Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том III
Фигура воина в доспехах, который салютовал мечом, поднятым к забралу, своей манерой немало походила на самого игрока.
Когда Фулгрим убрал руку от гражданина, Феррус насмешливо фыркнул.
— Меня так просто не спровоцируешь.
Фулгрим поджал тонкие змеиные губы, но, поразмыслив над словами брата, удержался от очевидного выпада. Вместо него он вернулся к прошлому вопросу:
— Ты так и не ответил. Император или тетрарх?
Феррус, поглощенный игрой, улыбнулся.
Приятно видеть его в таком расслабленном состоянии.
Фулгрим внимательно посмотрел на него.
Угловатые скулы. Линии тяжелых бровей, морщины над ними, подобные разломам в скале лица. Массивная челюсть, покрытая темной щетиной. Мощная шея. Уши как у боксера: уродливые, небольшие, неправильной формы. Немного неестественный цвет лица из-за долгих часов в кузнице. Пронзительный, всегда оценивающий взгляд. И каждый волос, каждый крепкий зуб, каждая морщинка и каждый шрам…
— Судьба слепца — это стратегия, больше подходящая для игр против новичков, брат, — произнес Феррус своим характерным мощным баритоном. И опять передвинул тетрарха.
— Новичков или самонадеянных педантов… — пробормотал Фулгрим.
— И кто же я?
И тот и другой. Ни тот ни другой.
— Давай посмотрим.
Фулгрим подвел своего дивинитарха к безликому Гражданину, и Феррус был вынужден раскрыть его.
— Крепость, брат? Как интересно.
— Неужели?
— Вот только каждый раз, как мы играем, ты предпочитаешь атакующую стратегию.
Поглощенный игрой, Феррус проигнорировал его слова и передвинул крепость вглубь доски, к центральному кольцу.
— Какая агрессия, — одобрительно закивал Фулгрим и сделал свой ход.
Тратя на обдумывание ходов все меньше и меньше времени, Феррус выбил из игры экклезиарха, только что выставленного вперед Фулгримом, и на его лице вспыхнуло предвкушение грядущего триумфа.
Фулгрим забарабанил тонкими пальцами по краю стола. Потеря экклезиарха, очевидно, расстраивала его планы. Секунды шли, а он бездействовал.
— Знаешь, почему игра называется «регицид»? — спросил он, поглаживая костяную башенку своей белой императрицы — сильнейшей, но безвластной.
— Мне все равно, — резко ответил Феррус. — Хватит тянуть время, ходи.
— Терпение, брат, — упрекнул его Фулгрим. — Неужели со времен Народной прошло так много времени, что ты разучился быть терпеливым?
Феррус, судя по его виду, опять готов был сорваться, однако он расслабился и примирительно поднял руки в латных перчатках. И вновь Фулгрим обратил на них внимание и был вынужден сдерживать гневный тик под правым глазом. В холодном воздухе послышалось тихое шипение.
— Что это было? — отреагировал Феррус на звук.
— Ничего. Просто протоколы атмосферной циркуляции.
Впервые с начала игры Фулгрим перевел взгляд со стола на тьму за ним. Он предпочитал такое освещение — особенно во время игры, — поскольку оно помогало сосредоточиться. Тусклый свет лампы заливал столик и игроков болезненно-желтым. За пределами слабого ореола виднелись чьи-то тени, наблюдавшие за ходом войны. Они не двигались, поглощенные игрой, которая достигла кульминационного момента.
— Смерть монарха, — ответил Феррус, возвращая внимание Фулгрима к себе. — Вот что это значит.
— Оно также означает смерть императора, — добавил Фениксиец, взяв себя в руки и передвинув императрицу. — Более того, справедливую и законную казнь вышеупомянутого монарха после суда. — Он облизнул губы, и шорох воздушной циркуляции ненадолго усилился. — Интригующая идея, правда?
— Возможно, — сказал Феррус, возвращаясь к доске.
Ловушка захлопывалась; по напряженному выражению его лица было видно, что он это понимает. Однако оно также показывало, что он лишь знает о ее существовании — но не видит, где она скрыта.
Все еще так слеп…
Передвинув императрицу, Фулгрим оставил императора без защиты.
— Да, продолжил он. — Интригующая допущением, что над императором могут властвовать те же законы и правила, которые сковывают обычных людей. Что подобному существу можно причинить вред, и это будет считаться справедливым и законным.
— Думаешь, так быть не должно?
— Я думаю, это подразумевает, что лидер или даже отец может иметь изъяны.
— У всех людей есть изъяны — они и делают их людьми. А способность разглядеть изъян в себе и исправить — признак людей великих. Такой самоанализ свойственен лишь хорошим лидерам.
«Какая ирония», — хотел сказать Фулгрим, но вместо этого заметил:
— И кто теперь тянет время, брат? — сознательно использовав против Ферруса его собственное обвинение в надежде получить психологическое преимущество.
— Я не тяну время. — В Горгоне вновь начал разгораться гнев, судя по тому, как он сжимал и разжимал кулаки.
— Так действуй.
— Ты торопишь меня в надежде, что я ошибусь.
Тебя незачем подстрекать, дорогой брат.
Закованная в латную перчатку рука Ферруса замерла над тетрархом. Один угловой ход — и он убьет аналогичную фигуру в армии Фулгрима. Такой ход назывался «Мечелом», и в данной версии регицида превращал победившего тетрарха в примарха — фигуру куда более маневренную и, следовательно, мощную.
— Ты что-то скрываешь, — сказал он, все еще колеблясь.
— А ты ведешь себя совсем не так, как должен, брат, — прорычал Фулгрим, оскалившись.
Феррус, казалось, не обратил внимания. Он не сводил глаз с доски и терзался сомнениями.
— Следует ли мне убить его?
Сколько раз я задавал себя этот же вопрос?
После этого хода Феррус должен будет выдержать пока неизвестную атаку Фулгрима, но теперь уже с еще одним примархом в армии. Он внимательно осмотрел доску, но признаков опасности не нашел.
— Ничего у тебя нет… — с улыбкой пробормотал он. — Ты, как обычно, четкой стратегии предпочитаешь уловки.
— Так покажи мне свою, — предложил Фулгрим. — Но сначала ответь на мой вопрос. Ты тетрарх или император?
Феррус взглянул на него воинственно и вызывающе.
— Никто не может быть Императором, кроме самого Императора, — объявил он и, выдвинув своего тетрарха вперед, взял им противостоящую фигуру и заменил его примархом. — Во время игры я ассоциирую себя с тетрархом.
Вот он — брат, которого я знаю.
— Не притязающим на власть, живущим только чтоб служить, — сказал Фулгрим.
— Именно так.
— А теперь ты примарх.
— И опять — да. Твой ход, брат.
— Открывший свое истинное лицо.
— Разве это недостойно? — спросил Феррус, но не сумел скрыть гордость.
— Вовсе нет. Ты слишком прямодушен для притворства, дорогой брат.
Это было ошибкой. Фулгрим не собирался произносить эти слова вслух. Возможно, он не так хорошо контролировал ситуацию — и себя, — как думал?
Феррус раздраженно нахмурился.
— Это еще что значит?
Произнесенные слова не взять обратно, потому Фулгрим не стал отступать. Он указал раскрытой ладонью на доску с идущей игрой. Сделав последний ход, Фениксиец ответил с едва слышной печалью в голосе:
— Что ты не способен увидеть правду, когда она прямо перед тобой.
Гражданин, вставший рядом с новым примархом Ферруса в сделанном только что ходе, оказался экклезиархом. Оба дивинитарха Фулгрима и его второй экклезиарх тоже находились рядом. Они не могли одолеть примарха, ибо его правила хода и их относительное расположение такой возможности не давали. Но они могли сделать кое-что другое.
Феррус округлил глаза, заметив наконец ловушку.
— Не успел, — тихо сказал он. — Не успел…
Да, ни он, ни ты. И оказался слишком слаб…
Фулгрим на мгновение замер, не уверенный, откуда взялась эта мысль, но быстро пришел в себя.
— Это, — сказал он, постучав по груди в том месте, где колотилось сердце, — тебя и погубило. Ты слишком опрометчив, слишком горяч. Ты жертва своего гнева и своей самонадеянности. Как ты можешь быть столь нетерпелив, Феррус? Ты говоришь про изъяны, про качества великих людей. Но разве мы не велики? И не должны ли в таком случае видеть присущие нам недостатки? Ты их видишь?
У Ферруса не было ответа. Он лишь молча глядел него, ничего не понимая.
Вторая ошибка.
Фулгрим кипел от недовольства, но уже не мог остановиться.
— Брат, почему ты меня не послушал? — спросил он. — Такие крепкие узы сковали нас после Народной. Ты был Разящим огнем, а я был Сокрушителем наковален. Во что теперь превратились эти благородные орудия и идеалы, которые мы преследовали, создавая их?
Феррус поднял взгляд от стола; его сердце словно сжала ледяная рука.
— Гамбит предателя? — спросил он — не потому, что не узнал стратегию, а так как не мог поверить, что Фулгрим использовал ее против него.
Гнев. Его сидящий перед Фулгримом Феррус понимал.
![Василий Головачев - Ультиматум [сборник]](/uploads/posts/books/103752/103752.jpg)