Брайан Крэйг - Пешки Хаоса
Когда Сатораэль полностью превратится в демона, он — или правильнее будет сказать «оно»? — может обладать могуществом, достаточным для того, чтобы сокрушать континенты или погасить солнце, но он — или «оно» — получит это страшное могущество ненадолго, и, пользуясь им, демон лишь ускорит тот момент, когда он должен будет вернуться в родную стихию.
Без Гавалона Великого, способного направить его, как сможет демон понять, как наилучшим образом использовать эту ужасную мощь в интересах Гульзакандры?
Без руководящего участия Гавалона Великого разве не может возникнуть вероятность того, что демон использует свое могущество таким образом, что будет разрушена и Гульзакандра, а не только тот крошечный «Империум», который основали в Калазендре пришельцы, спустившиеся с неба?
Гавалон прикрыл рукой свой новый болевший глаз, защищая его от обжигающего света восходящего солнца.
Зрелище ладони его руки казалось странно успокаивающим, это была одна из немногих частей его тела, не подвергшихся значительным изменениям. Пальцы стали длиннее и толще, ногти на них теперь были куда больше похожи на когти, но ладонь пересекали те же самые линии: линии, в которых была начертана его судьба, если бы он только владел искусством их читать.
Увы, несмотря на все свои чудесные способности, его новый глаз таким свойством не обладал.
Даже Гавалон Великий, самый могущественный колдун из тех, что когда-либо ходили по земле Сигматуса за тысячу поколений, не мог прочитать, что начертал его бог-покровитель на хрупкой ткани его плоти.
Познать себя — не самая легкая для исполнения заповедь, даже в отношении тех аспектов себя, которые не подвергались непрерывной эволюции или произвольным изменениям.
— Но мы победим, — прошептал Гавалон, слишком тихо, чтобы могли услышать зверолюди. — Мы должны.
Глава 11
ДАФАН проснулся, вздрогнув, когда грузовик внезапно остановился. Двигатель фыркнул и заглох. К своему удивлению, Дафан понял, что солнце уже высоко над горизонтом, лишь немного слева от направления движения грузовика. Должно быть, прошло несколько часов, хотя Дафану казалось, что он спал лишь пару минут.
Гицилла тоже подняла голову и, повернувшись, посмотрела на него. Ее глаза уже не казались пугающими, и Дафан понял, что она больше не в трансе. Казалось, она была удивлена гораздо больше него. Что бы она ни помнила о том, как вела грузовик, эти воспоминания, вероятно, померкли, как обычно и происходило с видениями Сновидцев Мудрости, и она явно была изумлена присутствием в кабине мальчика с звериными ушами, который тоже начал просыпаться.
— Где мы? — спросила она.
— Не имею представления, — сказал Дафан. — Где-то далеко к западу от пруда, и, наверное, немного к югу. Я не знаю, в каком направлении находится Эльвенор. Мы оказались неизвестно где.
Гицилла повернулась к боковому окну, но из него немногое можно было разглядеть. Грузовик оказался в некоем лесу, хотя деревья в этом лесу были больше похожи на огромные красно-черные стебли кукурузы, покрытые бледно-желтыми листьями с серебристыми шипами. Подлесок вокруг был очень густым, но грузовик стоял на какой-то дороге — или, возможно, на звериной тропе, если здесь могли водиться животные величиной с локсодонта.
Гицилла обернулась.
— Кто он? — спросила она, имея в виду мальчика, протиравшего глаза. Когда он прыгнул в грузовик, его глаза казались даже более пугающими, чем глаза Гициллы, но сейчас они выглядели почти человеческими. Даже уши казались не такими заметными как раньше, а тело казалось еще более худым. Дафан подумал, не были ли те узоры на его обнаженном теле лишь игрой света.
— Наверное, он прятался в кустах у пруда, как и мы. Когда на солдат кто-то напал, и все вокруг начало гореть, он, наверное, испугался. Может быть, он видел, как солдаты поймали нас, и понял, что мы не враги.
Лишь сказав все это, Дафан понял, что можно легко получить более точный ответ.
— Кто же ты? — спросил он мальчика.
— Ты и ты, — ответил мальчик, казалось, удивленный самим фактом своего существования и способностью говорить.
— Откуда ты взялся? — спросил Дафан все еще надеясь сформулировать вопрос, на который может быть получен понятный ответ.
— Я голоден, — сказал мальчик, словно сделав жизненно важное открытие.
— Да, — сказал Дафан. — Я тоже. Но как твое имя?
— Нимиан, — ответил мальчик, взявшись за ручку двери. Как только он сумел открыть дверь, то сразу выскочил из кабины и нырнул в подлесок. Почти мгновенно он исчез из вида.
— Думаю, его зовут Нимиан, — сказал Дафан Гицилле, хотя знал, что она и сама вполне ясно это слышала.
Гицилла открыла дверь со своей стороны и осторожно выбралась из кабины. Выйдя, она полезла в кузов грузовика. Дафан тоже вышел и последовал за ней.
В кузове был мертвый солдат, лежавший на спине между орудийной установкой и бортом. Невозможно было сразу понять, от чего он умер. В его форме не было дыр от пуль, не было и крови, если не считать пару капель, вытекших из глаз, подобно кровавым слезам. Но от него уже несло зловонием, и это не было просто зловоние человеческих испражнений. Словно гниение уже давно разлагало его тело. Поднявшись в кузов, Дафан открыл один глаз мертвеца, но когда увидел, что там было, содрогнулся и отдернул руку.
— Магия, — напряженно сказал он. Потом он вспомнил, что Нимиан, наверное, Сновидец Мудрости и возможно, даже колдун. В первый раз Дафан подумал, не мог ли этот мальчик иметь прямое отношение к той страшной атаке, которой подверглись имперские солдаты. Если так, то он спас Дафана и Гициллу еще до того, как они спасли его — если это они спасли его.
— Неважно, что его убило, — сказала Гицилла. — Что в ящиках и канистрах?
Дафан осмотрел груз, сложенный перед пушкой.
— Много воды, — сказал он. — Есть еда, и, кажется, боеприпасы. Оружия нет, кроме этого монстра. Если грузовик остановился из-за того, что у него кончилось горючее, мы не сможем забрать его с собой… И если здесь и есть горючее, я не знаю, как оно должно выглядеть. Куда пропал этот мальчишка? Разве он не говорил, что голоден?
Нимиан снова появился, как по заказу. В одной руке он нес ящерицу в два фута длиной, а в другой — что-то, чему Дафан даже не мог дать название. Когда странный мальчик поднял правую руку высоко над головой, чтобы засунуть голову живой ящерицы себе в рот и проглотить ее извивающее тело дюйм за дюймом, Дафан смог разглядеть вторую тварь более подробно.
Она была похожа на огромную, чудовищно раздутую мокрицу с рогами и шипастым хвостом. Дафан и представить не мог, что такое существо может быть съедобным, независимо от того, ядовито оно или нет — но когда ящерица была проглочена, Нимиан приступил к поеданию этой твари вместе с панцирем, шипами и всем остальным. На этот раз он снизошел до того, чтобы откусывать и пережевывать — этот процесс был довольно шумным — но результат оказался тот же самый. Чудовищное членистоногое было полностью съедено.
— Ах, — сказал Нимиан удовлетворенно, как показалось Дафану.
— Здесь есть настоящая еда, — оцепенело сказал Дафан. Он нашел галеты, сушеные фрукты и солонину.
Нимиан, казалось, с презрением отказался от своей доли. Вместо этого он схватил мертвого солдата за ноги и стащил его с кузова, после чего быстро снял с мертвеца форму и ботинки.
На одну ужасную секунду Дафан подумал, что Нимиан собирается съесть труп, пожирая конечность за конечностью — но ему была нужна лишь одежда. Когда он оделся, форма не настолько плохо сидела на нем, как ожидал Дафан; казалось, Нимиан вырос, став выше и шире, с того момента, как запрыгнул в грузовик.
Гицилла открыла одну из канистр с водой и, напившись, передала ее Дафану. Когда Дафан утолил жажду, он передал канистру Нимиану, почти ожидая, что тот откажется — но Нимиан пил с неожиданной жадностью, выпив почти половину галлона за полминуты.
Опустив канистру, невероятный мальчик сказал:
— Все еще голоден, — и снова бросился в подлесок.
— Что же он такое? — спросил Дафан Гициллу.
Гицилла не спрашивала, почему Дафан говорит «что», а не «кто». Ее мучили те же страшные предчувствия, что и его. Возможно, она была бы напугана до ужаса — как и Дафан — если бы они уже не испытали столько ужасного, что потеряли способность испытывать более сильные эмоции.
— Я не знаю, — сказала она.
— Мутант? — предположил Дафан. — Я слышал, люди говорили…
Он замолчал. Когда речь шла о тайнах шабашей, он мог лишь краем уха услышать то, что не должен был слышать. Сейчас он был мужчиной, но всю свою жизнь до того он был мальчиком, которого взрослые не допускали в свои дела.
Гицилла, едва начавшая свое обучение, готовясь стать Сновидцем Мудрости, могла знать лишь немногим больше.
