: она пела слова Альвкары, и она в эти мгновения полностью слилась в его воображении с образом валькирии. Она была совсем другой – у них только и общего нашлось, что рыжие волосы, но Хельги не привязывался к мелочам. Напрасно Альдона отказывалась от сходства с Альвкарой: на земле едва ли можно быть ближе к образу древнего предания. Пение Альдоны открывало ему тот самый высший мир, к которому он стремился; телом оставаясь на земле, душой она знала дорогу на небеса. Неизвестно, спит ли на одной из диких гор та, древняя Альвкара, но другую, живую Альвкару Хельги уже видел перед собой наяву. Перед ним стоял живой образ высокой, вечной любви, неизменно юной и притом мудрой; образ красоты, за которую не жаль отдать жизнь. Хельги не сводил глаз с Альдоны и забыл даже, что и ему полагается ее поблагодарить: ведь для него-то она и пела.
– Эй, ярл! – вполголоса позвал Аудольв Медвежонок, исподтишка тронув его за плечо. – Что ты молчишь, как священный камень в нежертвенный день? Неужели тот старик в Островном Проливе пел получше? Если так, то я ничего не понимаю в пении!
Опомнившись, Хельги поднялся и приблизился к Альдоне. Все люди между ними расступились, Альдона встала ему навстречу. Она улыбнулась со своей обычной снисходительностью, что, мол, ничего особенного, но в душе волновалась, понравилось ли ему пение. Перед таким знатным и понимающим слушателем она никогда еще не пела. Здешние что, они других не слышали, им хоть дверь скрипит, они будут рады. Но он, сын конунга, он слышал лучших скальдов и певцов Морского Пути…
– Сама Альвкара не смогла бы спеть песнь о своей судьбе лучше, – негромко сказал Хельги. Он хотел сразу высказать ей ту перемену, которая вдруг совершилась в его душе, но понимал, что всем вокруг не нужно этого слышать. – И если она была хоть вполовину так прекрасна, как ты, то понятно, почему столько конунгов готовы были умереть ради нее.
– Она была гораздо красивее меня! – Альдона слегка засмеялась. – Кстати, по предсказанию, ее разбудит человек, который сумеет ее отыскать. Не хочешь ли попытать удачи? Сыну конунга такой подвиг был бы очень к лицу.