Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы
– Вот-вот. В твои годы люди уже десятилетних сыновей имеют.
– И я одного десятилетнего имею. Неплохой парень, только я, хоть убей, не помню, кто его мать и где она. Лофт, кажется, знает, он ей вроде приданое какое-то давал… Лофт – это наш управитель.
– Так в чем же дело? – Ингитора не смутилась, понимая, что речь идет о сыне рабыни или вроде того. – При такой-то доблести, – она кивнула на его руку, украшенную тяжелым золотым браслетом, – свадебные дары собрать нетрудно. Хоть для дочери эриннского рига!
– Я уладок не люблю! – глухо, с внешним равнодушием и каким-то тайным ожесточением ответил он, ворочая палкой угли в костре.
– Почему? – Ингитора даже удивилась, поскольку стройные, золотоволосые и румяные пленницы с уладских и эриннских островов везде ценились дороже прочих.
– Да вот почему! – Бросив палку, Аск подвинулся к ней, откинул волосы с плеча и отвернул голову. – Смотри!
Ингитора вгляделась и обнаружила еще один шрам, прежде ею не замеченный – тонкий, короткий, ниже впадины за краем челюсти, в жуткой близости от самой важной шейной вены…
– Что это? – подавляя дрожь, спросила она.
– А это меня одна красотка зарезать пыталась! – якобы небрежно, но с тем же тайным ожесточением ответил он. – Дочь рига, между прочим. Прямо в постели – йомфру мне простит такие низменные подробности! – причем она легла туда, клянусь Фрейром, совершенно добровольно. С тех пор я не могу заснуть рядом с уладкой. А когда не доверяешь – все уже не то…
– Но почему? – Ингитора понимала, что ему неприятно об этом говорить, но не могла прогнать холодного ужаса при мысли, что он мог не дожить до встречи с ней. – Что ты ей сделал?
– Да ничего! Я воевал тогда с ее братом, но она, понимаешь, занимала такое положение, что ее это и не касалось. Я ее даже в плен не брал, и она могла покинуть меня, когда угодно. Вместо этого она предпочла «привязать свой бок к моему боку», у них так выражаются о вечной любви. А отказаться для мужчины у них считается позором… у нас, правда, тоже. Ну, ты мне скажи, ты могла бы обольщать своего врага, чтобы зарезать во сне?
По всему его раздраженному виду было ясно, что тот давний случай нанес ему жестокую обиду: он не столько испугался, сколько именно обиделся за саму любовь, великий дар богини Фрейи, оскорбленную предательством и преступлением. И Ингитора целиком разделяла это чувство.
– Никогда! – с искренним ужасом воскликнула она, даже не вспомнив сейчас, какие враги у нее были. Стихи – то же оружие, но втереться в доверие и обещать любовь, чтобы обмануть и убить – это подло!
– А еще одна, тоже очень знатных кровей, под это же дело зазвала меня к себе в спальню, а ночью ворвался брат ее матери с дружиной. А я все оружие в гостевом доме оставил, у них там порядок такой.
– И что было?
– Было… – Он хмыкнул, покусывая тонкую веточку, и Ингитора не поняла, гордится он тем случаем или стыдится его. – Было такое, что я гораздо охотнее со стороны бы посмотрел. Один фьялленландский «ясень битвы», совершенно голый, безоружный и порядком вымотанный – и три десятка уладов, в кольчугах и при оружии. Забавное зрелище, со смеху помрешь.
Он медленно усмехнулся, отрешенно глядя в темнеющий лес, и видно было, что поводов для гордости он видит тут все же больше, чем для стыда.
– И что же? – Ингитора пересела ближе к нему и даже положила пальцы на его предплечье, но опомнилась и убрала руку.
– Короче, я оторвал столб с лежанки и этим столбом… сколько-то черепов и прочих конечностей повредил. В том числе и самому подлецу-дяде, доблестному маормору Дагомарху.
– Его так звали?
– Маормор – это хёвдинг по-нашему. Слава Тору, у них спальни там в богатых домах просторные, не то что наши клетушки, есть где развернуться. А у меня тогда еще волосы были почти до локтей – потом надоели, отрезал – морской великан, да и только. В общем, не каждый день такое увидишь. А против удара дубовым столбом, как оказалось, ни доблесть, ни золоченый шлем не спасает. Ну, а без вождя фении немного поостыли и призадумались: может, не стоит нарываться?
– Кто? – Ингитора с трудом удерживала какой-то беспокойный смех от этого деланно-небрежного рассказа, хотя понимала, что ему тогда было совсем не до смеха.
– Фении. Ну, хирдманы по-нашему. Только они не хозяину служат, а в лесу живут.
– А она?
– Она потом клялась, что не знала. Но я ей не поверил. Меня вообще не очень-то обманешь.
– И что ты с ней сделал? – отчасти грустно спросила Ингитора, не зная, можно ли ее нежелание назвать себя приравнять к обману.
Аск посмотрел на нее долгим, задумчивым, тяжеловатым взглядом, потом мотнул головой:
– Не скажу. Боюсь слишком упасть в твоем мнении. – Он пытался улыбаться, но острый, напряженный взгляд выдавал, что он вовсе не шутит. – Нет, я ее не убил, конечно, хотя зол был по-страшному. Но после того сомневаюсь, чтобы ее кто-нибудь замуж взял. Должен же я был им всем доказать, что не так уж и вымотался, как они надеялись! Может, сейчас я и не стал бы… А тогда я был года на два помоложе и никак не мог согласиться, чтобы из меня дурака делали. Не хотелось, чтобы потом прозвали Столбом Лежанки или вроде того.
– Но ведь не прозвали же? – полуутвердительно произнесла Ингитора, потому что такого прозвища никогда не слышала.
Весь этот рассказ находил какой-то странный отклик в памяти, как нечто очень знакомое или подходящее к знакомому, но этой диковатой истории она явно ни от кого не слышала! Такого она бы не забыла!
– У меня тогда уже имелось прозвище. Более подходящее.
– И весьма известное, – со сдержанной уверенностью дополнила Ингитора.
– Что мое, то мое, – спокойно согласился он.
– Я уверена, что я тебя знаю! – вдруг вырвалось у нее под влиянием этих смутных то ли воспоминаний, то ли предчувствий.
– И я уверен, – так же спокойно согласился он, потому что знал, что в Морском Пути его знают все. – Ну, что, будешь ждать, пока сама догадаешься? Или уже догадалась?
– Нет! – поспешно ответила Ингитора, словно спешила убедить и себя заодно. Никаких определенных мыслей у нее не было, но казалось совершенно невероятным, чтобы она, при ее неплохой осведомленности в делах Морского Пути, никогда не слышала о таком заметном человеке.
– Тебе так забавнее?
– Да, – твердо ответила Ингитора, хотя на лице ее отражалось скорее отчаяние, чем веселье.
Чем дальше, тем меньше ей хотелось называть свое имя. Перед Аском, при всем том, что он о себе рассказывал и что делал, она испытывала диковинную смесь ужаса и восторга. А он, скорее всего, тоже о ней слышал. Так пусть он узнает об этом попозже!
– Так что с ней стало? – поспешно спросила она, торопясь уйти от его слишком проницательного взгляда и пытаясь предупредить вопрос: «А может, и я тебя знаю?», который буквально видела у него на губах.
– Когда я уплывал, она со мной просилась. Но я ее не взял. Мне такая змея в доме не нужна. Кому я не верю, тот для меня умер. Имеешь что-нибудь против меня – так и скажи. А подлость и женщин не красит.
Приободрившись немного, Ингитора посмотрела на него с тайной гордостью: она со своими врагами сражалась открыто, и ей было приятно, что Аск, с его достаточно суровым понятием о честном и нечестном, сам того не зная, одобрил ее образ действий.
– А волосы зачем обрезал? – тихо задала она вопрос. «До локтей» волосы носят люди очень знатного рода.
– Возни много! – небрежно ответил он, ничуть не ценя своего почетного права. – Не каждый день ведь найдешь такую красавицу, чтобы их расчесывала! – он с намеком улыбнулся ей. – Такую, чтобы « ее чарующий голубой взор был подобен капле меда на верхушке садового деревца, как перья лебедя и пух камыша, был цвет ее блистающей груди…» [12]
С этими странным словами он вдруг потянулся к ней, склонил голову и коснулся губами ее груди в разрезе рубашки. Сам запах его кожи и волос наполнял ее томительным блаженством, и она невольно вдыхала этот дурман, не в силах отстраниться; проникновенно пониженный теплый голос обволакивал ее, как тепло от костра, завораживал, подчинял и казался несомненным колдовством, а Ингитора еще не успела перестроиться от сопереживаний его приключениям к обороне!
– Превыше всякой девушки красою облика, превосходнее всех женщин Эрина… Ее гладкая полная грудь была как чистейший снег на земле…
– Что это такое? – Наконец опомнившись, Ингитора отшатнулась от теплого дыхания губ, щекотавших ее грудь, вывернулась из-под руки, ловко обвившей ее сзади, и оттолкнула его голову. – Что это ты несешь?
– Это у них, у уладов, такая песня есть, или сказание, не помню! – Он весело глянул на нее. – Про какую-то красавицу, я столько уладских слов не знаю, а у меня там есть один парень, он мне перевел. Я запомнил. Очень нравится, просто мечта. И просто как про тебя.
