Дэн Крэгг - Испытание джедаев
Сердце Эрка забилось чаще. Снаружи что-то двигалось! Его ладони, сжимавшие рукояти прицела, внезапно вспотели. Носком он ткнул Оди в бедро, и она мгновенно проснулась.
- Там что-то есть, - прошептал Эрк. Теперь он был совершенно бодр, адреналин сразу привел его тело в норму. С удивлением Эрк услышал собственный смех.
- Ну давай, давай, - шептал он, фокусируя орудийную оптику и с нетерпением ожидая начала боя.
Через систему наведения он мог видеть ясно, точно днем. И тут все поле, которое просматривалось через бойницу, словно бы поднялось и двинулось на него.
- <Иззи-шесть>! <Иззи-шесть>! Говорит <Надежда-пять>, - напористо сказал Эрк. - Они наступают!...
Эрк начал стрелять в толпу надвигающихся боевых дроидов, ощущая рядом с собой Оди, следившую за потоком энергии, который втекал в ревущий бластер.
Внутри его шлема негромкий голос спросил:
- <Надежда-пять>, говорит <Иззи-шестъ>. Какова численность противника? Повторяю: какова численность противника?
- Их тысячи, - крикнул Эрк. - Тысячи!...я
14
"Моя дражайшая..."
Нет, так не годится, слишком обезличенно. Он начал снова. <Моя любовь...> Нет, нет, слишком, слишком банально. Он задумался, не зная, что придумать дальше. Попробуй это: <Я скучаю по тебе сильней, чем могу выразить словами. Мое сердце переполнено любовью к тебе, моя дражайшая, сладчайшая...> В этом же духе он писал некоторое время на флимсипласте, затем прервался и перечитал параграф. Нет, нет, нет, он говорит, точно влюбленный подросток! А ведь это его жена, сенатор, героиня, женщина, ставшая на всю жизнь супругой рыцаря-джедая. Ну, или человека, который вскоре им станет... или погибнет.
Анакин Скайуокер сидел в своей каюте, находившейся на борту <Рейнджера>. Через несколько часов ему предстояло перебраться на корвет <Нилиан>, сопровождающий транспортные суда. Халкион останется на <Рейнджере>, чтобы возглавить атаку, в то время как Анакин будет командовать десантом. Затем тяжелые крейсеры, направляемые Халкионом, пробьют во вражеской блокаде дыру, через которую Анакин и наземные войска произведут высадку на Праеситлин. Благодаря системе идентификации, на которую не повлияло глушение связи, они знали, что по крайней мере часть флота Слайка уцелела и все еще находится на орбите Праеситлина, сражаясь с оставшимися кораблями сепаратистов.
Когда Слайка простили за то, что подбил своих подчиненных напасть на сепаратистов, и наделили полномочиями действовать по своему усмотрению, ему выдали собственный набор идентификационных кодов. Эти коды содержали всю информацию о каждом корабле его флота, включая название, класс, вооружение, комплектацию и прочее. Каждый корабль был снабжен системой <свой-чужой>, ретранслятором, который при запросе соответствующим кодом откликался присущим ему идентификационным сигналом, сообщая таким образом, что это дружественное судно, и позволяя избежать огня по своим, что в пылу сражения случалось слишком часто. Халкион был уверен, что, как только он начнет атаку, корабли Слайка присоединятся к его флоту и вместе они разобьют противника. Пока что оцепление, охватывавшее Слуис-ван, похоже, ни о чем не подозревало, но если тамошние корабли направятся сюда, чтобы принять участие в битве, ситуация может осложниться.
Место для высадки на Праеситлин уже выбрали: участок с неровным рельефом, расположенный позади высохшего речного русла и рядом с плато, где находился Межгалактический коммуникационный центр. На само плато Халкион решил не высаживаться, поскольку считал, что ожесточенный бой так близко от Центра, скорее всего, приведет к его уничтожению и гибели техников, которые, по всей видимости, стали пленниками сепаратистов.
Халкион, Анакин, их офицеры, солдаты и экипажи кораблей уже сделали все, что можно, готовясь к предстоящей битве. Теперь пришло время отдыха. Через несколько часов флот прибудет к исходной точке - сектору космоса в окрестностях Праеситлина, который их капитаны выбрали местом, где они построят свои корабли для атаки. К этому моменту вражеский флот уже будет знать, что они на подходе; их суда оказались внутри мертвой зоны, связь откуда с остальной Галактикой была некоторое время назад прервана. На самом деле, когда оборудование отключилось, Халкион как раз докладывал Совету джедаев, - верный знак, что они вступили в зону влияния противника.
Скомкав флимсипласт, Анакин сунул его в измельчитель и вынул другой лист. Джедай не испытывает ни страха, ни ненависти, ни тоски. Анакин знал, что предстоящее сражение будет выиграно и что его дивизия оправдает ожидания; Грудо много раз ему об этом говорил, а уж Грудо знает толк в армиях и командирах. В самом деле, искусству командования Анакин обучался с феноменальной быстротой, посвящая этому каждый час каждого дня, пока флот находился в полете и пока он сам бодрствовал. А во все аспекты военного менеджмента он тоже погружался с энтузиазмом. Страха Анакин не ощущал - он с нетерпением ожидал боя, предвкушая встречу с легендарным капитаном Слайком. Правота и справедливость - на их стороне, и они одержат победу. Одиноким Анакин себя тоже не чувствовал. Его дружба с Халкионом, который относился к нему, как к младшему брату, крепла с каждым днем. И Грудо - этот верный, крепкий, надежный старый родианец - все время вояжа держался рядом с ним, так что они стали неразлучными товарищами.
Анакину Скайуокеру были знакомы страх, боль, отчаяние, гнев, но все это ныне осталось позади, в другой жизни. Он снова начал писать: <Ты сейчас со мной, моя родная. Я чувствую тепло твоего дыхания на щеке, ощущаю запах твоих волос и одежд, когда ты прижимаешься ко мне всем телом. Мы вместе смотрели в лицо смерти, любимая, и одолели ее. И хотя завтра я вновь встречусь со смертью, твоя любовь со мной и будет меня поддерживать...> Некоторое время Анакин писал не прерываясь. Сколько раз в этом вояже ему хотелось применить свою немалую чувствительность, дарованную Силой, чтобы попытаться увидеть Падме. Но даже если б он смог, то, конечно, не стал бы этого делать: это было бы непростительным злоупотреблением его джедайскимии способностями, а поскольку Анакин уже нарушил присягу, женившись на Падме, он был полон решимости больше не потакать своим желаниям. И все же, пока он писал, стены его спартанской каюты словно бы растаяли и он вновь воссоединился со своей ненаглядной Падме на Набу, у замечательно красивого озера, где они освятили свои клятвы в вечной любви.
Когда Анакин закончил писать, в его горле стоял ком. Он перечитал письмо. Разобрать его почерк было непросто, но подобное нельзя было доверить электронной среде, где письмо мог прочитать посторонний. Это было предельно личным и останется таковым. Покачав головой, Анакин улыбнулся. <Не могу поверить, что это написал я>. Он смахнул слезу, проступившую в углу глаза, затем моргнул и огляделся. Что ж, вот они снова тут, стальные перегородки его крохотной каюты. Мягкая пульсация двигателей <Рейнджера>, проникая сквозь палубные плиты, согревала подошвы его ступней. Реальность.
Анакин несколько раз аккуратно сложил лист флимсипласта, затем плотно его запечатал. С обеих сторон написал: <Сенатору Падме, лично> - и положил внутрь своего плаща. Перед тем как отправиться в бой, он оставит письмо и прочие свои личные вещи на попечении капитана <Нилиана>, чтобы в случае его смерти оно было доставлено адресату.
Улегшись на койку, Анакин закрыл глаза, но сейчас ему было не до сна. Халкион разрешил ему вместо эль-челнока взять на <Нилиан> модернизированный истребитель. Что ж, если Падме для него недоступна, следующие несколько часов можно провести, налаживая летательный аппарат.
* * *
Военный флот никогда не спит. Члены корабельных экипажей могут спать, когда не находятся на дежурстве, но военный флот всегда бодрствует, всегда настороже, а накануне сражения солдаты спят посменно на своих боевых постах. Военный флот пребывает в постоянном напряжении, а его суда и их экипажи подобны частям громадного существа, хищного зверя, готового прыгнуть на добычу, которую он выследил сквозь космические пространства. Но в данном случае добыча могла дать отпор. Возможно, даже бойцы-клоны ощущали это напряжение - не то чтобы оно всерьез влияло на состояние их психики, - и Грудо тоже его чувствовал. Для мастера-джедая Халкиона это ощущение было знакомым и бодрящим, но не настолько, чтобы из-за него терять сон.
Халкион провел последнее совещание с капитанами, и они отбыли к своим кораблям. Все было готово. Теперь оставалось ждать.
Очнувшись после недолгого сна, Халкион сел к столу и написал: <Мои дорогие Сцерра и Вейлин...> Это было лишь последнее в серии писем, которые он написал жене и сыну, чтобы их доставили им, если он погибнет... хотя надеялся вручить письма сам, когда этот поход закончится. Халкион писал от руки, чтоб уберечь от любопытных глаз и сохранить в тайне - хотя бы на время - нарушение джедайской присяги. Закончив писать, он сложил письмо, затем запечатал и добавил к пакету, где подобных писем уже скопилось несколько дюжин. Мысли о жене и сыне согревали его, но сейчас Халкион старался о них не думать. Разлуку с ними он сносил так долю, что боль уже притупилась, ощущаясь лишь в самой глубине. А от таких мыслей мало проку.
