Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том III
Сила опьяняла. Ни один боевой наркотик, ни одна стимулирующая сыворотка не могла наполнить связки мускулов такой энергией. Зарьен начал сдирать доспехи, больше в них не нуждаясь. Куски керамита отваливались, уступая место хитиновым гребням.
Шарак пытался оттолкнуть боль, сконцентрироваться, успокоить бьющиеся сердца. Контроль. Контроль. Контроль. Это просто боль. Она не убьёт. Она подчинится. Она…
Жгла. Жгла сильнее мучений всех былых Единений. Жгла не просто плоть, а самую суть, прожигала сквозь кости нечто более глубокое, истинное и бесконечно более уязвимое.
Вот тебе урок, — раздался голос. — Не любую боль можно контролировать.
Шарак обернулся и закричал сквозь рот, забившийся зубами-иглами. Челюсти едва ему повиновались. Голос сорвался, затих и сменился чужим смехом.
И не всех врагов можно победить.
Страх — первый страх в жизни — адреналиновым потоком пронёсся по телу.
Эрекан Юрик, капитан отделения Вайтанских Налётчиков. Лазерные разряды проносятся мимо, ионизируют вдыхаемый воздух и оставляют горелые пятна на доспехе. Он не обращает внимания на случайные лучи и стреляет в ответ, болтер содрогается в руке. Турбины позади тяжелы, изломаны. Они больше не дышат пламенем, а дрожат и выпускают дым, истекая прометием.
У ног Юрика брат Жорон одновременно проклинает и благодарит его. Капитан держит его за прыжковый ранец и метр за метром тащит по рампе десантно-штурмового корабля. Оба оставляют на зубчатом металле змеиный шлейф жидкости: кровь течёт из оторванных ног Жорона, масло и топливо капают с Юрика, пустые гильзы с лязгом падают на рампу. В грузовом отсеке корабля среди наспех загруженных контейнеров летят братья.
— Шерсан, — говорит он в вокс, — взлетаем.
— Да, капитан, — раздаётся ответ, размытый треском помех. На миг Юрик улыбается, пусть в него и стреляют. Капитан. Отзвук тех времён, когда у легиона ещё была структура, времён, когда Сынов Хоруса не травили как собак те, кого они подвели.
Вздрогнув, рампа начинает медленно подниматься. Ударный корабль взлетает в облаке выхлопных газов и кружащей пыли. Юрик отпускает Жорона, отбрасывает пустой болтер на палубу и бежит.
— Нет, — молит поверженный брат, шипя от боли. — Эрекан. Не делай этого.
Юрик не отвечает. Он спрыгивает с поднимающейся рампы и с грохотом падает на скалистую землю, круша камни под сапогами. В руках капитана жужжат оба оружия, оживая: по серебристому лезвию секиры танцуют молнии, плазменный пистолет вздрагивает, когда на стволе нагреваются катушки. Давление выбрасывает газ из стабилизаторов. Он хочет стрелять. Юрик знает свой пистолет, знает, что ему по душе. Стрелять.
Люди мчатся в атаку. Он встречает их в сердце пылающей крепости, пока позади эвакуационные корабли взмывают в серое небо. Первая — женщина, чьё лицо исполосовано свежими шрамами, взывающая к богам, которых едва понимает. Следом бегут двое мужчин, вооружённые кусками металла, их увечья отличны лишь расположением, но не целью. Толпа бежит за вожаками, крича и завывая, люди убивают друг друга, чтобы добраться до космодесантника. Вера даёт им отвагу, но фанатичность лишает самосохранения.
Юрик вырезает их, храня разряд плазмы для тех, кто неизбежно придёт потом. Не останавливаясь, он пробивается через толпу, размахивая топором. Кровь забрызгивает глаза и шипит, сгорая на энергетическом клинке. Их жизни не важны.
— Кахотеп, — шепчет он имя сквозь вокс-решётку шлема. — Сразись со мной.
Ответ — психический импульс далёкого веселья.
+ И зачем же? +
Юрик пробивает ногой грудь последнего культиста и бежит дальше прежде, чем падает тело. Новая тень омрачает небо — над головой проносится ударный корабль, а затем с грохотом двигателей исчезает в буре. Словно жалея павшую крепость, начинается ливень. Но огни не гаснут.
— Кто ещё на земле? — спрашивает в воксе Юрик, тяжело дыша.
Руны имён и импульсы опознания мерцают на ретинальном дисплее, в ушах звенит хор голосов. Не пройдёт и часа, как крепость падёт, а половина его воинов ещё среди разбитых стен.
Он бежит по двору к одному из уцелевших зданий, перескакивая через тела мёртвых братьев в зелёных доспехах. Все защитные турели умолкли, их разбили, как и стены. Ударные корабли Тысячи Сынов, тёмные тени в буре, парят над разбитыми пластальными укреплениями. Танки ползут через бреши в баррикадах крепости. За ними идут фаланги ходячих мертвецов, направляемые незримыми руками.
— Кахотеп, — повторяет он. — Где ты?
+ Ближе, чем ты думаешь, Юрик. +
Ещё одна тень омрачает небо — хищный корабль цвета старого индиго и потёртого золота не постыдно бежит, но триумфально садится. Юрик бросается в слабое укрытие за упавшей стеной, глазами активируя ретинальные руны шлема.
— Мне нужна противотанковая поддержка на южном дворе. Что-нибудь осталось?
Ответ не радует, но, по крайней мере, больше братьев спасутся. Важно лишь это.
Корабль Тысячи Сынов опаляет воздух жаром двигателей, зависнув над двориком. Прожекторы рассекают тьму, шарят по осквернённой земле.
+ Куда ты ушёл, Сын Хоруса? Я-то думал ты хочешь сразиться. Я ошибался? +
Гидравлические когти корабля впиваются в землю, сминая тела. Двигатели затихают, и за кабиной начинает опускаться рампа, пасть готовиться изрыгнуть воинов.
Юрик смотрит, как маршируют рубрикаторы. Его перекрестье прицела мечется между врагами, давая несогласованные жизненные показатели, которые предполагают всё и не означают ничего. Они живы или мертвы? Может, и то, и другое, а может, и ничто из этого.
— Вайтанцы, ко мне.
Три руны вспыхивают в ответ. Достаточно. Этого хватит.
Он пытается включить прыжковый ранец, но в ответ турбины лишь дрожат и сыплют искры. Эрекан спешился, и теперь придётся действовать обычным образом. Без препятствий трёх секунд хватит, чтоб сократить дистанцию. Если попадут не раз, что вероятнее, то четыре или пять.
Тайрен обрушивается с неба на фалангу ходячих мертвецов. Запылённый керамит ломается от удара, и два автоматона в сине-золотых доспехах Тысячи Сынов беззвучно падают в грязь.
Юрик начинает бежать, едва приземляется Тайрен. При всех своих недостатках, которых накопилось достаточно, он не трус. Болтеры рубрикаторов рявкают на капитана, едва тот появляется в поле зрения. Хотя смерть и лишила их независимости, Тысяча Сынов умеет стрелять. Каждый взрыв сотрясает тело, выбивая осколки керамита, и Юрик шатается, проклиная потерю полёта. Указатели температуры тревожно мерцают, когда голубое колдовское пламя охватывает доспехи.
Он убивает первого, отрубив стилизованный шлем. Из шеи вырывается тонкое облако праха, запах гробницы, которую не стоило открывать. Раздаётся слабый, облегчённый вздох. Юрик не смотрит, как падает безголовое тело; он уже бежит дальше, замахиваясь топором.
Тайрен бьётся сразу с двумя и легко отбивает их тяжёлые, выверенные удары. Юрик уже рядом с братом, когда вой барахлящих двигателей возвещает прибытие Раксика и Нарадара. Оба падают среди строя Тысячи Сынов, цепные мечи визжат, рявкают болт-пистолеты.
Юрик вновь шатается и падает на колено. Топор валится из рук. Негасимое колдовское пламя омывает броню, растворяет керамит и жжёт мягкие сочленения.
— Жорон! — зовёт один из налётчиков. Даже сквозь боль в сочленениях Юрик пытается сказать им, что эвакуированный в Монумент аптекарий уже далеко.
Он чувствует на языке собственную едкую слюну и слышит в голове голос чернокнижника.
+ Вот так умирает легион. +
В космосе беззвучно плывёт корабль, реактор застыл, двигатели умерли. Из спины растут шипы крепостей и шпилей, тысячи бессильных орудий уставились в пустоту. Он одиноко дрейфует в сердце астероидного поля, случайные удары оставляют на броне неровную сеть шрамов.
Когда-то корабль возглавлял армаду империи человечества и был кровожадным герольдом просвещённой власти. Его имя разносилось по всей галактике, однажды он парил в небесах Терры, разоряя колыбель людей. Теперь же корабль брошен в аду, скрыт от жадных глаз.
Его дух съежился в деактивированном реакторе, в исполинской туше осталась лишь йота разума и жизни. Эта душа, такая же настоящая, как у людей, пусть и искусственная, дремлет в бескрайней пустоте. Она жаждет пробуждения, но не надеется, что оно когда-нибудь произойдёт. Сыны корабля бежали с палуб, оставив его замерзать и покрываться кристаллами льда так далеко от солнца, что звёзды кажутся лишь искрами в ночи.
Он видит сны воинов: сны об огне, боли, текущей по стали крови и грохоте великих орудий. Кораблю снятся сны о Многих, что некогда жили внутри, и забранном ими с собой тепле.
Снятся времена, когда он передавал своё имя меньшим братьям и кричал «Мстительный дух!», когда калечил и убивал врагов.
![Василий Головачев - Ультиматум [сборник]](/uploads/posts/books/103752/103752.jpg)